— Алика, если (и когда) вас называют светской львицей, вас это обижает?
— Я думаю, это неактуально на сегодняшний день, все-таки светские львицы — это бездельницы. Они богаты и от безделья ведут светскую жизнь. Ко мне это не имеет отношения. Хотя я, конечно, в силу публичной профессии участвую в светской жизни, но с рождением детей это участие крайне сократилось.
— То есть вы вернулись к творчеству? Или мне скажете, что вы и так от него никуда не уходили?
— Знаете, я все-таки больше 30 лет в профессии. Иногда были паузы, которые вполне можно было бы занять светской жизнью, но для меня на самом первом месте стоит семья, потом — профессия, потом — очень много разных других моментов, и самым последним в списке — светская жизнь.
— Прекрасно. По поводу семьи мы еще поговорим, по поводу профессии — тоже… А что это за другие моменты, раскройтесь, пожалуйста.
— Это искусство, впечатления от жизни… Я бы даже сказала, обязанность и ответственность.
— Вы занимаетесь благотворительностью?
— Занимаюсь. Но это такое тихое дело, как и вероисповедание, любовь к Родине, благотворительность… Безусловно, это все присутствует в моей жизни, но говорить об этом я бы не стала.
— Согласен, это умный ответ. По поводу любви к Родине… Недавно очень многие возбудились по поводу высказывания Алексея Серебрякова о национальной идее: «Сила, наглость и хамство».
— Я горжусь Алексеем и его смелостью. Знала его еще в начале пути, веселым и беззаботным, а в итоге он стал громадной личностью. Ну скажите, кто из его оппонентов мог бы, как Алексей, усыновить двух мальчиков, взять бездомных животных, сыграть мощные роли? Вообще вся эта свора, которая набросилась… Мне кажется, никто из них не вник в суть вопроса и не услышал его ответа. Все просто хотят придраться, лишь бы было к чему и кому.
— Но у нас сейчас такое время — набрасываться на «тех, кто не с нами». Правда?
— Да, конечно. Как в советском пионерском лагере, ненависть сплачивает, везде надо находить врагов… Я стараюсь вообще никого не осуждать, особенно во время Великого поста, это абсолютно ни к чему.
— А если бы я вас спросил, заранее извиняюсь за пафос: а что есть сейчас наша национальная идея, с вашей точки зрения?
— Я не могу так смело формулировать и не хочу. Мне кажется, мы имеем двойной стандарт: люди думают одно, говорят другое, а делают третье, и поэтому найти национальную идею трудно. Идет подмена всех понятий, вранье. Страшно даже какую-то мысль высказать, потому что ее можно троекратно изменить и потом навесить ярлыков. Вступать в смертные бои с миллионами ненавидящих я не хочу и не буду.
— То есть в бойцы, гражданские активисты или либералы вы записываться не хотите?
— Вероятно, взгляды у меня либеральные, но бойцом я точно не хочу записываться. В последние годы я стала много думать об исторических процессах, об истории моей страны… Она всегда была мне интересна, еще ребенку, в эпоху застоя, благодаря тому, что папа служил в прогрессивном театре. В том обществе, в котором я росла, были прогрессивные люди, антисоветчики, скажем так. Я достаточно рано узнала правду о том, какая история у нас была, а уж с годами могу многое отличить. И понимаю, что такое честный человек, что такое образованный человек, понимаю значение выражения «страх божий». К сожалению, его-то мы и потеряли…
— Про Серебрякова потом говорили: вот уехал к себе в Канаду и еще клевещет на страну! У вас были какие-то моменты, мотивы уехать, понимая все, или Родина есть Родина, ее не выбирают?
— Родину не выбирают, я плохо представляю себя в отрыве от своей Родины. Мне, конечно, очень нравится ездить — прекрасно, что времена изменились, и мы можем передвигаться по миру. Думаю, и Леша, несмотря на то, что уехал, является патриотом России, потому что болеет за Россию. Ростропович в свое время тоже уехал, но разве он не русский человек и не патриот? У нас у всех душа болит за то, что происходит. У меня вот душа болит за то, что мы с утра до вечера собираем деньги детям на операции. Мне и многим людям приходят письма, и все просят денег — на операции. Это производит на меня тяжелейшее моральное воздействие, я от этого страдаю, это уже невозможно. Более того, я самостоятельно воспитываю своих сыновей и не могу сказать, что у меня так много возможностей, чтобы я могла всем помогать. Почему-то не работают в государстве те механизмы, которые должны решать эти вопросы. Почему с миру по нитке мы всё всем собираем? Меня это огорчает как человека, который любит свою страну и свой народ.
— И у вас никогда не было, чтобы вы так снобистски, сверху вниз смотрели на «простой народ»? Иногда их еще называют «ватники» или «электорат»…
— Что значит «ватники»? Есть простые люди, и они прекрасны. Я много езжу по стране, и чем дальше, тем они проще, добрее и лучше. Есть маргиналы, спивающиеся, деградирующие… Но я все-таки не стала бы простых людей обижать по происхождению, по месту жительства.
— Ватниками назвали русских на Украине сами украинцы.
— Я работала недавно на Украине и не увидела ничего того, что у нас говорят. Никто меня ни ватником, ни москалем не называл, везде люди нормальные. Мне кажется, это все политика.
«Нас так тобой пугали, говорили, что ты несносная, скандальная, вредная»
— Скажите, вас раздражает глупость? Помните, как Макаревич пел: «Сегодня самый лучший день, сегодня битва с дураками»?..
— Вот глупость меня раздражает больше всего. Тупость и глупость.
— Только вы же не будете называть тупость и глупость нашей национальной идеей?
— Не буду, потому что этого нет, слава богу. Знаете, я недавно подумала: а ведь только в 1861 году отменили крепостное право. Это же совсем недавно! Поэтому, к сожалению, рабская психология еще жива, подтверждение этому — кровавый переворот, я даже не хочу это революцией называть. Люди, которые писали доносы, — они оттуда.
— Да, как говорил Довлатов: а кто же писал четыре миллиона доносов?
— Ну вот они и писали, рабы. Просто Сталин, словно бес, разбудил в людях самое страшное, темное. В темных людях, а в светлых — нет. Были же герои, которые сидели по 15, по 20 лет и никого не выдавали, сохранили человеческое лицо.
— К сожалению, таких было очень мало.
— Ну потому что светлых меньше, а черных — больше, это и есть борьба света и тьмы, которую мы сегодня наблюдаем.
— А в вашей артистической среде, где люди эмоциональны и конкуренцию никто не отменял — и стекло в туфли, и доносят на соперника, чтобы взять его роль… — вы с этим не встречались?
— Я, конечно, много чего видела. Но у меня есть замечательное устройство психики: я плохое стараюсь не запоминать, а хорошее помню. Кстати, я в театре никогда особенно не служила. Меня вообще постоянный коллектив отталкивает — я настолько его переела в советском своем детстве, мне никогда это не нравилось. Я индивидуалист, и с годами хочется держаться подальше от коллективов.
— Но папа вам, наверное, рассказывал о внутренней жизни замечательного Театра на Таганке…
— Да, я все это сама наблюдала, выросла за кулисами. Всякое видела, много чего слышала — я девочка смышленая, наблюдательная и с детства все свои выводы сделала. Лично меня театр не прельщает как исполнителя, хотя как зритель я туда иду с удовольствием. Просто я выросла с изнанки, для меня тайны нет.
— А на съемочной площадке разве не бывает ничего подобного?
— Бывает, но это временно и намного легче: все роли распределены, два-три месяца, и до свидания. Сейчас, к сожалению, немножко другая ситуация, с которой я сталкиваюсь: друг про друга наговаривают не столько артисты, сколько агенты, ассистенты и кастинг-директора… Говорят режиссеру: «Ой, ну что вы, она с таким характером, даже не связывайтесь». Сколько раз у меня это было! Вот я снимаюсь, работаю, а люди почему-то настороженно со мной общаются — и только потом, в процессе, когда все идет прекрасно, открываются: «Господи, нас так тобой пугали, говорили, что ты несносная, скандальная, вредная…»
— Хорошо помню то время, когда вы очень много выступали на эстраде, в «Песнях года», с Буйновым, в «Утренней почте»…
— У меня был период с 96-го года, когда я выпустила три диска, выступала, была концертная деятельность, песни, шлягеры, хиты…
— И куда это все ушло?
— Просто я выросла. Популярная музыка, попса — этот жанр стал мне маловат. Дело в том, что я окончила факультет «актер музыкального театра», изначально всегда любила музыку и никогда не стремилась учиться на драматическом факультете. Проучилась один год в музкомедии в Гнесинском и пять лет — в ГИТИСе. У меня очень серьезное академическое музыкальное образование, я профессиональная певица, в отличие от тех, кто в основном выступает сегодня на эстраде. Могу петь по нотам, знаю сольфеджио, хотя сейчас вообще никто по нотам не поет. Мне всегда были интересны романсы, я их очень любила. Или Окуджаву, бардов наших… Но мне сказали, что это абсолютно не кассово, не продаваемо, не нужно никому. Я была молодая, вот и втянулась в ритмы популярной музыки. Для того чтобы тебя где-то показали, надо было платить. Но я не хотела! Пусть мне за это платят, а не наоборот! В законы попсы я не вписалась.
— А что это за люди там, в попсе? Нормальные, только «квартирный вопрос» их испортил?
— Да нет, нормальные, милые, со многими я дружу. С Ларисой Долиной, Любой Успенской, Сашей Буйновым, естественно, с Вовой Пресняковым, Леней Агутиным… С Филиппом Киркоровым мы вообще учились вместе в Гнесинском училище. Но, к сожалению, этот жанр для меня оказался легкомысленным, а мне сегодня нравится заниматься тем, что глубже. Так что всему свое время. Все-таки эстрада — это молодежная история.
— Многие поют до 80 лет, как Иосиф Давыдович.
— Это так, и я его безмерно уважаю. Уважаю людей, которые умеют держаться долго, красиво и достойно на эстраде.
«Альфонсам не обращаться!»
— Вы сказали, что с изнанки познали Театр на Таганке, где служил ваш папа. Когда Иван Дыховичный, которого вы тоже хорошо знали, снял фильм «Копейка», где показал Высоцкого только определенным образом, я недоумевал, возмущался и говорил об этом Дыховичному: зачем? Вы видели, наверное, тоже разного Высоцкого, Золотухина, но разве может «изнанка» перевесить то, что остается от творческого человека, от артиста?..
— Артисты, которых вы назвали, были абсолютно другими — нынешних разве можно с ними сравнить? Раньше это были действительно интеллектуалы, интереснейшие люди. А какой был Леонид Филатов потрясающий! Я говорю о нем — и сразу вспоминаю его ясные голубые смеющиеся глаза. Я сидела открыв рот и слушала. То же самое можно сказать о Высоцком, Золотухине… Конечно, я была очень маленькая, когда общалась с Высоцким, но вообще не помню ничего такого, что было показано в фильме. Я видела всегда людей, живущих совершенно иначе, не так, как сейчас. Сейчас все в рыночной экономике, у всех статус, к ним не подойти…
— А вы?
— У меня, видимо, тоже какой-то статус, и я это вижу по реакции на меня людей.
— Но разве вы не являетесь подругой Татьяны Навки?
— Являюсь. И если вы сейчас спросите меня про Дмитрия Сергеевича (Пескова. — Авт.), то когда мы познакомились, мне было 13, ему 14, и это никак не связано с Таней Навкой. У Дмитрия Сергеевича вообще тогда была другая фамилия. Мы дружны совершенно с другого боку-припеку, более того, когда он стал тем, кем стал, я даже не поняла, что это он. А про Навку я могу только сказать, что это трудяга. Талантливейший человек на льду — глаз оторвать невозможно. И когда в человеке есть столько хорошего, зачем искать плохое?
— А я о плохом и не спрашивал.
— У нас очень много похожего в характере, мы одного знака зодиака. Но у нее есть то качество, которого во мне как в Овне нет: она очень терпеливый человек, умеет идти к своей цели. Я хотела бы обладать этими качествами, но пока не получается.
— Слушайте, вот вы такая красивая (да, вы в моем вкусе!) и умная, как я теперь вижу, но почему же одна?
— Да, я одна. Уже больше 10 лет. Даже не понимаю, как это происходит. Вернее, понимаю: в моем случае это горе от ума, конечно.
— То есть остальные мужчины в этом смысле не котируются?
— Умные ко мне боятся подойти, а остальных я уже сама видеть не хочу.
— Ну, тогда поблагодарите папу за ум, который передался по наследству.
— У меня и мама умная, интеллектуал. Я не жалуюсь на гены. Если говорить про личную жизнь, то я во многом виновата сама. Наверное, нет терпения, которым женщина должна обладать. А самое основное — мне просто не повезло.
— Ну какие ваши годы!
— Видите, какие уже годы. Но я открыта для умного, образованного, честного, духовного и физически развитого мужчины.
— Да это практически мой портрет! Только я женат вот уже 25 лет.
— Ну вот, опять мне не повезло.
— А денежный вам не нужен человек или это уже не главное?
— Мне не нужен третий ребенок — третьего сына я не потяну. У меня есть два сына, о которых я должна беспокоиться. Я считаю, что неприлично мужчине рассчитывать на женщину.
— Нет, наоборот, я говорил о мужчине с большим толстым кошельком.
— Это как-то очень вульгарно: мечтать о большом толстом кошельке. Я привыкла рассчитывать на себя — альфонса точно не хотела бы. И даже напишите, Саша: альфонсам не обращаться, а то побегут ребята… Бывают такие, решат, что надо пожалеть меня, что мне так не повезло в личной жизни. Я прекрасно себя ощущаю, вполне самодостаточно.
— А ваш первый муж Сергей Ливнев, замечательный сценарист, режиссер… Когда вы смотрите фильм «Асса», понимаете, что в вашу честь названа главная героиня?
— Я была у истоков создания этого фильма, и когда Сережа писал сценарий, конечно, читала его. Уже не могу его смотреть как фильм, потому что это часть моей жизни, моей молодости, все на моих глазах происходило. Приятные воспоминания…
— Тогда несколько философских вопросов. Как вы относитесь к деньгам? Любите ли вы их, как не люблю их я?
— К деньгам отношусь положительно, чувства любви или ненависти к ним не испытываю. Деньги дают ощущение свободы, и все, не более того. Для меня это важно. Вообще по фэншую нельзя говорить плохо про деньги, потому что таким образом ты их от себя оттолкнешь. А мы все живые люди, и глупо было бы делать вид, что нам ничего не нужно. Вот молиться на деньги не нужно, это точно.
— А кто вы по социальному определению — средний класс, высший средний класс?
— Интеллигенция — есть у нас такой класс?
— Это прослойка, причем недобитая.
— Ну вот я творческая интеллигенция. Недобитая.
— Еще о свободе. Вы бы могли быть свободной, если жили бы в двухкомнатной квартире в 32 квадратных метра где-нибудь в Чертанове?..
— Но я бы предприняла какие-то усилия, чтобы сделать так, как хочу. Все, что я имею, мой образ жизни, — плод моего труда. То есть всего можно добиться самой. И свободы тоже.
— Был ли какой-то момент в жизни, час, минута, день, когда вы были абсолютно счастливы?
— Боюсь, что это вам не очень понравится, но я бываю счастлива, когда слышу хорошую музыку в гениальном исполнении. Вот это настоящее счастье.
— Абсолютно вас понимаю. Ну а в личном были такие моменты, я надеюсь?
— Я тоже надеюсь, что были. И самое главное — надеюсь, что будут…
27 марта в 19.00 в Центральном доме литераторов Алика Смехова даст юбилейный концерт «Не перебивай меня…» В роли отца — Вениамин Смехов.