Государственное политическое управление — так называлось ведомство госбезопасности. Но сталинская гвардия отказывалась обсуждать крестьянские беды.
— За что вы его посадили в ГПУ? — веселился Станислав Косиор, хозяин Украины.
В зале — радостный смех. Шутника Косиора в 1939 году расстреляют...
— За паникерство, — с удовольствием ответил глава чекистов Вячеслав Менжинский.
Опять смех...
Голодные люди не давали вывозить хлеб. Крестьяне восставали по всей стране. Разрозненные восстания крестьян едва не переросли в повстанческое движение по всей стране. Сталин запретил прибегать к помощи Красной армии в борьбе с восставшими, поскольку армия сама была крестьянской, и он боялся, что вчерашние крестьяне повернут оружие против власти.
Сталина раздражало, что крестьяне не желают отдавать государству зерно задешево. А государственные закупочные цены становились все меньше рыночных. В 1928 году они были уже вдвое ниже! Сталин объяснял отказ отдавать зерно за бесценок антисоветскими настроениями в деревне. И распорядился просто ограбить деревню, реквизировав хлеб.
Комсомолу поручили стать застрельщиком коллективизации и развернуть беспощадную борьбу против кулака. Каждый комсомолец на селе должен был вступить в колхоз и привести в колхоз родителей. Отказавшихся исключали из ВЛКСМ.
Комсомольские секретари устроили соревнование: кто скорее добьется стопроцентной коллективизации. Комсомольцы обходили хозяйства, описывали и отбирали имущество. Зерно отбирали у тех, у кого оно было, то есть у справных, успешных, умелых хозяев. Назвали их кулаками и, по существу, объявили вне закона.
КОМСОМОЛЬСКИЙ ЕРШ
Как все это происходило? Вот свидетельство очевидца.
Владимир Млечин, демобилизованный командир Красной армии, после Гражданской войны поступил в Высшее техническое училище. Но доучиться ему не дали. Процитирую воспоминания моего дедушки:
«ЦК играет человеком», — написал некогда поэт Александр Безыменский. В 1925 году меня вызвали в ЦК партии, сообщили, что есть решение мобилизовать двести коммунистов для укрепления промышленных районов страны. Я выбрал Брянск.
Секретарь губкома партии Александр Рябов распорядился:
— Будешь заведовать отделом печати. И заодно редактировать губернскую комсомольскую газету.
Газету «Путь молодежи» где-то похвалили, и я волею губкома стал редактором партийной газеты «Брянский рабочий». А в Брянск стал наезжать секретарь ЦК комсомола Александр Мильчаков, веселый, острый и решительный парень. Он посчитал поведение губкома неправомерным: как это, редактора молодежной газеты, «комсомольский кадр», перевели в общепартийную, «взрослую» газету, да еще без санкции ЦК комсомола! Мильчаков считал меня «комсомольцем», хотя я уже более шести лет был в партии.
Кажется, что в отношении ко мне как к «боевому комсомольцу», сказалось и то, что я мог, не спотыкаясь и не заикаясь, выпить подряд три «комсомольских ерша». Готовил эти «ерши» секретарь губкома комсомола Кузнецов. Не помню уж, по собственному рецепту или по рецепту Мильчакова: треть стакана водки, треть пива и треть совершенно убийственного портвейна, должно быть, вологодской выработки».
Александр Мильчаков в семнадцать лет возглавил Сибирское бюро ЦК РКСМ. В двадцать два года его избрали секретарем ЦК. В 1927-м он стал Генеральным секретарем ЦК комсомола Украины, в 1928-м — всей страны.
Комсомольский актив стал движущей силой насильственной коллективизации. Ее цель — не только забрать зерно, ничего за него не заплатив; колхоз — это инструмент полного контроля над деревней.
Кулаков насильственно выселяли из родных мест. Заодно их просто ограбили — забрали все имущество, запретили снимать деньги со своих вкладов в сберегательных кассах. Все ценности, деньги и зерно отбирали. Но этого оказалось недостаточно: партийная пропаганда превратила кулаков в прирожденных убийц и негодяев.
СТРАДАНИЯ ДЕТЕЙ
Владимир Млечин:
«Меня вызвали в губком.
— Мы утвердили вас уполномоченным в только что созданный колхоз, — сказал секретарь губкома. — Колхоз большой — три тысячи гектаров земли.
С путевкой в руке я вышел на улицу, смутно представляя себе, что такое уполномоченный и что предстоит делать. Поехал в колхоз верхом. Лошадей взял в милиции.
— Начали перестраивать деревню, — рассказывал по пути милиционер. — На селе выросла, окрепла новая и враждебная нам сила: кулак. И вот новый фронт. А я солдат.
Дома казались добротными, многие под драночными, некоторые даже под железными крышами. Но поразило почти полное безлюдье. Избы стояли заколоченные. Не развалюшки какие-нибудь, а добротные дома с хорошими крышами и обширными дворовыми постройками. Ставни закрыты. Забиты входные двери. Дома кулаков?
Милиционер объяснял:
— Мы ведем войну, в которой нет ни фронта, ни тыла, где трудно разглядеть, где враг, где друг, где преданный соратник, а где предатель. И надо перестраивать деревню на началах коллективных, пока еще весьма чуждых нашему крестьянину.
Издали картина раскулачивания оправдывалась великой исторической целью. Но здесь вид дома, из которого ушла жизнь, щемил сердце. Заколоченные избы рождали не чувство удовлетворения неизбежность совершенного, а тоску, какую вызывает всякая порушенная жизнь.
Когда-то Достоевский больше всего потряс меня изображением детских страданий. Может быть, потому что рос я в условиях отнюдь не легких. Помню мать в слезах, когда не было хлеба для ребят. Помню ее маленькую, слабую, с мешком муки — пудик, полтора — за спиной, кошелкой картофеля в одной руке, а в другой ручка маленькой, едва ли двухлетней сестры, помню окружающую нищету, неизмеримо более горькую, чем у нас. Словом, страдания детей — мой пунктик.
Сколько прошло с тех лет, когда шло раскулачивание? И по сию пору не могу забыть крестьянских ребятишек, которых вместе с жалким скарбом грузили в подводы и вывозили из насиженных мест, порой в дождь, в слякоть, в холод. Я этого видеть не мог».
ЭФФЕКТИВНЫЙ МЕНЕДЖЕР?
До раскулачивания и коллективизации Россия занимала в мире второе место по производству и экспорту сельскохозяйственной продукции. После — страна десятилетиями не могла прокормить собственное население.
Полтора миллиона крестьян и их родных отправили в лагеря. Определили в лесную, горнорудную и строительную промышленность, то есть на самые тяжелые работы. Примерно полмиллиона крестьян сами бежали в города и на стройки. Еще около двух миллионов были выселены по третьей категории, то есть в пределах своей области. Но они лишились всего имущества. Крестьянствовать не могли. Большинство ушли в город, надеясь там как-то прокормиться.
Имущество ограбленных кулаков уходило в доход государства, но часть распределяли среди односельчан: люди охотно брали то, что отняли у их соседей. Эта постыдная аморальность поощрялась властью; разрушались остатки нравственных норм и правил. Коллективизация и раскулачивание уничтожили русское крестьянство.
Когда Сталина, разрушившего сельское хозяйство, именуют «эффективным менеджером» — это звучит как издевка. А кто-то и по сей день восхваляет коллективизацию и колхозы! Эта предельная аморальность — дескать, лес рубят — щепки летят — характерная черта наших представлений о жизни.
«ВСЕ АРЕСТОВАНЫ. КРОМЕ ВАС»
После комсомола Александра Мильчакова взяли в аппарат ЦК — заведовать сектором партийного строительства. Но на следующий год убрали со Старой площади. Сделали начальником главного управления «Союззолото». Он подчинялся члену Политбюро и наркому тяжелой промышленности Лазарю Кагановичу. Однажды ночью Каганович сообщил Мильчакову:
— Арестован ваш Петр Смородин.
Смородин, бывший вождь комсомола, кандидат в члены ЦК партии, первый секретарь Сталинградского обкома партии!
— Смородин никогда не выступал против партии.
— Он признал, что был связан с Бухариным... Значит, следователи НКВД быстро прихлопнули.
В другой раз Каганович сообщил Мильчакову:
— Арестован Николай Чаплин. Незадолго перед этим я его вызывал, спрашивал, нет ли у него камня за пазухой против партии. Чаплин клялся в верности партии. А теперь в НКВД и этот признался в связях с врагами.
Значит, «следователи быстро прихлопнули» и Чаплина, еще одного бывшего вождя Цекамола... Каганович спросил:
— Перечислите мне всех первых секретарей ЦК комсомола.
Мильчаков назвал:
— Рывкин, Шацкин, Цейтлин, Смородин, Чаплин.
— И все арестованы. Кроме вас.
В 1938 году взяли и Мильчакова. Но не расстреляли. Единственного из первых шести руководителей комсомола. Он отсидел шестнадцать лет. В 1954 году его реабилитировали. Он вернулся в Москву и написал воспоминания.