Недавно, например, пресса пережевывала противоречивые сообщения то ли об отъезде Кристины Орбакайте на ПМЖ в Америку, то ли об отсутствии у нее подобных намерений. Однако у рядовых людей, об эмиграции которых СМИ молчат, проблемы и возможности совсем другие, чем у звезд эстрады, имеющих недвижимость в Майами и Нью-Йорке. Когда наши соотечественники рубят канат и отправляются за бугор, им чаще всего приходится долго и тяжело трудиться, прежде чем у них появится в чужой стране недвижимость или какой-то капитал. Бывает, и очень часто, что от трудов праведных на чужбине не построишь палат каменных, — материальный достаток имеет тенденцию появляться не в первом поколении эмиграции, а во втором и последующих. А если в первом — то, как правило, у тех, кто приехал на новое место ребенком, вырос здесь и неотличим от тех, кто здесь родился.
Насколько потенциальные эмигранты имеют представление о трудностях, ожидающих их на новом месте? Понятие «чужбина» вобрало в себя много чужого — чужой язык, чужие обычаи, традиции, привычки, понятия, образ мышления, манера одеваться... Осознают ли отбывающие в другую действительность, что им, сложившимся взрослым людям, предстоит жестокая ломка и трудное приспособление к новой жизни? Понимают ли, что в другой стране никто не ждет их с распростертыми объятиями (гении науки, спорта, искусства — не в счет)?
Трудно сказать. Достоверных социологических исследований на этот счет нет: российские ВЦИОМы и «Левада-центры» зарубежную диаспору не изучают, а у самой диаспоры кишка тонка содержать учреждения такого плана. Ведь, несмотря на появляющиеся в Интернете многомиллионные оценки численности Русской Америки, в реальности она насчитывает не более двух миллионов человек — по крайней мере, на это указывают данные американских переписей населения. Да и эти цифры весьма условны: по каким критериям считать людей «русскими»? По главному языку, которым они пользуются дома? Тут есть масса вариантов, во многих семьях параллельно пользуются двумя языками — а в переписи надо указать только один. Или по этническому происхождению? А как насчет людей смешанного происхождения?
Кто-то захочет заявить в ходе переписи о своей (пусть даже частичной) «русскости», а кто-то — нет. Если раньше «русскость» вызывала у американцев ассоциации с великой русской культурой и наукой (Толстой, Чайковский, Менделеев и т.д.), то сейчас — все больше с хакерами, отравителями, отмывателями грязных денег и прочими несимпатичными персонажами. Кто-то, может, и не захотеть ассоциироваться с ними. По крайней мере, русскоязычные взрослые дети моих знакомых из Киева, живущих под Нью-Йорком, называют себя «украино-американцами», а не «русскими американцами». В другой семье, живущей в Чикаго, где муж — литовец, а жена — русская, родители общаются с детьми в основном по-русски (потому что этот язык «может пригодиться в жизни»), но числят себя исключительно «литовскими американцами».
Многое изменилось в картине эмиграции за постсоветские годы. Двадцать лет назад, когда еще не иссяк, но уже стал ослабевать приток в Америку иммигрантов из бывшего СССР, было проведено первое и последнее профессиональное исследование аудитории русскоязычного телевидения в США. Ее потенциальную численность, до которой тогда было еще далеко, оценили в 150 тыс. человек (из примерно 2,5-миллионной русскоязычной диаспоры, в которую тогда включили и выходцев из других республик СССР, не только России). Не думаю, что с тех пор достигли этой цифры все вместе взятые русскоязычные каналы, которые вещают в США на русском языке. Их аудитория — в основном пожилые люди, молодежь телевидение не смотрит, и тем более — русское. Зачем? Если захотят посмотреть что-то, всегда можно найти это в Интернете.
Стариков из бывшего Союза в Америке становится меньше. Они массово приезжали сюда в конце 80-х — начале 90-х, когда жизнь в СССР была не просто плохой, а невыносимой. А в Штатах была программа приема беженцев (определенных категорий) из СССР, хотя очень многих из них вполне уместно поставить в кавычки: можно ли считать «беженцем» человека, который, живя в Москве или Питере, не спеша оформляет себе статус беженца, потом ждет еще год (надо продать квартиру, уладить прочие дела) и лишь потом отбывает на зарубежное ПМЖ? Тем не менее в Штатах этих людей ждали льготы и пособия, бесплатная медицина и другие подарки судьбы, которые — парадокс! — не полагались настоящим беженцам. Тем, кто бежал, бросив все, и если удавалось добраться до Америки, там подавал запрос на политическое убежище.
Но даже переезд на все готовое — это все равно тяжелейшая метаморфоза, на которую люди, как правило, решаются лишь в самых отчаянных обстоятельствах. «Если уж совсем припрет, то человек начинает искать возможности уехать из своей страны. А пока хоть как-то есть возможность жить в привычной атмосфере, где все родное, — кто же захочет ломать свою жизнь? Тем более, когда большая часть жизни уже прожита?» — говорит бывший москвич Наум. Он приехал на ПМЖ в Америку с женой, дочерью, зятем и внуком в 1991 году. Дочери и зятю пришлось переучиваться на риелтора и программиста (в России оба работали инженерами), много сил было положено и на освоение английского языка — с плохим английским тебе светит только плохая работа, грязная, тяжелая и низкооплачиваемая.
Несколько моих знакомых, которые на момент распада СССР работали за рубежом, стали «невозвращенцами». Это не было «колбасной эмиграцией» — уезжали от отчаяния и страха за детей.
Но времена меняются, в нулевые жизнь в России уже становилась на что-то похожей, и поток отъезжающих резко сократился. Образовался даже встречный поток (правда, в виде тонкой струйки) — кое-кто стал возвращаться обратно. Не исключено, что возвращалось бы больше, если бы было куда: большинство «отваливших» в 80-е и 90-е сжигали мосты, ведущие обратно, — они не могли себе представить, что когда-нибудь Россия станет страной, пригодной для жизни.
Впрочем, так было всегда: люди не верят в маловероятные сценарии до тех пор, пока они не становятся реальностью. После Октябрьского переворота 1917 года мыслящая часть российской нации не допускала мысли, что большевистская кровавая охлократия может долго продержаться. В Германии 1920-х тоже не верили до поры до времени, что страной будут править нацисты. Мы в позднем Советском Союзе до последнего не верили, что СССР когда-либо распадется. Американцы не верили до последнего момента, что президентом может стать такая абсурдная фигура, как Трамп. Брюссельские бюрократы не допускали, что одна из ведущих стран ЕС — Великобритания — выйдет из этого объединения.
Но вернемся в Русскую Америку. Кто-то хочет из нее убежать: так, некая Алла в 2014 году просила о помощи через Интернет: «Девочки, помогите! Я в полном тупике. Ситуация сложная, не могу найти выход... Я сейчас нахожусь в США с мужем и ребенком. Живем в деревне на севере США. Муж работает, я сижу дома с двухлетним сыном. Муж привязан работой к этому глухому месту...» Жить в Америке в «глухом месте» — это похлеще, чем жить в российской глуши: градус идиотизма и безысходности повыше будет.
В онлайновой газете «Дни.Ру» блогер Игорь Болошин пишет о мотивах «возвращенцев», с которыми он беседовал. Их гонят из США обратно домой гипертрофированная политкорректность, отсутствие дружбы в нашем понимании, недоступность медицины (медицинская страховка стоит дорого, а всеобщего государственного медицинского страхования в США нет), куцые трудовые права — уволить могут на раз-два, отпуска короткие, декретных отпусков нет вообще (только если хозяин расщедрится), дороговизна образования, плохое качество продуктов питания, обилие на улицах бездомных и психопатов, порой очень опасных, которых не изолируют от общества (почти все психиатрические больницы позакрывали в 70-е и 80-е годы).
А что влечет россиян в Америку? Сейчас по большей части уезжают молодые, и среди причин, которые они называют в интернет-форумах и блогах, мы видим такие, как: шансы лучше реализовать свой потенциал; возможность получить более высокий уровень материального благосостояния; реальная, а не «управляемая» демократия, возможность гражданского участия в политической и общественной жизни; широкие возможности ведения собственного бизнеса без страха, что завтра «наедут» и «отожмут»; уважение к человеческой личности; отсутствие ксенофобии, легкая (по сравнению с Европой и Россией) интеграция в общества иммигрантов; лучшее будущее для детей; лучшие перспективы на старость.
Сделаем, конечно, поправку на «хорошо там, где нас нет». Но неудовлетворенность молодежи жизнью в родной стране (она проявляется и в участии юных россиян в протестных акциях) — это тревожный знак.