Я тоже хочу
Только есть одно но… Все эти годы уже без Лесневской на РЕН ТВ помнят и чтут Алексея Балабанова. Еще когда он был жив, они регулярно показывали все его фильмы, и когда его не стало, продолжают это делать. Причем практически только они, на остальных каналах Балабанова нет.
К пятилетию со дня его смерти РЕН опять показал это кино, а еще фильм о режиссере. Фильм, надо сказать, желтушный, с претензией на сенсационность, с похабным закадровым голосом непонятного диктора. Дураки, испортили песню.
Они так и не поняли Балабанова, то есть не захотели его понять. Они, так верно ему служившие, ничего не забывающие, так бережно к нему относящиеся. Но это их проблемы, не Балабанова.
А чтобы понять Балабанова, нужно просто его смотреть. Там он выложился весь, без остатка. И сказал все, что хотел. Он там необыкновенно стильный и страшный («Про уродов и людей»), вполне себе маргинальный («Кочегар»), милитаристский, очень антиамериканский («Война), брутальный, музыкальный, роковый («Брат» и «Брат-2»), тарантиновский («Жмурки»). Умопомрачительный, кощунственный, но слишком честный («Груз 200»). И нежный…
Вот эта балабановская нежность мне дороже всего. Фильм «Мне не больно» — гимн такой нежности, и милосердию, и отваге. А Рената Литвинова там — как символ всего этого. И саундтрек «About Mami, Mami blue» из лихих, но таких дорогих 70-х — так пронзительно чувственно.
Балабанов музыкален как никто другой. То, что русский рок на рубеже веков своей реинкарнацией обязан именно ему — факт. А еще он умел взять песню, поставить ее в соответствующий контекст — и тогда смысл, суть ее становились провокационным перевертышем. «Плот» Юрия Лозы — такая милая ностальгия из 1984 года, но в «Грузе 200» она вдруг стала по-настоящему маньяческой, чертовской. Когда я посмотрел этот «Груз 200», еще долго не мог встать, а все уже ушли. Потом вышел на улицу из кинотеатра и шел, шатаясь, как пьяный. Больше я этот фильм, наверное, никогда не буду смотреть. Боюсь.
Сейчас Балабанова растащили на цитаты, прямо как Высоцкого. Либералы, патриоты — каждый тянет его на свой лад. Конечно, он был неформатный, ни под кого не подстраивался, только сам по себе. Но вот опять известная фишка: а за кого бы он был сейчас, что бы говорил, снимал?
Может, даже ему доверили бы снять «Крым», а не Пиманову. Вы удивлены, все уже забыли? Ну, тогда я вам напомню кое-что из «Брата-2»: «Две войны и Крым просрали». Или вот: «Вы мне еще за Севастополь ответите». Это сказал Виктор Сухоруков, брат-2, когда уложил «бандеровца» в чикагском туалете. Почему-то либералы не хотят это помнить.
А может, Балабанов стал бы Лимоновым, то есть гениальным творцом на службе государства, присоединившего наконец этот Крым, кто его знает. Наверное, только он сам все про себя знал, уже когда снимал свой последний фильм «Я тоже хочу». Депрессивная, ничего не значащая и никуда не зовущая беспросветность. Он там безропотно умирает, помните? Просто падает на ступенях несуществующего храма, недостижимого града Китежа со словами «я тоже хочу».
Самое главное, что оставил нам Балабанов, — это умение снимать кино так, как никто другой, понимать его, чувствовать каждый кадр, каждый миллиметр этого кадра — тоже как никто другой. И еще благодарных артистов, которых он лепил под себя, и они необыкновенно преображались: Михалкова, Дюжева, Панина, Литвинову, Маковецкого, Сухорукова, Сергея Бодрова… Ну и нас, зрителей, так тоскующих по его настоящим фильмам. Которые продолжает показывать канал РЕН ТВ. Спасибо.
Наш человек в Дании
Всегда буду писать о спортивных комментаторах. Для меня это такие же телеведущие, только лучше. Они достойны, да.
Ну а что мне еще вам сказать, мальчишке, воспитанному на Николае Озерове, Котэ Махарадзе, Евгении Майорове, Владимире Маслаченко, Владимире Перетурине и очень хорошо знающему, кем для всех нас в 40–50-е был Вадим Синявский. Ведь когда вспоминаешь (да, уже вспоминаешь) настоящий, истинный русский хоккей, то его словесным олицетворением был именно Озеров. А когда думаешь о Грузии, то наряду с Кикабидзе, конечно, вырастает он, наш Котэ, и его бессмертное: «Внимание! Внимание! Говорит и показывает Тбилиси. Наши микрофоны установлены на республиканском стадионе «Динамо»… Если же захочется вернуться мысленно к умной, интеллектуальной игре, то это, конечно же, Майоров и Маслаченко.
Это образцы, да. Поведения, аналитики, великолепного языка и артистизма. Но разве сейчас их нет, мастеров разговорного жанра? Конечно, есть. Даже наоборот, их теперь очень много.
На только что прошедшем чемпионате мира по хоккею в Дании блистал Денис Казанский. Да попросту грел душу, был отличным собеседником, все понимающим в контексте этой самой игры с шайбой, да и времени вообще. Поначалу он в одиночестве обосновался в городе Хернинге и, кажется, чувствовал себя великолепно, да просто кайфовал. Воздух свободы с этим Плейшнером никакую шутку не сыграл, он, несмотря на комфортное существование, оставался все таким же суперпрофессионалом своего дела. Хоккей в исполнении Казанского выглядел отдельным номером, сценкой со знаковыми репризами. Он там гурманил, то есть рассказывал об игре так вкусно, ярко и полно, что дух захватывало. Там, в Хернинге, не было наших и можно было смотреть хоккей и слушать Казанского, как будто ты на спектакле, на представлении, чувствовать себя эстетом, дегустирующим игру маленькими глотками. А потом Денис переместился в Копенгаген на финал и уже вместе с бывшим хоккеистом Алексеем Бадюковым тоже дал жару.
А вы говорите, что русские так и не стали там чемпионами мира, вылетели в четвертьфинале от Канады. Ничего подобного, чемпионом стал Казанский. Наш человек в Дании.