Востряковское кладбище нельзя назвать ни особенно известным, ни особенно популярным. Здесь, как правило, тихо и малолюдно — только деревья шумят. Но в четверг на кладбище настоящее столпотворение: во все стороны летят щепки срубленных веток, работницы отмывают памятники окрестных могил, подкрашивают оградки.
— Кобзона хоронить будут! — поясняет мужчина с бензопилой. — Вот красоту наводим. Видите, как получается хорошо?
— А обычно так не стараетесь?
— А обычно никто не приказывает, — снова смеется работник. — А сейчас вон пол-Москвы приедет. Надо же и нам себя показать!
У окрестных сосен спиливают все хоть немного подсохшие ветки, каждая оградка — как новая, даже ворота на входе покрасили, а у каждой надгробной плиты сидит по женщине — протирают влажными тряпочками тяжелые гранитные памятники, убирают сухую листву, увядшие цветы. В общем, делают красиво. И так в радиусе метров пятидесяти от будущей могилы Кобзона. Копать ее еще не начали.
— Ну а что вы хотите? — удивляются на кладбище. — Там плита лежит большая, гранитная. Так вот ее аккуратненько поднять нужно будет, а только потом начинать копать. Памятник пока тоже не заказали.
— Хороший он человек был, — подключается другая работница кладбища. — К матери постоянно приезжал. Раз в месяц, как правило, а бывало, и чаще. Прибирался всегда, цветы привозил. Только вот в последнее время навещать ее перестал — мы уже потом прочитали, что заболел он.
Буквально через полчаса после нашего приезда на кладбище появились военные и полицейские.
— Здесь нужно будет перекрыть дорогу, — пояснил офицер. — Вот это пространство (в проходе между могилами) должно быть пустым. Посадим здесь родственников, а люди будут сзади стоять. Все остальные подходы должны быть огорожены барьерами.
Читайте материал "Болезнь, от которой умер Иосиф Кобзон, врачи назвали "автографом Чернобыля"