Передо мной текст обвинения ученому Ольге Зелениной, кандидату сельскохозяйственных наук, высококвалифицированному специалисту по прикладной аналитической химии.
Судебное разбирательство по ее делу идет сейчас в Брянском областном суде.
Детально разбираясь в методиках анализа, Зеленина усомнилась в достоверности экспертиз ФСКН: в них насчитали изрядное количество наркотических веществ в маке, который закупали и продавали частные предприниматели.
Сомнения описывались в ответе Пензенского НИИ сельского хозяйства, где Зеленина работает, на обращение предпринимателя Шилова, поставляющего в Россию мак. Его подписал директор института, содержание было с ним согласовано.
Письмо института не имело никакого юридического статуса. Никак не влияло на таможню, наркополицию и прочие контролирующие инстанции. Оно было чисто информационным.
Но ФСКН оно не понравилось.
Зеленину арестовали и полтора месяца держали в СИЗО.
В отношении нее было возбуждено уголовное дело по обвинению в пособничестве контрабанде и сбыту наркотиков. Затем его переквалифицировали в обвинение в пособничестве преступному сообществу и превышении служебных полномочий. Сейчас дело рассматривается присяжными в Брянском областном суде. Ученому Ольге Зелениной грозит не условный, а реальный длительный срок.
■ ■ ■
Людей больше всего интересуют сюжеты, которые могут случиться с ними самими. Это написано во всех учебниках журналистики.
Людей не волнуют описываемые в газете беды какого-то человека, если им кажется, что сами они в такой беде оказаться не могут.
Вот вы прочли начало этой статьи и наверняка подумали: «Тут про каких-то ученых, экспертов. Да еще по маку. А я-то не ученый. И мак почти не ем». И вам вроде уже неинтересно вникать, что там с какой-то ученой женщиной приключилось.
Хотя с ней приключилось то, что легко может приключиться и с вами. Ей предъявили огульное обвинение. И вам тоже могут предъявить такое же. Не по маку, а по каким-то собственным вашим делам.
Обвинительное заключение Ольги Зелениной вывешено в Интернете.
Я читаю его вдоль и поперек и не нахожу ни доказательств, ни ссылок на доказательства, которые в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом должны содержаться в томах уголовного дела.
Обвинительное заключение подписано руководителем следственной группы, замначальника Следственной части Следственной службы УФСКН по Москве полковником полиции Бочаровым Г.В.
Самого Управления ФСКН по Москве, как и самой Федеральной службы по контролю за наркотиками, не существует. Распущена два года назад. Официальная причина — сокращение бюджетных расходов.
■ ■ ■
Растение мак — богом данное людям спасение от запредельной боли. В опийных сортах этого растения — в части стебля и коробочке, где вызревают зерна, — содержится морфин, из которого изготавливают самое действенное обезболивающее. Когда ничто другое не помогает, оно решает проблему. Если бы мака не было, онкологические больные выбрасывались бы из окон пачками, будучи не в силах терпеть.
В этом огромная польза мака. И в то же время огромный вред, потому что морфин — не только обезболивающее, но и наркотик. Со всеми вытекающими последствиями, не будем перечислять.
Помимо опийных сортов мака есть еще масличные (пищевые) сорта.
В пищевых сортах стебель и коробочка тоже содержат опий, но в ничтожных количествах, непригодных для изготовления болеутоляющих и наркотиков. Этим пищевые сорта отличаются от опийных.
А вот зернышки у опийных и пищевых сортов одинаковы: ни те, ни другие не годятся ни для промышленного производства наркотиков, ни для кустарного.
«Все части растения мак содержат опийные алкалоиды, в том числе наркотически активные: морфин, кодеин, тебаин, — утверждает А.А.Смирнов, директор Пензенского НИИ сельского хозяйства, который предметно занимается сортами мака. — Общеизвестно, что в пищевом маке содержание наркотически активных алкалоидов так мало (следовое), что не определяется весовым методом анализа и не позволяет использовать их для достижения наркотического эффекта. Поэтому многовековым опытом человечества пищевой мак признан безопасным пищевым продуктом. Семена мака и пищевой мак не включены ни в один из списков Перечня наркотических средств, утвержденного постановлением №681 от 30 июня 1998 г. «Об утверждении перечня наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих контролю в Российской Федерации».
Тем не менее лет восемь назад ФСКН — тогда еще действующая — принялась цепляться к кулинарному маку: черным зернышкам, которые продаются свободно в обычных бакалейных отделах.
■ ■ ■
По версии ФСКН, наркоманы научились делать наркотик из опийных «следов», которые содержатся в пищевом маке. Что-то добавляют, варят, сушат — и в результате получают наркоту.
Рецепт, который озвучивали наркополицейские, проверяли опытным путем эксперты Минюста. У них наркоты не получилось.
По словам директора Пензенского НИИ, в распоряжении института есть «три заключения экспертов Минюста России, которыми была сделана безуспешная попытка получить наркотические средства из пищевого мака, содержащего морфин по результатам первичных экспертиз, выполненных в экспертных подразделениях ФСКН. Вывод экспертов однозначен: «Изготовление наркотического средства из представленных семян мака по описанной методике невозможно».
ФСКН тем не менее не желала отказываться от «маковой» идеи и старалась ее творчески развивать.
Было два основных направления, по которым бакалейщикам предъявлялись «творческие» обвинения в торговле наркотиками:
1) в их маке наличествует сорная примесь — шелуха от коробочек и стеблей. Он специально не очищен (или очищен, а сор, соломка к нему подмешана уже после промышленной очистки), чтоб под видом мака продавать наркоманам сырье для наркотика;
2) в их маке наличествует опий или даже морфин, уже выделенный из маковой соломки. Бакалейщики его сами то ли выделили, то ли купили, а потом равномерно размазали по зернам, чтоб, опять же, продавать наркоту под видом пищевого мака.
Обе версии находились за пределами здравого смысла. Реализовать их было слишком сложно технически (как можно, например, равномерно размазать по тонне маковых зерен 200 пластичных граммов опия? В бетономешалке перемешать, что ли?) и совершенно неэффективно с финансовой точки зрения. Не говоря о том, что и мак для таких фокусов был не нужен. Маковую соломку и морфин с тем же успехом можно было размазывать с гречкой, пшеном или сахарным песком. Если бы нашелся безумец, захотевший этим заниматься.
Бакалейщики, которым такие обвинения предъявлялись, просто не верили, что весь этот бред — серьезно. Они легально закупили маковые зерна. Все документы у них есть, и нет ни одного закона, который бы они нарушили. Какие к ним могут быть претензии?
Судя по тому, что мак у нас в стране все-таки продается, какая-то часть недоумевающих бакалейщиков сообразила вовремя откупиться. Или просто у ФСКН до них не дошли руки.
Но тех, кто не сообразил, тоже оказалось немало. По данным правозащитника Льва Пономарева, с 2011 по 2016 год «маковые» дела каждый год возбуждались в отношении приблизительно двух с половиной тысяч человек.
■ ■ ■
Многие адвокаты «маковых» фигурантов обращались в Пензенский НИИ сельского хозяйства — профильное государственное научное учреждение, занимающееся исследованием содержания алкалоидов в разных частях растения мак. Для того чтобы грамотно противостоять обвинениям ФСКН, адвокатам нужно было знать мнение ученых.
Ольга Зеленина работает в Пензенском НИИ с 1993 года. В 2010-м руководила лабораторией биохимического анализа, поэтому ей поручалось готовить ответы на запросы адвокатов.
Адвокатов интересовала сорная примесь. Из-за нее возбуждались дела.
Институт давал всем один и тот же ответ о том, что по ГОСТу пищевой мак не должен содержать сорной (органической) примеси маковой соломы. Но на 100% очистить зерна от сора — частиц стеблей и коробочек — технически невозможно. Лучшие семяочистительные машины очищают зерна мака от сорной примеси на 99,8–99,9%. Поэтому 0,1–0,2% сорной органической примеси в зерновой маковой массе присутствует всегда. Однако эта примесь должна считаться несущественной и не учитываться. Потому что при таком содержании в 1 кг маковых зерен не больше 2 граммов примеси, а чтобы обеспечить среднюю дозу для получения наркотического эффекта у одного человека, нужно 70 граммов этой примеси.
Запросов от адвокатов было так много, что в Пензенском НИИ никто не сомневался: по «маковым» делам ФСКН запустила конвейер.
«19 апреля 2012 года я была командирована в Москву для участия в совместном заседании Общественного совета при ФСКН России, Комиссии Общественной палаты Российской Федерации по проблемам безопасности граждан и взаимодействию с системой судебно-правоохранительных органов и Межрегиональной общественной благотворительной организацией «Комитет за гражданские права», — рассказывала Ольга Зеленина месяц назад на заседании Брянского облсуда. — Мне было предоставлено слово, и я сказала, что «действия сотрудников ФСКН по «маковым» делам несут признаки злоупотреблений властью и коррупции: к ответственности предпринимателей привлекают выборочно, имеются показания о вымогательстве сотрудниками ФСКН денег у предпринимателей». Мое выступление прервал лично директор ФСКН Виктор Иванов».
■ ■ ■
Ольгу Зеленину арестовали 15 августа 2012 года — через 11 месяцев после того, как директор Пензенского НИИ подписал подготовленное ею письмо в ответ на запрос предпринимателя Сергея Шилова, закупившего в Испании 42 тонны пищевого мака.
В шесть утра к ней в квартиру пришли вооруженные спецназовцы ФСКН и объявили, что она подозревается в пособничестве контрабанде наркотиков.
«Позже, когда я пояснила, что институт не давал Шилову никаких разрешительных писем, а составил лишь информационное письмо, мне предложили сказать, что мне было известно, что Шилов ввозит наркотики под видом пищевого мака, что его товар — отходы фармацевтического производства. За это меня обещали сделать не обвиняемым, а свидетелем. Меня заключили под стражу на 42 дня, но я отказалась», — сказала на суде Зеленина.
В обвинительном заключении, с которого я начала статью, про этот интересный эпизод нет ни слова.
Зато там написано, что Ольга Зеленина, «действуя из корыстной и иной личной заинтересованности, а также в целях удовлетворения своих личных амбиций в силу завышенной самооценки как научного работника, совершила умышленные действия, явно выходящие за пределы ее полномочий, установленных должностной инструкцией».
Умышленные действия, по версии следствия, сводились к тому, что она «составила лженаучный документ с ложными выводами, с ответами на вопросы, многие из которых не исследовались научным учреждением, а некоторые ответы явно выходят за компетенцию НИИ».
«Для этого, используя свой научный опыт, Зеленина О.Н. осуществила подбор удобных ссылок из различных научных и нормативных источников, преследуя целью представление партии семян мака, являющихся предметом расследуемого уголовного дела, безопасными при использовании в кулинарии и непригодности их для изготовления наркотических средств».
По версии следствия, Зеленина получила за такое «лженаучное» письмо деньги от Шилова.
Однако никаких доказательств, что да, она их действительно получила, нет. Ни банковских платежек, ни видео или аудио со встречи, где деньги передавались, ни показаний свидетелей, которые бы это подтверждали.
Также нет никаких доказательств того, что письмо Пензенского НИИ на обращение Шилова, которое составляла Зеленина, — «лженаучный документ с ложными выводами».
В обвинительном заключении есть только обвиняющие слова.
Мы не берем на себя функции правосудия. Мы лишь утверждаем, что предъявленное Зелениной обвинение не основано на каких-либо доказательствах. Поэтому никто — включая суд — не может определять, виновна она или нет.
Все, что перечислено в обвинении, теоретически могло иметь место. И лженаучные выводы, и подтасовка фактов, и проплаченное пособничество. Но следственная группа все это должна была ДОКАЗАТЬ. А она не доказала ничего.
Ни прокуратура, ни суд, ни общество не могут верить в правоту экспертов ФСКН только потому, что они сотрудники правоохранительных органов, а ученые — не сотрудники. Нет такой статьи в УК РФ, и закона такого нет. И в Конституции ничего не написано насчет безусловной правоты сотрудников.
Комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификациями научных исследований при президиуме РАН обратилась, кстати, на днях к Генеральному прокурору РФ Чайке и прокурору Брянской области Войтовичу, возмутившись термином «лженаучный документ» в отношении письма, составленного кандидатом наук.
«О.Н.Зеленина — высококвалифицированный специалист по прикладной аналитической химии, — написано в обращении комиссии. — Научные аспекты «дела Зелениной» широко обсуждались в научном сообществе на протяжении шести лет. Мы разделяем серьезное беспокойство российской научной общественности по поводу судебного преследования О.Н.Зелениной, которой фактически вменяется в вину аргументированное выражение профессионального мнения. Ярлык «лженаучности» применительно к документу, содержащему вполне очевидные соображения, связанные с химическим анализом, категорически недопустим. В этой связи комиссия РАН по борьбе с лженаукой просит прокуратуру отказаться от обвинений в адрес О.Н.Зелениной».
■ ■ ■
Мы не можем не поддержать эту просьбу комиссии РАН к руководителям прокуратуры.
Иначе и к нам рано или поздно придет сотрудник правоохранительных органов и скажет, что мы неправильно делаем газету. Первая полоса должна быть последней, последняя — первой, а заголовки написаны справа налево.
И к вам он тоже придет. И к присяжным, которые участвуют в судебном разбирательстве дела Зелениной. Ко всем придет.
Если вы врач, он скажет, вы неправильно лечите, и вы не докажете, что лечите правильно. Потому что он по определению прав, и ему — в отличие от вас — доказывать ничего не надо.
Если вы повар, он скажет: вы неправильно готовите. Если строитель — неправильно строите. Если водитель — неправильно водите. И прокуратура поддержит его обвинения, несмотря на отсутствие доказательств. А суд вынесет вам приговор в пособничестве. Потому что сотрудник скажет: вы не просто неправильно делаете свою работу, а умышленно помогаете преступникам. Хотя доказательств пособничества у него тоже, конечно, не будет. Но зачем они, если сотрудник правоохранительных органов всегда заведомо прав?
Пока у нас до этого еще не дошло, закончить статью нам хочется все-таки на оптимистической ноте: мы надеемся, до этого у нас никогда не дойдет.
Потому что если система правосудия начинает рассматривать обвинения без доказательств, рушатся основы государства.
В таком государстве нельзя заниматься наукой, строить, лечить, выпускать газеты. Да просто жить нельзя.