«В 13 лет я была совершенно счастлива»
«Вы бы знали, как колотится сердце, пока я это пишу. Ведь… Это значит, что я приближаю себя к концу. Значит, что скоро и правда будет последний день моей... жизни. Возникает резонный вопрос: «Катя! Почему?! Зачем?! Что такого случилось?!» А вот ничего. Ничего не случилось такого, из-за чего можно было бы однозначно умереть. У меня не умирал близкий человек, я не попадала в аварию, меня никто не насиловал и ничего такого не произошло. Просто… Я, скорее всего, впала в депрессию».
Трагическая история подростка, загнанного в ловушку обстоятельств, эмоций и чувств, начинается с рассказа о детстве, в котором не было ничего примечательного.
Ярко звучит лишь обида на родителей за то, что в первом классе ее отправили на год к дедушке с бабушкой, где свой первый школьный год Катя провела без поддержки мамы и папы. Также ребенок описывает регулярные пьянки отца и то, что все в доме держалось на плечах мамы, которую девушка очень жалела и любила. Лишь к 12 годам в жизни Кати происходит событие, которое, по ее собственным словам, «запустило» ее жизнь. Им стало знакомство с ровесницей Кристиной, с которой они практически сразу стали лучшими подругами.
«Где-то до 11–12 лет я словно и не существовала вовсе. Жизнь проходила мимо меня, боком, пока я зависала в вязком киселе. Я смутно помню что-то ровно до одного момента: появления Кристины в моей жизни. С того самого дня и произошел запуск моей жизни. В тринадцать лет я была совершенно счастлива.
Нет, безусловно, в моем росте как личности родители также участвовали. Особенную роль сыграл один случай, но такую «помощь» я видала в гробу и в белых тапочках. Я сейчас говорю про то, со вскрытыми переписками (девушка имеет в виду, что родители прочитали ее переписку с подругой в телефоне и соцсетях. —Авт.). Я перестала вам (обращается к родителям. — Авт.) доверять; я стала не просто осторожной— я стала параноить. Думала о том, что вы видите все, что я делаю, и это пугало, я постоянно была в страхе по поводу того, что вам может не понравиться то, что я делаю. Я не виновата в том, что она (Кристина. — Авт.), а не вы, была для меня самым дорогим в жизни».
Как описывает все происходившее сама Катя, в отношениях с лучшей подругой она изначально играла ведомую роль, морально полностью зависела от Кристины. Поэтому переезд девушки в другой город, который произошел за год до трагических событий, стал для Кати настоящим ударом.
«Я бросалась из крайности в крайность, я сходила с ума. Папа пил, я была одна, заперта самой собой в комнате ввиду неимения кого-то, кто мог меня вытащить. Началось что-то, что казалось не моим... что само убивало меня — мне кажется, что это именно депрессия.
Мне было пусто и плохо, я целыми днями сидела в комнате, занималась чем-то, что меня уносило из реальности: слушала музыку, рисовала. Меня ломало, меня крыло, и вы не представляете, какая это была боль. НО! Каждый звонок Кристине, каждая возможность слушать ее — это было как глоток воздуха. Я оживала, приходила в норму, и этого хватало на несколько недель. Я пыталась вернуть себя в колею, у меня были резервы «себя», которых, правда, хватило ненадолго — где-то до середины-конца сентября».
Комментарий специалиста: «Основными причинами детских самоубийств в России по-прежнему остается глубокая депрессия, возникшая вследствие недостатка внимания в семье, непонимания со стороны друзей и близких. Все это мы ярко видим из записки Кати, в данном случае депрессия у девушки развивалась по классическому сценарию.
Вдетстве школьница страдала от недостатка внимания в семье, папа пил, а мама тянула на себе всю семью. Из дневника Кати понятно, что она очень жалела мать, поэтому и не стала навешивать на нее свои психологические проблемы, чтобы не нагружать еще больше.
Затем в переходном возрасте у школьницы произошло яркое психологическое потрясение — знакомство и быстрое расставание с человеком, который впервые стал для нее по-настоящему близким и родным, с лучшей подругой Кристиной. Все это из-за отсутствия должной помощи и внимания со стороны взрослых и спровоцировало постепенное развитие депрессии».
«Мне нечем и некому помочь»
Когда закончилось лето и пришла пора идти в школу, Кате стало совсем худо. Отношения с подругами, с которыми они общались вместе с Кристиной до ее отъезда, разладились, дома постоянно случались ссоры на почве папиных алкогольных возлияний. Одиночество захватывало, однако она еще не опускала руки и всеми силами пыталась бороться. В октябре после нескольких истерик, которые произошли с девушкой прямо на уроках в школе, Катя решилась на визит к школьному психологу.
«И тут я стала замечать, что больше меня не кроет, больше я не умираю вечерами, даже звонки Кристины воспринимаются уже не как глоток воздуха, а всё равнодушнее и равнодушнее. Я увязла в чем-то, как в топком болоте, и не могла выбраться.
Мне уже было всё равно, и в один момент я поняла, что так продолжаться не может, я либо делаю что-то, либо мне совсем станет плохо, окончательно. Тогда-то я и пошла первый раз к психологу. С психологом я разговаривала несколько часов, не меньше. Ну и, в общем, меня по-прежнему ничего не волновало, я чувствовала себя ни капли не лучше. Просто наконец смогла с кем-то поговорить».
Примерно с середины ноября негативные события и эмоции стали наваливаться на Катю как снежный ком. С ней случилась очередная истерика на уроке, и она не смогла исправить плохую оценку. При этом девушка ожидала, что одноклассники и учителя поддержат ее, но все их утешительные слова показались ей дежурными, заставили чувствовать себя еще более одинокой и ненужной никому вокруг. В этот момент еще и одноклассница придумала небылицу, что парень, который нравился Кате, на самом деле влюблен в нее. Это стало еще одним сильным ударом.
На резкое ухудшение успеваемости и вереницу троек у Кати никто тоже особого внимания не обращал. К тому же выяснилось, что кто-то из учителей разболтал Катиной бабушке о посещениях девочкой психолога, после этого на этих визитах был поставлен крест.
После Нового года Катины проблемы усугубились еще и внезапно возникшей аллергией, из-за которой девушка стала отказываться от еды, доведя себя до состояния, близкого к анорексии. В начале февраля она окончательно замкнулась в себе и большую часть времени посвятила описанию собственных ощущений в анонимном канале в Интернете. Вот февральская запись в ее дневнике:
«Я поняла, почему не хочу ни с кем говорить: я не хочу насиловать себя тем, что должна играть, словно все хорошо. Молча это делать проще — просто не реви, не психуй и все. Если же разговаривать тем голосом, которым я бы говорила, не желая спрятать свою слабость и столько, сколько я могу, — точно спросят «что с тобой?». И есть вероятность того, что я что-то расскажу.
Мне не помогут, я знаю. Сейчас мне нечем и некому помочь. Даже если будут пытаться — бесполезно. Я только буду чувствовать свою слабость еще сильнее, свою ничтожность, а если еще и будут делать поблажки… Именно поблажки, как больным, я буду ненавидеть себя только сильнее, хотя, казалось бы, куда уж сильнее?»
Комментарий специалиста: «Ясно, что депрессия окончательно накрыла девочку в начале осени, когда пришлось возвращаться в школу и общаться с одноклассниками. У Кати были все классические признаки заболевания — бесконечное чувства одиночества и вины, ненависть к себе, отвращение к пище, желание закрыться дома и ни с кем не общаться.
При этом она делала отчаянные попытки вытащить себя из этого кошмара, она прекрасно понимала, что с ней происходит, поэтому и пошла психологу. Но и здесь ее ожидала травма, учителя зачем-то рассказывают об этих визитах родным девочки так, что она узнала об этом. После этого попытки найти помощь у специалиста для Кати, естественно, закончились.
Из дневника видно, что мама Кати понимала, что с дочерью что-то не так, но не оценивала реально масштаба происходящего и возможных последствий. На момент января школьнице уже однозначно требовалось серьезное лечение, но никто из взрослых так и не осознал этого.
В организме подростков происходят серьезные гормональные изменения, они вызывают резкие перепады настроения у многих детей, это не опасно. Но около 10% ребят в возрасте от 10 до 15 лет имеют особую склонность к возникновению депрессии — именно так, очевидно, произошло и у Кати».
«В убийстве себя я сыграла главную роль»
Последнюю серьезную попытку вытащить себя из депрессии Катя сделала в конце февраля. Она позвонила Кристине и попыталась рассказать, что с ней происходит. Но разговор пошел не так, все получилось скомкано и привело лишь к еще большему отдалению от подруги. Вскоре девушка поняла, что сил у нее практически не осталось.
«Я начала писать эту записку 15 марта. Тогда я прогуляла школу, первые три урока. Раньше вообще много чего помогало: курение, боль (резать себя, биться обо что-то), поездки, песни, крик, разговоры, написание стихов, слезы, алкоголь. Многое.
Но сейчас ничего не помогает. Мне вечно тяжело в голове, мысли давят. Огромный черный клубок из моих мыслей, что никак не хочет двигаться с мертвой точки. ...Я металась. Внутренние метания — это ужасно. В данном случае мое существо металось в поисках человека, к которому можно обратиться... Но никого не было».
Тем не менее даже после 15 марта сознание Кати еще отчаянно цеплялось за жизнь. После того как на одной из прогулок нравившийся ей одноклассник обнял девушку, ей на несколько часов показалось, что все еще можно исправить, спастись и жить счастливо. Однако такие моменты длились недолго.
«Умереть страшно потому, что я боюсь, что ошиблась с выбором. Что все прекрасно нормализовалось бы и потом, сидя в каком-нибудь кафе, я бы вспоминала об этих временах с грустной улыбкой. Но НЕ умереть куда страшнее — столько последствий…
Я думаю о том, что никогда не увижу, как мой брат взрослеет, думаю о том, что случится с мамой, папой, дедушкой, бабушкой и другими. Думаю о том, сколько же всего мне не удастся сделать, сколько узнать и попробовать. И становится так грустно. Начинаю думать о том, что, может, и не надо?»
Комментарий специалиста: Конечно, до последнего момента Катю можно было спасти, если бы хотя бы кто-то из взрослых смог осознать, что с ней творится на самом деле, ведь все состояние девочки просто кричало об этом.
Мне не хочется никого персонально обвинять в случившемся — ни родителей, ни учителей или психолога, данная трагедия сама по себе страшное наказание для них на всю жизнь. Но лично мне кажется, что в первую очередь Катю убила сама система отношения к подростковой депрессии в нашей стране. Ведь, несмотря на то что в России эта болезнь уже приобрела массовый характер, у нас ее до сих пор считают чем-то вроде слабости или плохого настроения.
Именно поэтому Катя не стала ни с кем делиться своими проблемами, так как не хотела выглядеть слабой, это ведь позорно для подростков.
Кроме того, у нас из поколения в поколение отсутствует правильное воспитание людей, большинство родителей искренне не понимают, что главная забота о ребенке — это не только накормить и одеть, но и понять, пожалеть, любить и поддерживать в любой ситуации.
От наших школьных психологов в сложных ситуациях также практически нет толку, у них нет ни опыта, ни должного образования, они не врачи, а депрессия — проблема медицинская. Кроме того, в стране практически нет детских психотерапевтов, только психиатры, а поход к ним по-прежнему вызывает у большинства родителей панический страх и полное неприятие.
«Думаю, стоит сказать, почему я не обратилась за помощью. У меня было много вариантов того, что делать, но всё отпадало.
Был вариант дождаться 18-летия и тогда сделать это от всех в тайне, но как опять же я говорила — у меня нет столько времени. Слишком долго, я даже года не потянула. Дальше был выход просто уйти из дома и поселиться там, где тихо и спокойно, и восстанавливаться. НО! Что бы я делала потом? Пришла обратно? Да и долго бы я не прожила — поймали бы, от голода померла — да что угодно.
А просто найти где-то тишину… Импосибл. Я перебрала всё, что только можно было. И выхода я не нашла».