Полностью название выставки звучит более витиевато: «Личный архив Сталина: документы и опыт их репрезентации». На стендах представлены в том числе и материалы, рассказывающие об истории формирования этого уникального комплекса архивных документов. Но все-таки главной изюминкой для обычного посетителя, безусловно, являются сталинские рукописи, фотографии, документы и предметы. Среди них есть такие, которые позволяют увидеть Иосифа Виссарионовича и его ближайшее окружение в самых «нестандартных видах». Многие из материалов, представленных в этой экспозиции лишь недавно были рассекречены.
Самые ранние документы относятся к периоду ранней молодости будущего вождя. Вот, например, официальное обращение, написанное 15-летним Иосифом Джугашвили в августе 1894 года (почерк аккуратный, явно отработанный многочасовым сидением школяра над прописями): «Его Высокопреподобию Ректору Тифлисской духовной Семинарии Отцу Серафиму от кончившего курс в Горийском духовном училище нижайшее прошение. Желая продолжить образование осмеливаюсь просить Вас... допустить меня к поверочному испытанию. К сему осмеливаюсь добавить, что Правлением Горийского духовного училища я рекомендован к поступлению в первый класс духовной Семинарии».
Сколько почтительности, смирения! Впрочем этому грузинскому пареньку в ту пору было не с руки демонстрировать даже намек на какие-то личные амбиции.
Еще одно прошение на имя того же Отца Серафима, написанное Иосифом годом позже – уже после зачисления в семинаристы: «Вашему Высокопреподобию известно, в каком бедственном положении находится мать моя, на попечении которой нахожусь я. (Отец мой уже три года не оказывает мне отцовского попечения в наказание того, что я не по его желанию продолжил образование.)
Из прошения моего, поданного Вам в прошлом году, на что было обращено Ваше внимание, я был принят на полуказенное содержание. В настоящее время у матери моей ослабли глаза, вследствие чего более не может заниматься ручным трудом (единственный источник дохода) и заплатить за меня остальные 40 рублей.
Посему я вторично прибегаю к стопам Вашего Высокопреподобия и прошу покорнейше оказать мне помощь принятием на полный казенный счет, чем окажете величайшую милость. 1895-го года 28-го августа. Проситель Иосиф Джугашвили».
Семинарист продолжал бомбардировать ректора своими «жалостливыми» прошениями. Очередное датировано 3 июля 1898 года и касается состояния здоровья юноши: «Так как по причине грудной болезни, которой я так давно страдаю и которая так усиливается во время экзаменов, я нуждаюсь в продолжительном отдыхе и в более или менее сносном уходе. Покорнейше прошу Вас...избавить меня от переэкзаменовки по Святому Писанию и, таким образом, дать мне возможность в некоторой степени высвободиться от указанной болезни, так медленно подтачивающей мои силы уже с первого класса».
Как-то даже не верится, что именно этот тишайший, слабосильный семинарист превратится потом в непримиримого революционера.
Впрочем, – революционера, не забывающего о материальной стороне жизни.
«Господину Начальнику Главного тюремного управления от административно-ссыльного в Туруханском крае Иосифа Виссарионовича Джугашвили. Прошение.
С 24 апреля 1913 года часы мои лежат в цейхгаузе Санкт-Петербургского дома предварительного заключения. С первых чисел августа 1913 года я уже в ссылке (в Туруханском крае), между тем как оставшиеся в означенной тюрьме часы мои (№ квитанции 177) до сих пор еще не присланы мне.... Ввиду этого имею честь просить Вас, господин Начальник, дать мне возможность получить свои часы. 1914 г. 16 марта. Станок Курейка».
Весьма красноречивый документ времен Гражданской войны – письмо Сталина к Ленину с фронта: «Товарищ Ильич. Прежде всего здравствуйте, а потом позвольте Вам кое-что сообщить о делах нашего фронта и о приказах Троцкого...
Дело в том, что Троцкий, вообще говоря, не может обойтись без крикливых жестов... Теперь он наносит новый удар делу своим жестом о дисциплине. Причем вся эта троцкистская дисциплина состоит в том, чтобы виднейшие деятели фронта созерцали зады военных специалистов из лагеря «беспартийных» контрреволюционеров и не мешали бы этим последним губить фронт (это у Троцкого называется невмешательством в оперативные дела)...
Я не любитель шума и скандалов, но чувствую, что если сейчас же не создадим узду для Троцкого, он он испортит нам все армии... Поэтому надо теперь же, пока не поздно, обуздать Троцкого, призвав его к порядку. Жму руку. Ваш Сталин. Царицын 3 октября 1918 года».
А вот другой «ленинский» документ, – датированное 3 июня 1922 года письмо Секретаря ЦК РКП(б) Сталина с поручением договориться с правительством Германии о вызове в Москву профессоров-медиков Ферстера и Клемперера для лечения тяжело больного Ленина.
«Положение Ильича было критическое, иначе мы не решились бы на экстренный вызов Ферстера в Москву... Нужно всеми средствами воздействовать на германское правительство в том направлении, чтобы Ферстер и Клемперер были отпущены на лето в Москву... Немедля выдать Ферстеру 5000 фунтов стерлингов, как плату за оказанную услугу... Заявить Ферстеру и Клемпереру, что в случае согласия на выезд в Москву правительство России готово создать для них ту обстановку в Москве, какую они найдут для себя нужной».
Своеобразно выглядит рукописный документ с очередным сталинским автографом: на фирменном бланке Центрального комитета РКП(б) красным карандашом – коротенькое письмо матери.
Написано по-грузински, но рядом помещен перевод: «25. 1. 1925 г. Здравствуй, мама моя! Знаю, ты обижена на меня, но что поделаешь, уж очень занят и часто писать тебе не могу. День и ночь занят по горло делами и потому не радую тебя письмами. Живи тысячу лет. Твой Сосо».
Другое «семейное» письмо, – его Сталин написал 2 июля 1930 года жене, Надежде Аллилуевой.
«Татька! Получил все три письма. Не мог сразу ответить, так как был очень занят... Бываю иногда за городом. Ребята здоровы. Мне не очень нравится учительница. Она все бегает по окрестностям дачи и заставляет бегать Ваську и Томика с утра до вечера. Я не сомневаюсь, что никакой уче
бы у нее с Васькой не выйдет... Я за это время немного устал и похудел порядком. Думаю за эти дни отдохнуть и войти в норму. Ну, до свидания. Це-лу-ю. Твой Иосиф».
Несколько демонстрируемых архивных документов можно объединить общей темой – Сталин и художественное творчество.
Любопытно прочитать, например, воспоминания одного из авторов текста советского гимна Эль-Регистана: «Ровно в 2 утра Сергею Михалкову позвонил А. Н. Поскребышев и сообщил, что будет говорить Сталин.
Иосиф Виссарионович сказал Сергею, что состоявшееся накануне вечером прослушивание гимна его убедило, что текст коротковат («куцый»): нужно прибавить один куплет с припевом. В этом куплете, который по духу и смыслу должен быть воинственным, надо сказать: 1) о Красной армии, ее мощи, силе, 2) о том, что мы били фашизм и будем его бить. На то, чтобы это сделать, Сталин дал срок несколько дней».
Рядом в витрине помещен листок с поправками, которые сделал Сталин в представленном ему тексте советского гимна. Например, первая строка первого куплета «Свободных народов союз благородный» зачеркнута карандашом вождя и сверху написан его вариант: «Союз нерушимый свободных народов».
Тут же можно увидеть и вовсе оригинальный раритет: один из первых набросков текста Государственного гимна СССР, сделанный Эль-Регистаном в сентябре 1943 года, что называется, «на ходу». Бумаги под рукой у поэта в этот момент не оказалось, поэтому записал он свои с трочки на первых попавшихся листках – гостиничном счете и бланке чека из мужского зала парикмахерской.
Как известно, сам Сталин тоже «грешил» в молодые годы стихосложением. На выставке представлен перевод на русский одного из его стихотворений, опубликованного в газете «Иверия» 14 июня 1895 года: «Роза бутон раскрыла, Обняла фиалку, Проснулся и ландыш, Склонил под ветром головку...»
Однако и в куда более зрелом возрасте Иосиф Виссарионович, оказывается, позволял себе поэтические импровизации. Причем – в юмористическом жанре. Одно из таких творений Сталина датировано 21 января 1933-го. «Посвящается товарищу Калинину.
Бокия, Миля, Копта, Канта
Сто раз легче прочитать
И дойти до их субстанта,
Чем тебя, мой друг, понять».
Внизу листочка с этой сталинской эпиграммой сделана пояснительная приписка его секретаря: «Передано Мих. Ив. Калинину на торжественном траурном заседании, посвященном 9-й годовщине смерти В. И. Ленина – Большой театр, Москва». Ничего себе, нашел «отец народов» место и время для шуточек!
Примечателен, очень важен для Москвы еще один документ. На листке, вырванном из блокнота, рукой Сталина написано: «ЦК ВКП(б), Кагановичу. Мы изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к тому, что ее надо обязательно снести и расширить движение. Архитектора (так в записке – авт.), возражающие против сноса – слепы и бесперспективны. Сталин, Ворошилов 18. 9. 33 г».
Вот так был вынесен приговор одному из уникальных памятников московского зодчества.
Представлен на выставке и воистину роковой для всей страны сталинский автограф, датированный 25 сентября 1936 года: «Москва, ЦК ВКП(б). Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро ЦК. …Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока... Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно».
Не раз бывало, «отец народов» брал на себя функции редактора, делая правку предлагаемых к публикации в газетах и журналах важных статей. Одна из таких сталинских правок представлена в витрине. Это статья о предателе – генерале Власове, подготовленная для печати в газете «Сын родины» в июле 1943 года. Одобрив в целом текст, Сталин собственноручно переделал заголовок. Вместо авторского «Кто такой Власов?» Иосиф Виссарионович, решительно зачеркнув данный вариант, написал: «Бывший советский генерал Власов оказался холуем и шпионом немцев».
В витринах выставки немало и других документов, относящихся к периоду Великой Отечественной. Вот, скажем, весьма лаконичная и красноречивая записка Сталина, появившаяся 11 сентября 1941 года после телеграфных переговоров с командующим Юго-Западным фронтом М. Кирпоносом, который предлагал Верховному дать «добро» на отвод наших войск от Киева. «Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки. Все».
Любопытный приказ, подписанный Наркомом обороны СССР Сталиным 8 августа 1941 года, после первого удачного налета нашей дальней авиации на Берлин. Помимо объявления благодарности экипажам и обещания представить их к наградам, вождь дал указание выдать каждому из участников налета по 2 тысячи рублей и распорядился в приказе «впредь установить, что каждому члену экипажа, сбросившему бомбы на Берлин, выдавать по 2 тысячи рублей».
А вот письмо командованию Юго-Западного фронта, написанное Верховным 27 мая 1942 года: «Тимошенко, Хрущеву, Баграмяну. За последние 4 дня Ставка получает от вас все новые заявки по вооружению, по подаче новых дивизий и танковых соединений из резерва Ставки. Имейте ввиду, что у Ставки нет готовых к бою новых дивизий, что эти дивизии сырые, не обученные и бросать их теперь на фронт – значит, доставлять врагу легкую победу... Не пора ли вам научиться воевать малой кровью, как это делают немцы? Воевать надо не числом, а умением... Учтите все это, если вы хотите когда-либо научиться побеждать врага, а не доставлять ему легкую победу... Сталин.»
Среди других рукописных бумаг на выставке можно увидеть и автограф Анны Ахматовой. 24 апреля 1950 года знаменитая поэтесса обратилась к Сталину с личным письмом.
«Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, вправе ли я просить Вас о снисхождении к моему несчастию. 6 ноября 1949 года в Ленинграде был арестован мой сын, Лев Николаевич Гумилев... Сейчас он находится в Москве (в Лефортове). Я уже стара и больна, и я не мог пережить разлуку с единственным сыном. Умоляю Вас о возвращении моего сына».
Еще одно письмо-мольба. На сей раз от давнего соратника по партии, попавшего теперь в опалу – Николая Бухарина.
«Товарищу И. В. Сталину лично. Ради бога, прочти все письмо! Дорогой Коба, я разрешаю себе тебе написать потому, что дошел до крайности: не только не прихожу в норму, но чувствую, что могу душевно заболеть. Меня поливают грязью... Атмосфера гнусная. Я не могу больше жить так, точно зачумленный и навек подозрительный. Я горячо прошу тебя принять меня – я приехал бы тотчас...
Теперь я просто всем существом прошу тебя об этом. Не откажи. Допроси меня, выверни всю шкуру, но поставь такую точку над i, чтоб никто никогда не смел меня лягать и отравлять жизнь, загоняя на Канатчикову дачу.»
Есть на выставке документ, рассказывающий о покушении на Сталина – пусть даже и случайном. Это шифротелеграмма начальника личной охраны вождя Н. Власика, отправленная им из Сочи в Москву Л. Кагановичу 25 сентября 1933 года: «Совершенно секретно. Шифровка. 23 сентября выезжали на нашем катере в море «хозяин», я, Богданов. Плавали 7 часов. На обратном пути близ маяка Пицунды пограничным постом были обстреляны тремя выстрелами из винтовки. Проведенным лично расследованием я установил, что выстрелы произвел командир отделения пограничного поста Лавров, имея цель задержать катер для выяснения, сомневаясь в его принадлежности... Обстрел катера вынудил нас уйти в море, где за мысом попали в небольшую качку, но добрались благополучно».
В отдельной витрине представлены различные удостоверения и «корочки», выданные Сталину в разное время. Например, оформленный 3 января 1918 года пропуск №21: «Выдан Джугашвили-Сталину И. В. Народному комиссару по национальности сроком по 1 марта 1918 г. на право свободного прохода в помещение Временного Рабочего и крестьянского Правительства в Смольном институте.» Билет члена ВКП(б) за №0000002, выданный Сталину 29 мая 1936 года. Депутатский билет члена Верховного Совета СССР созыва 1946 года (правда, почему-то под фотографией и гербовой печатью отсутствует личная подпись самого депутата Сталина). В числе прочих и очень забавная «корочка»: «Почетный билет №15 для входа в зоопарк с семейством на 1930 год Сталину И. В.»
Выставка «Личный архив Сталина будет открыта до 22 октября в выставочном зале РГАСПИ по адресу: ул. Большая Дмитровка, 15, 1 этаж. Вход свободный.