— Маш, тебе там не скучно?
— Мне совсем не скучно. У меня есть друзья, и русские, и английские, в окрестностях. Ко мне приезжает много гостей из России. Вчера ездила с подругой в ресторан, позавчера — на манты в город Бат, там живут ташкентцы.
— Твои соседи тебя считают англичанкой или русской?
— Кто здесь будет меня считать англичанкой? Тут вообще, если человек приезжает из другой деревни, он считается новым жителем. Чужаком, почти иностранцем. А недалеко от нас, в Корнуолле, есть глухие деревни на океане. Женщина, которая там живет, рассказывала, что она переехала с одного конца деревни в другой, и ее стали называть new-come (вновь поселившейся). У нас есть что-то типа клуба, где встречаются экспаты. Это англичане, которые большую часть жизни провели в других странах, а потом вернулись в Англию. Здесь, в провинции, их никто не принимает. Вот Лондон космополитичный, там не стоит вопрос «свой — не свой».
— И в гости по-соседски у вас тут ходить не принято?
— Нет. Меня приветствовали соседи, когда я приехала. Принесли мед, я их чаем угостила. Но теперь только здороваемся при встрече.
— Маша, все хотела спросить, как ты перевозила в Англию своих собак и котов?
— Сначала думала ехать с ними на машине с прицепом, но все-таки путь неблизкий, через всю Европу, поэтому животных перевозила компания, у которой есть специальный транспорт. Они ехали около 50 часов по земле, а потом на пароме переправлялись через Ла-Манш.
— Как животные перенесли этот переезд из деревни Дубцы в английский Девон?
— Собаки неплохо, они от меня зависят и привязаны ко мне, а не к дому. А коты — плохо. У них цистит разыгрался, еле откачали. Мальчики нервные, обычно у них это случается от стресса. Им ведь не расскажешь, что происходит, поэтому они все это время волновались. Но на самом деле самые страшные переживания выпали на долю Жули, которая осталась в Дубцах. Вдруг в одночасье исчезли все ее друзья, и она была страшно растеряна. У нее началась настоящая депрессия, но сейчас Арчи и Жуля «переписываются». Читаю их письма вслух в детской программе «Эха Москвы». А конь Пушкин умер через год после моего отъезда. Но он прожил долгую и счастливую жизнь.
— Кажется, у тебя на новом месте были серьезные проблемы с фермерами из-за овец, которых гоняли твои собаки?
— Сложно было. Собаки не привыкли к такому обилию животных и вели себя как свора, их трудно было выдрессировать. Одному фермеру я заплатила за барана. Потратила большие деньги на инструкторов и поняла в конечном итоге, что не смогу отучить моих собак преследовать отару. Поэтому я поставила дорогущий невидимый забор по периметру, и они гуляли в ошейниках днем, и, если переходили эту демаркационную линию, их дергало током. Сейчас это уже не требуется, потому что они знают, где проходит невидимая граница, и не пытаются ее нарушить, даже когда ворота открыты.
— Это не испортило твоих отношений с соседями?
— Это не соседи, это фермеры. Здесь люди живут в основном на хуторах. У нас хорошие отношения, всегда раскланиваемся при встрече, но репутация у меня немножечко теперь подмоченная. Я, конечно, outside: приехала из России со своими невоспитанными собаками. Меня терпят. Но тогда даже полиция ко мне приходила. Здесь есть специальный человек, который называется «уполномоченный по собакам». Я подписала контракт о приличном поведении. С тех пор прошло больше двух лет, и ничего не происходило. Тут фермеры имеют право застрелить собаку, если она гоняет скот, даже в тюрьму можно попасть, если не следишь за своими собаками и они причиняют урон!
— Маш, а расскажи про свой английский дом!
— Это старый-престарый дом с запущенным садом под камышовой крышей 18-го века в графстве Девон. Здесь большинство домов охраняется государством. В них нельзя ничего менять. Если я, к примеру, захочу заменить крышу, то новая должна быть точно такой же. Мой дом расположен не в самой деревне, а на отшибе, тут в основном хутора. Наш кусочек земли называется районом исключительной красоты, и это не фигура речи: он приравнен к национальному парку. Тут нельзя строить ничего нового. Настоящая патриархальная Англия. В деревне, к которой я приписана, есть церковь, клуб, где проходят референдумы, голосования, муниципальные выборы.
— Но внутри-то дом современный? Тебе ведь не приходится топить печь углем?
— Камин есть. Отопление современное, трубы проходят под полом, чтобы не нарушать вид. Батарей нет. Мне заполняют емкость на 1000 литров мазутом.
— Сколько от твоей деревни до Лондона?
— Три часа по-хорошему и четыре, если пробка на въезде в Лондон. Два с половиной часа до Хитроу. И здесь есть небольшой аэропорт в 25 минутах езды от моего дома, откуда самолеты летают в Париж, в Амстердам, в другие европейские города. А на поезде от меня до Лондона два часа пути, но до станции еще нужно доехать.
* * *
— Далеко ли от тебя до города Солсбери, теперь неразрывно связанного с отравлением Скрипалей?
— Час двадцать на машине, около 70 миль. Солсбери ровно на полпути к Лондону.
— В истории с отравлением в Эймсбери англичане тоже видят «руку Москвы»?
— Тоже, но в данном случае речь не идет об умышленном убийстве. Дон Стерджесс — случайная жертва, видимо, она подушилась из флакона, который валялся в парке. Теперь задача Скотленд-Ярда установить, не из той же партии ли яд? Скорей всего, тот, кто намазал им дверную ручку, выбросил в парке остатки. Так что это все та же рука Москвы…
— Интересно, а слово «новичок» вошло в английский язык?
— Да, даже водку «Новичок» выпустили в Уэльсе, говорят, что очень крепкую. Потом производитель извинялся за название.
— Когда ты уезжала из России, отношения между нашими странами были все-таки получше, чем сейчас.
— Не намного. Тогда висела история с Литвиненко. Сейчас поводов добавилось. На мне это мало отражается. Здесь вообще не принято обсуждать политические темы.
— Но ты-то человек политизированный! Активный блогер к тому же! У тебя свыше 30 тысяч подписчиков. К тебе обращаются английские СМИ за комментариями?
— Я слежу и за английской, и за российской политикой. За комментариями чаще обращаются из России.
— В начале 90-х у тебя на квартире собирался закрытый клуб журналистов, куда стремились попасть ведущие политики страны. Приходили на огонек Гавриил Попов, Сергей Ястржембский, Борис Немцов, Анатолий Чубайс, Михаил Ходорковский. Сегодня можешь себе такое представить?
— Конечно, невозможно. А кто сегодня придет из политиков? Еще тогда действующие политики постепенно перестали приходить. Сейчас тем более. Разве что те, кто в оппозиции: Яшин, Гудков, но это не так интересно.
— Борис Березовский, к слову, тоже наведывался. Он казался таким жизнелюбивым и вдруг покончил с собой. Веришь в его самоубийство?
— С Березовским мне сложно ответить. Я с ним в последние годы совсем не общалась. Да, он был человеком порывистым и страстным, очень любил жизнь. Но с другой стороны, те, кто с ним общался, рассказывали, что у него в последнее время была депрессия и он сидел на антидепрессантах.
— В 2002 году ты встречалась с Владимиром Путиным. Какое впечатление он на тебя произвел?
— Когда я делала интервью с Путиным для фильма Би-би-си о войне против терроризма, на короткое время Россия и Запад были союзниками. Путин тогда произвел на меня скорее хорошее впечатление, он в разговоре находится с тобой на одной волне, точно знает, какой ответ ты хочешь от него получить. В общем, околдовал в каком-то смысле. Потом мне знающие люди сказали, что это называется «вербовка» и этим методам учат в разведшколе. Об этой его способности мне потом рассказывали многие его собеседники. В каком-то смысле это произошло и с Березовским.
— Иногда, чтобы увидеть реальную картину, надо отойти на расстояние. Отличается ли сегодня твое видение России?
— Ничего нового я не увидела, кроме какого-то усугубления мрака. Радостно было только наблюдать за праздничной атмосферой чемпионата мира по футболу. На улицах царило оживление, как на фестивале молодежи и студентов в 1957 году.
— Мне кажется, что ты не равнодушно относишься к тому, что происходит в России?
— Не равнодушно. Расстраивает несвобода. Вот активисты движения Pussy Riot выбежали на поле стадиона «Лужники» во время финального матча ЧМ-2018 и были, естественно, задержаны, но что говорил полицейский? Что они твари и жаль, что сейчас не 37-й год. А история с историком Юрием Дмитриевым или режиссером Сенцовым? Сердце рвется от беспомощности, как и раньше. Неважно, где жить на самом деле. Недавно меня просили написать призыв к митингу, но я отказалась. Я не имею права, потому что сама не пойду. Мое ощущение: ходи не ходи, это ничего не изменит.
* * *
— Недавно в наших странах произошли похожие истории, связанные с лекарствами для детей-инвалидов. Москвичка Екатерина Коннова чуть не стала фигурантом уголовного дела после того, как продала несколько микроклизм с диазепамом, оставшихся после курса лечения ее неизлечимо больного шестилетнего сына. От реального срока ее спас только колоссальный общественный резонанс. Меня удивило, что похожая история произошла с английским мальчиком Билли. У его матери по прибытии в аэропорт Хитроу конфисковали масло конопли, которое помогало ее ребенку при эпилептических судорогах.
— Почему тебя это удивляет? Есть список запрещенных веществ. Существует каннабис, из которого все психоактивные вещества изъяты, его можно купить онлайн, а в это масло входит наркотический компонент. Мама сама объявила, что у нее в багаже масло конопли, которое, естественно, изъяли.
— Но уголовное дело не возбуждали?
— Конечно, нет. Об этом даже речь не шла. Но Билли стало очень плохо без лекарства, и ребенка срочно госпитализировали. Лондонские врачи были в шоке, когда узнали, что мальчик остался без необходимого ему препарата. Его мама обратилась в министерство внутренних дел с просьбой вернуть конфискованное масло, которое она везла из Канады. История попала в СМИ, и в Англии развернулась целая кампания по спасению ребенка. В результате матери Билли на 20 дней выдали лицензию на лечение сына маслом каннабиса. Хорошо, что все обошлось. Сейчас мама другого ребенка, которого лечат тем же лекарством, возвращается из Голландии в Англию. Опять возникнет проблема, которую придется как-то решать.
— Маша, скажи мне, ностальгию придумали или она существует?
— Мне кажется, ностальгия существовала раньше, когда невозможно было вернуться назад. Сейчас в любой момент можно взять билет на самолет и прилететь. Но, бывает, вдруг запах какой-то или звук напоминает мне о России. Запахнет жасмином, и сразу что-то всколыхнется в душе. Недавно муха у меня жужжала на кухне и напомнила мне подмосковную дачу. Это не ностальгия, это память.
— А блюда русской кухни готовишь?
— Я борщ готовлю зимой, летом — свекольник.
— Коз в английской деревне еще не завела?
— Нет, здесь их пришлось бы держать за загородкой, иначе все обожрут, деревья поедят. Кроме того, это грозит демографическим взрывом: у каждой козы 2–3 козленка, через год еще каждый потомство принесет. Что с ними делать? Резать на мясо? Столько мне не нужно. Поэтому незачем держать. И кур тоже не завожу. У нас много лис, значит, кур надо запирать. Здесь проезжаешь мимо будочки на углу улочек и свежие яйца берешь. За 6 штук оставляешь фунт. Тут не найти, кто будет помогать. Мне собак не на кого оставить. Кого здесь нет, так это таджиков! Иногда сын Антон, который недалеко живет, заезжает. И все равно я не могу уехать даже на неделю на море. Разве что на одну ночь…
— И все-таки есть что-то, чего тебе не хватает в английской глуши, кроме таджиков?
— Здесь мне не хватает живого общения. К примеру, взять и пойти в гости к Натуле. Фейсбук и Скайп этого не заменяют. Правда, я не очень ездила в гости, когда жила в Подмосковье, но такая возможность была. Теперь ко мне приезжают. Так что мой лозунг — лучше вы к нам!
— Маша, ты ведь преподавала журналистику в независимой школе кино и телевидения «Интерньюс», была председателем жюри премии Михаила Ходорковского «Журналист». А что бы ты посоветовала сегодня молодым российским журналистам?
— Молодым журналистам можно пожелать долго жить и ждать, когда снова будет возможность честно работать в своей стране, не изменяя себе и профессии. А если не получается, искать другую работу.
— Ты получаешь российскую пенсию?
— Нет, конечно. У меня сто лет нет российского гражданства. Я уезжала из СССР по советскому паспорту, а приезжала в Россию по визам. Сначала как корреспондент Би-би-си, потом как жена.
— А на английскую пенсию можно нормально жить? На сигареты хватает?
— Я бросила курить 10 месяцев назад, но не из-за дороговизны. Думала, что у меня теперь будет много денег, я курила много, больше пачки в день, а тут пачка сигарет стоит уже около 11 фунтов. Но денег больше не стало. Непонятно, куда они деваются. Но я не бедствую.
— Ты никогда не думаешь о том, чтобы вернуться в Россию?
— Нет, я не могу. Когда уезжала, понимала, что меня тяготит бессилие наблюдать за происходящим в стране и жить рядом с этим. А здесь мне хорошо. Я ничего не боюсь. Был момент, когда мимо нашего дома проехала полицейская машина. Такого вообще здесь не бывает. И у меня на миг сердце оборвалось: неужели мои собаки опять что-то сделали? Я понимала: страх сидит в подкорке…