Человек-документ
Помнит ли Родина своих героев, потерявших здоровье на службе Отечеству? И сколько их, таких героев? Большинство так и останутся безвестными. Историк атомной отрасли Геннадий Георгиевич Понятнов живет в полной темноте уже 30 лет. Сетчатку его глаз выжгла радиация. Судьба, отняв зрение, даровала ему долгую жизнь: ему 81 год. Живет ветеран на обычную пенсию в 17 тысяч рублей в маленькой квартирке в Щукине, недалеко от Курчатовского института. Место «культовое»: именно здесь, в районе Ходынского поля, сначала в палатках и бараках, а потом в современных лабораториях ковался ядерный щит Родины.
Историк-архивист по образованию, физик по призванию, Геннадий Георгиевич в 26 лет попал на работу в архив Минсредмаша — Министерства среднего машиностроения, которое занималось атомной проблематикой. Но в архиве не засиделся. Вскоре ему доверили важную работу — приведение в порядок документации по всей отрасли.
— Я ездил по предприятиям с проверками, — вспоминает ветеран. — За мной закрепили самые «грязные» предприятия: Челябинск-40, Томск-7, Красноярск-26. И я там здорово «нахватался». Я же не сидел в кабинете, а ходил по цехам. А там превышение нормы в несколько раз. Документация вся «светится». О здоровье мы тогда не думали. Я атомную бомбу в руках держал.
В этих цехах производили ядерное оружие. Через некоторое время Геннадий начал падать в обмороки в метро. Врачи сказали: надо немедленно уходить с этой работы. Тогда же его приговорили к полной слепоте (но она пришла только через 21 год). В то время ему было 30 лет, 1967 год. Решил уходить. Но тут Борис Поздняков, начальник Научно-технического управления Минсредмаша, сделал ему предложение, от которого не отказываются. Речь шла о многотомном труде по истории атомной отрасли. В качестве ответственного секретаря Понятнов подписывал каждый том.
— Вот вы меня спрашиваете о документах. Я сам — документ. А все документы — они под грифом. Вся наша работа была засекречена. Я хочу разоблачить очень большую ложь. Везде говорят, что мы бомбу украли, а сами никто и ничто, и наука наша — ноль. Раньше говорили, что мы у американцев все украли. Теперь — что у немцев. И то, и другое — полное вранье.
Загадочный майор Вандервельде
Как известно, у победы много отцов. Эта истина справедлива и для самого успешного советского проекта — атомного. Борьба за «отцовство» идет между разведкой и учеными-атомщиками. Не остались в стороне и партизаны-диверсанты.
Сенсационная история про убитого в 1942 году под Таганрогом немецкого майора, у которого якобы была найдена тетрадь с ядерными секретами рейха, ныне получила широкую известность. Якобы эта находка сыграла решающую роль в том, что Сталин принял решение начать работы над советским атомным оружием. На самом деле этой «сенсации» более 50 лет!
В 1967 году, к 50-летию советской власти, в журнале «Техника молодежи» публиковался цикл статей по истории атомного проекта в СССР. «К нам на Большую Ордынку прибегает научный редактор этого журнала Фомин: «У нас сенсация, — вспоминает Понятнов. — Как сейчас помню, сидит Поздняков, другие корифеи науки, сижу я. И он нам излагает историю про убитого немца, при котором нашли чертежи чуть ли не готовой атомной бомбы. Все переглянулись. Неужели немцы такие идиоты, чтобы посылать на фронт какого-то майора с секретными чертежами? С чертежами новейшего сверхмощного оружия? Позвонили Славскому (министр среднего машиностроения в 1957–1986 годах, один из руководителей атомного проекта. — Авт.). Меня отправили к Михаилу Георгиевичу Первухину (бывший куратор атомного проекта. — Авт.). Окна его кабинета выходили на Охотный Ряд. Мы беседовали с ним часа три. Первухин сказал: «Ни о каком немецком майоре мы даже не слышали». И все ученые, все, кто стоял у истоков, ничего про эту историю не знали и чертежей майора не видели. Поэтому мы тогда сказали Фомину, что «добро» на публикацию не даем».
И вдруг через 50 лет «тетрадь немецкого майора» вновь всплывает.
— Мы тогда, в 67-м году, пришли к такому выводу: этот майор максимум мог быть каким-то специалистом по геологии, — размышляет Геннадий Георгиевич. — Немцы тогда продвигались на Северный Кавказ, и майор мог быть послан для поиска урановых месторождений. Но то, что у него были «чертежи атомной бомбы», — исключено. Ведь немцы свою бомбу так и не создали.
Однако история про тетрадь майора Ганса фон Вандервельде, убитого в феврале 1942 года на Кривой Косе, есть и в мемуарах легендарного «диверсанта №1 Советского Союза» полковника Ильи Старинова. Книга «Записки диверсанта» вышла в 1997 году, когда «отцу советского спецназа» было 97 лет. Нет сомнений, что и в таком возрасте он помнил мельчайшие детали всех своих операций — а их были десятки в разных странах мира. Никто не умаляет его заслуг. Но у советской атомной бомбы все же были другие «отцы». Немецкая тетрадь могла стать для руководителей страны просто еще одним свидетельством того, что в Германии ведутся работы по «урановой проблеме». Но никаким толчком к запуску атомного проекта в СССР она, разумеется, не была. И не содержала ничего такого, что в то время не было известно советским физикам.
День рождения атомного проекта
Во время той встречи Первухин поведал Понятнову, как все начиналось. В 1942 году Михаил Георгиевич был наркомом химической промышленности. «Я получил от Молотова документы разведки, — сказал Первухин. — Вижу, что-то серьезное, касается «урановой бомбы». Для их оценки я привлек физиков Абрама Иоффе и Исаака Кикоина. Тут же подготовил проект постановления ГКО (Госкомитета обороны) от 28 сентября 1942 года, которое было подписано Сталиным».
О существовании этого документа с грифом «совершенно секретно» общественности долгое время ничего не было известно. В 60-е Геннадий Понятнов отыскал подлинник постановления в закрытых архивах. Но еще много лет оно оставалось засекреченным и было опубликовано только в эпоху гласности.
Постановление называлось «Об организации работ по урану». Основным исполнителем в нем значится академик Иоффе (позже он отказался от руководства проектом и рекомендовал вместо себя Игоря Курчатова). Первый абзац звучит так:
«Обязать Академию Наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному Комитету Обороны к 1-му апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива».
Обратите внимание на слово «возобновить».
На самом деле работы по созданию атомной бомбы начались в СССР еще в 1938 году, когда была создана постоянная Комиссия по атомному ядру под председательством академика Сергея Вавилова. Одно из направлений работ так и называлось: «урановая бомба». Работы были прерваны войной.
— Когда пришла информация от разведки, что на Западе ведутся работы в этом направлении, Первухину поручили организовать аналогичные работы у нас, — говорит Понятнов. — Поэтому День работников атомной промышленности (с моей подачи) празднуется 28 сентября. Советская атомная промышленность родилась в 1942 году.
Я прошу ветерана прояснить еще один момент. Считается, что решающую роль в решении Сталина возобновить работы по расщеплению урана сыграло письмо с фронта физика Георгия Флерова. Именно он в перерывах между боями обнаружил, что из всех зарубежных научных изданий внезапно исчезли публикации по ядерной тематике. Он понял, что все работы засекречены. А это означает, что работа над атомной бомбой уже идет. Письмо Сталину о необходимости возобновить работу по урановой проблеме было им написано в апреле 1942 года. Впрочем, подлинник письма до сих пор не обнаружен. Есть только черновики.
— До сих пор неизвестно, получил ли Сталин это письмо, — говорит Понятнов. — Если получил, то почему назначил руководить работами Иоффе, о котором Флеров отзывался в письме негативно? Когда нам принесли копию этого письма, я сказал Борису Позднякову: «Это публиковать нельзя. Он в нем «наезжает» на Иоффе, но это ладно, Иоффе умер. А Исай Израилевич Гуревич-то жив». И тут письмо публикует «Огонек», но с многоточиями. Я как архивист считаю это фальсификацией. Но мне говорят: «Это Яковлев завизировал в Политбюро. Хочешь с ним бороться?»
Вот так. Я перенервничал и ослеп. Это произошло 23 мая 1988 года.
«Испытания в высоких слоях атмосферы»
Война, разруха, голод. А в СССР в обстановке полной секретности стартует атомный проект. Из действующей армии отзывают талантливых физиков. Им предстоит служить Родине на другом, тайном фронте.
— Как только 27 января 1944 года сняли блокаду Ленинграда и под носом у немцев проложили железнодорожную ветку, первым же вагоном из физтеха вывезли ускоритель, — рассказывает историк. — Его поставили в палатке на Ходынском поле, где создавалась секретная лаборатория №2 под руководством Курчатова. И Леонид Неменов начал облучать мишени из урана, получать первый оружейный плутоний. В палатке собирали и первый атомный реактор ФК-1. Его запустили 25 декабря 1946 года и получили первую в Европе цепную реакцию. Мы шли абсолютно своим путем. Алгоритм такой: полученная разведкой информация изучалась, американские модели повторяли, определялись все их слабые места, а параллельно делали свое.
После американской бомбардировки Хиросимы 20.08.45 г. выходит постановление Государственного комитета обороны №9887, которым создается Специальный комитет из высших государственных деятелей и ученых. Руководство атомным проектом переходит от Молотова к Берии. Образуется Первое главное управление (ПГУ) Совета народных комиссаров СССР во главе с Борисом Ванниковым. Курчатов становится председателем научно-технического совета, а Борис Поздняков — ученым секретарем научно-технического совета ПГУ. Ставится задача: в кратчайшие сроки создать атомную бомбу и восстановить паритет с американцами. Курчатов сказал Сталину, что для этого понадобится 5 лет. Но «атомную пятилетку» выполнили за 4 года: уже 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне была испытана первая советская атомная бомба РДС-1. Так догнали американцев. А затем и перегнали — по водородной бомбе.
В 1955 году в СССР впервые водородную бомбу во время испытаний сбросили с самолета. В США в это время аналогичная бомба была размером с трехэтажный дом, весила 30 тонн и больше напоминала завод. Она была полностью непригодна к практическому применению, так как не влезла бы ни в один самолет. Ее испытания проводились на специальной металлической вышке.
Понятнов вспоминает о беседе с академиком Юлием Харитоном, одним из руководителей атомного проекта:
— Он мне рассказал, как готовил тогда текст сообщения для ТАСС. Думал: как бы так сформулировать, чтобы американцы поняли, что мы бомбу сбросили с самолета? И написал: «Испытания произведены в высоких слоях атмосферы.
Через несколько лет СССР опять обогнал США в гонке ядерных вооружений, когда в 1961 году взорвал на острове Новая Земля знаменитую «кузькину мать» — чудовищную бомбу мощностью в 58 мегатонн. Она стала самой мощной из испытанных. А ведь первоначально планировали взорвать 100-мегатонную бомбу, этого хотел Хрущев. Однако ученые опасались необратимых последствий такого взрыва для атмосферы Земли, и Андрей Сахаров уменьшил мощность заряда.
«Как там у Фуксика?»
— Информация, добытая разведкой, помогала, конечно. Но даже больше нашим физикам помогла легально опубликованная в США в 1945 году книга «Атомная энергия для военных целей», — утверждает Геннадий Георгиевич. — Автор — Смит. Они же думали, что уникальны, что их никто не сможет повторить, и в книге описано все. Только надо было правильно читать. В одном из американских научных журналов вообще был опубликован готовый проект атомной бомбы. Но этого никто не заметил, и тираж потом тихо изъяли.
Я помню рассказы тех, кто работал с Курчатовым. Процесс шел так: он сидит, что-то считает. Закончив расчеты, смотрит в документы, которые ему передал Берия: «А как там у Фуксика? (Клаус Фукс — немецкий физик, агент советской разведки. — Авт.). Точно, все совпадает!»
Но порой информация, которую поставлял Фукс, была просто тупиковой. Например, в том, что касалось водородной бомбы. Американские ученые в этом вопросе сами находились в тупике, и если бы советские физики пошли по их пути, водородная бомба в СССР была бы создана намного позже.
— Когда выбирали конструкцию ядерного реактора, то заседание научно-технического совета продолжалось 72 часа без перерыва, — утверждает историк. — За это время у троих его участников родились дети, троих уволили. Их потом восстанавливали на работе. Они просидели трое суток, но сразу выбрали вертикальный тип реактора. А у американцев он был горизонтальный. Но все американские реакторы через 5 лет вышли из строя. А мы сразу выбрали правильное направление. Вот вам и украли!
Привозили ли Сталину в Кремль атомную бомбу?
— Это еще один миф, — смеется Геннадий Понятнов. — Сталину якобы привезли плутониевый шарик, в котором шла ядерная реакция. И он его взял в руки. Это чудовищная глупость. Он же радиоактивный! Его в руки брать нельзя. Сталину Лев Арцимович действительно привозил в Кремль свою установку по магнитному разделению изотопов урана. Она весила 30 килограммов. И Сталин со своей трубкой ходил, а Арцимович ему подробно объяснял, как она работает. И в 1943 году Сталину ночью к Кремлю пригнали технику: САУ-130, САУ-100 и усовершенствованный танк Т-34. Сталин вышел, все осмотрел и сказал: «Ну что ж, товарищи, с этой техникой будем заканчивать войну». Вот два известных мне случая. А чтобы в Кремль бомбу привезти? Сталину привозили не готовое изделие, а деревянный макет. Мне об этом рассказывал один из непосредственных участников этой истории. Этот макет они случайно уронили, он рассыпался. И потом два дня искали в кабинете секретную деталь, которая куда-то закатилась. Нашли под столом. За эту деталь грозил реальный срок.
Я прошу Геннадия Георгиевича все же прояснить тему с немецким вкладом в создание атомной бомбы. Ведь известно, что после войны в Союз были вывезены десятки, если не сотни немецких ученых. Он на минуту задумался.
— С немцами было вот как. 2 мая 1945 года, когда еще горел Берлин, туда был заброшен десант советских физиков. Будущие академики Лев Арцимович, Исаак Кикоин, Юлий Харитон были одеты в форму полковников. Их целью были как ученые, участники немецкого атомного проекта, так и уран. Мне рассказывал об этом непосредственный участник этой операции Исаак Кикоин. Аналогичную операцию проводили и американцы, только им досталось намного больше. Одного из немецких ученых нашли на мельнице, где он прятался. Поэтому он получил в СССР прозвище Мельник. А звали его Николаус Риль.
— А уран тоже тогда вывезли из Германии?
— Своего урана у немцев не было, — утверждает ветеран. — Они пользовались чешским. Залежи урана в Германии обнаружили наши геологи. Американцы не знали, что эти месторождения в советской зоне оккупации находятся. А наш геолог Петр Антропов приехал и сказал: «Копать здесь!» Сразу заложили шахту полтора километра глубиной. Построили горно-обогатительный комбинат «Висмут». А у немцев нашли 62 бочки с желтым порошком закиси-окиси урана, то есть он был даже не в металлическом виде. И алюминиевый бак с дырками. Они планировали из него сделать атомную бомбу. У немцев было примитивное представление о бомбе. Они думали, что могут насыпать в этот бак уран, подвесить его к самолету и туда же прикрепить стержень, который гасит цепную реакцию. И вот этот бак сбросить над городом, и он взорвется. Вот это был их уровень. Все разговоры о немецкой атомной бомбе — блеф, они к ней и близко не подошли.
Еще историк рассказал про совещание, которое собрал Борис Ванников по поводу первого испытания водородной бомбы. На него были приглашены вывезенные из Германии физики. «И вот этот Риль говорит: «Мы тоже в вашей бомбе принимали участие. Вы ведь ее на нашем уране сделали». Ему ответил первый заместитель начальника ПГУ Авраамий Павлович Завенягин: «Да мы ваш уран еще шесть раз перечищали». Роль их была минимальна. Тем не менее их труд оценили достойно. Наградили орденами, премиями. Риль получил звание Героя Социалистического Труда».
Советские участники атомного проекта тоже были вознаграждены достойно. Дачи с полной обстановкой, машины, звания, денежные премии, льготы... Льготы, впрочем, вскоре были отобраны Хрущевым. Игорь Курчатов стал трижды Героем Социалистического Труда. Он умер в 57 лет от тромбоэмболии сердца. У него не было детей.