Он пояснил, «верующие люди и православные общественные организации, подающие жалобы на основании статьи 148, не могут ставить иной цели, чем признание людьми, допускающими издевательства над святыней, своей вины».
И далее: «Если лицо, в отношении которого ведется расследование по 148-й статье, признает свою вину, сожалеет о содеянном издевательстве над святыней, то любой верующий человек призван ходатайствовать о прекращении уголовного преследования и добиваться прекращения дела в порядке, предусмотренном статьей 25 Уголовно-процессуального кодекса («Примирение сторон»).
«Мы призываем следователей, судей и заявителей, считающих себя православными верующими, к тому, чтобы большинство, а желательно, и все производства по оскорблению чувств верующих заканчивались именно примирением сторон», - заключил заместитель председателя синодального отдела.
К его словам можно добавить, что, по данным социологических опросов, в современной России православными себя называют порядка 70 процентов граждан, т.е. подавляющее большинство русских. Религиозные запреты и призывы касаются социальной этики, однако более важными являются требования, относящиеся к вере так таковой. Для православных и католиков это в первую очередь Причастие. По данным ресурса «Православие и Мир», тех, кто исповедуется, причащается, соблюдает посты и регулярно посещает храм, у нас в стране не более 5–7 процентов.
К этой узкой прослойке принадлежит корреспондент «МК», и именно в этом качестве я горячо поддерживаю заместителя председателя синодального отдела по взаимодействию с обществом. Я тоже категорически не желаю, чтобы кощунники оказывались в местах не столь отдаленных, а их перегретые головы прирастали лаврами мучеников за безбожие, и уточняю, что никакого коллективного мнения не выражаю и ни от чьего имени не выступаю. Только от своего, и вот почему.
Цитирую слова политолога Сергея Черняховского, подчеркивающего, что он атеист: «Христиане, может быть, и могут прощать надругательства над своей верой. Атеисты не могут прощать надругательства над человеческим в человеке. Христиане могут простить. Атеисты должны покарать. Если православные могут, в силу евангельских постулатов, простить такое безобразие, то атеисты просто обязаны защитить права верующих, поскольку речь идет о надругательстве над ценностным миром».
В заявлении политолога-атеиста по поводу евангельских постулатов что ни слово, то правда. Однако найдется немало верующих, которых оскорбляют выходки кощунников, но еще больше оскорбляет заступничество правоохранительной машины, «заточенной» на традиционное «тащить и не пущать». Активность этой машины для них оскорбительна не меньше, а, возможно, больше, чем публичные припадки идеологических потомков тех, кто взрывал храмы, рубил иконы и строчил доносы на христиан.
Мне кажется, что «инструкцию» о том, какой должна быть христианская реакция на их публичные припадки, оставил более полутора тысячелетий назад святитель Иоанн Златоуст (347-407), чье имя известно не только христианам.
Во времена императора Аркадия, по свидетельству историков абсолютно профнепригодного, страной фактически управлял его царедворец Евтропий. Этому рабу и дворцовому слуге удалось так околдовать императора демагогией и лестью, что тот сделал его «полудержавным властелином». Евтропий изолировал государя от реальности и свирепо преследовал противящихся. Он открыто занимался вымогательством, в его доме висел прайс-лист государственных должностей. Он оплел империю сетью агентов для поиска богатых жертв и их дальнейшего раскулачивания. Евтропий не выкладывал в Интернет матерных роликов с хулой на Церковь, но Церковь от него терпела немало.
Его жертвы нередко находили спасение у алтарей (традиция, существовавшая много веков). Не желая с этим мириться, интриган выторговал у императора указ, лишавший Церковь права предоставлять политическое убежище. В тот же период вольноотпущенник был возведен в достоинство консула и патриция. Ярость аристократии вышла из берегов. Гневалась императрица. А тут еще восстали готы, которым Евтропий тоже успел насолить. Бьющегося в истерике старика пришли арестовывать солдаты. Отметим, что нависшая над нечестивцем расправа не была инициативой Церкви. Спасаясь, вчерашний гонитель устремился в кафедральный собор.
Иоанн Златоуст принял поверженного. Когда Евтропий был у власти, святитель не боялся возвышать голос против его злодейств. Теперь же, когда разъяренные горожане подступили к храму, Златоуст остановил их и приказал привести себя во дворец. Там он произнес перед государем убедительную речь и добился восстановления права церковного убежища, отмененного благодаря интригам Евтропия.
Как этот жулик провел остаток жизни неизвестно, да и неинтересно. И современные антицерковные выходки в России трудно назвать зеркальной копией инцидента полуторатысячелетней давности. Но история не знает буквальных ремейков, зато известно, что народ порицал Златоуста за то, что тот дал приют в святилище врагу Церкви. На что архиепископ отвечал: «Для Церкви это самый славный трофей, это ее блестящая победа, это посрамление эллинов, это пристыжение иудеев. В этом с новым блеском проявилось величие Церкви: взяв в плен врага, она не только щадит его, но, когда все оставляют его одиноким, она одна, как нежно любящая мать, скрыла его под своим покровом и стала против царского гнева, против ярости народа и против невыразимой ненависти».
Мне кажется, эти слова услышаны сегодня, их эхом стал призыв заместителя председателя синодального отдела Русской Православной Церкви Вахтанга Кипшидзе, давшего блестящий ассиметричный ответ христоборческому цеху.