Так громко психоактивисты заявили о себе впервые. Политика помощи людям с ограниченными возможностями выходит из подполья. Самое распространенное мнение, которое звучит при словах «шизофрения», «биполярное расстройство», — запереть таких людей в психушке и не выпускать на белый свет. Депрессию же как болезнь за стенами больниц не воспринимают всерьез до сих пор и фактически обесценивают как явление.
Людям с подобными диагнозами в нашей стране приходится не жить, а выживать. «Мой ребенок с самого рождения был очень шумным, подвижным, много плакал, постоянно требовал внимания, боялся незнакомых и отказывался играть с другими детьми, — рассказывает москвичка Марина Залесская. — Развивался он хорошо, а умственно даже опережал сверстников. Врачи списывали капризность на «режутся зубки», колики и т.п. Уже в 3 года мы поняли, что нам нужна профессиональная помощь, потому что немотивированные истерики стали очень сильными и частыми. Его невозможно было приласкать, успокоить. Но верный диагноз долго не ставили. Странно было слышать от невролога центра психолого-медико-социального сопровождения — у вас ребенок по потолку бегает, вы его сначала успокойте, а потом приходите. Непонимание — это то, с чем мы живем: непонимание людей на улице, в детском саду и школе, непонимание даже со стороны родственников. В нашем обществе привыкли, что плохое поведение ребенка — это от плохого воспитания. Мою жизнь нельзя назвать простой. Но главная проблема не том, что сын отнимает все силы и эмоции, а в том, что все время приходится бороться на его право жить в обществе. Школа стала для нас огромным испытанием. Сначала Андрюша учился в обычной, но он отличался в поведении от остальных деток: более уязвимый, с большим трудом понимающий условности общества и совершенно бесхитростный. В конце второго класса из-за несчастного случая с участием сына на него ополчились некоторые родители. Мне было очень трудно разобраться, что происходит, потому что сын зла не помнит и не рассказывал, как его задевали другие ребята, как учительница по английскому называла его дебилом при всем классе и постоянно обвиняла в том, чего он не делал. Постепенно все это переросло в скрытную травлю. Если доброго щенка все время травить и пугать, он превратится в злобного зверя. В результате в начале 4-го класса сын попал в психиатрическую больницу и провел там почти 3 месяца. Сейчас он учится в школе для особых деток, его познавательные способности очень сильно ухудшились, поведение по-прежнему хромает. Но только лекарствами это не вылечишь. Нужно понимающее толерантное общество, налаженная система помощи психолого-психиатрической помощи не только ребенку, но и родителям, чтобы мамочка ребенка с яркими симптомами дефицита внимания и гиперактивности не по потолку бегала в поисках помощи, а обратилась в медучреждение и ей четко указали, куда пойти и что сделать».
...Впервые психоактивисты собрались в 2017 году в Сахаровском центре. После этого они провели несколько акций: участники движения ходят в московские психоневрологические интернаты, настраивают коммуникацию между пациентами и людьми из обычной жизни.
Психоактивисты, в том числе художница Катрин Ненашева, своими акциями пытаются доказать: это тоже люди, и они имеют на жизнь в гражданском обществе ровно такие же права. Например, провели психосквош, где соревновались люди с отклонениями и волонтеры. Еще один проект — «Межтуризм», — где маршрут экскурсии пациенты интерната разрабатывали в режиме реального времени. 1 мая они присоединились к общей демонстрации на Красной площади. Точнее, попытались присоединиться.
— Мы пытаемся разработать какое-то отдельное направление активизма, мы называем его психоактивизмом, — рассказала Ненашева «МК». — Оно исследует границы нормы, психическую тему как таковую и работает с разными психиатрическими городскими институциями. Мы до этого делали разные проекты, и возникла потребность создать сообщество людей, у которых есть психические расстройства, ментальные особенности, чтобы у них было поле для высказывания.
В итоге Ненашева и другие активисты бросили клич по соцсетям и предложили людям с особенностями выйти, заявить о своих диагнозах. Права, за которые борются психоактивисты, условно можно разделить на три группы. Во-первых, речь идет о дестигматизации — борьбе с ярлыками и предрассудками. Люди с ментальными расстройствами хотят заявить о своем праве на существование и праве говорить вслух о своем заболевании.
— Очень часто, как только носители этих диагнозов заявляют о себе, они теряют друзей или близких, — разъясняет Ненашева. — Поэтому они пытаются сказать: «Я такой, какой я есть».
Во-вторых, речь идет о средневековых методах лечения людей с отклонениями. По словам Катрин, большое число людей, которые вышли 1 мая на демонстрацию, подвергались принудительной госпитализации и неадекватным методам лечения, при которых больным прописывали нейролептики и закалывали препаратами.
— И третье, чего мы хотим, — это права на возможность работать, жить в обществе и иметь какие-то возможности, право на отношения. Людям нужна площадка, чтобы работать над своей проблемой, открыто говорить о своих расстройствах и общаться друг с другом. В какой-то мере это история про самоадвокатство: про защиту себя самого и права на существование.
Провалилась или нет демонстрация психоактивистов 1 мая? «Депрессии нет. Это вы ее придумали», — сказал нам омоновец, затаскивая в зак нескольких человек с диагностированной депрессией. «Психоактивно» замышлялась как колонна для тех, у кого обычно нет своего места для публичных высказываний», — написала Ненашева на своей странице в соцсети. Поведение ОМОНа подчеркнуло, как много работы у психоактивистов впереди.
— Это очень сложная для нашего общества тема, — говорит глава Лиги пациентов Александр Саверский. — Здоровые люди всегда с подозрением относятся к больным, сытый голодного не разумеет. Но излишняя толерантность в этих вопросах приводит порой к принятию странных решений. Думаю, что границы толерантности должны быть четко определены, поскольку неопределенность в этих вопросах порождает проблемы. Нужно понять, что к человеку с психиатрическим диагнозом нельзя предъявлять тех же требований, что и к здоровым людям. И не вижу ничего критичного в том, чтобы признать человека нездоровым и ему помогать, обман здесь создает проблемы для всех. Так что начинать нужно с малого.