Обвинительный приговор Ольге Андроновой вынесли в Кировском районном суде города Астрахани в конце декабря прошлого года. На днях молодая женщина ждет рассмотрения своей апелляции. Поэтому она и согласилась пообщаться с журналистом «МК». «Молчать дальше не имеет смысла, — говорит Ольга. — Я была уверена, что меня оправдают, поэтому для меня все произошедшее, честно говоря, явилось настоящим шоком. Поймите, если случится такой прецедент и наказание останется в силе, то тогда любого, буквально любого российского врача можно будет посадить по этой статье. И кто станет на себя брать такие риски, класть в стационар привезенного по «скорой» человека, опасаясь в результате понести уголовную ответственность?»
Мнимая или больная
Все началось с того, что в феврале 2016 года поздним вечером в Астраханскую психиатрическую больницу доставили пожилую даму. Та, согласно медицинским документам, находилась в состоянии крайнего эмоционального возбуждения, кричала о том, что ближайшие родственники имеют злой умысел в отношении нее. Что одна из ее дочерей вообще приемная и «дочери избили свою бабушку, порезали». Женщина была тревожна, беспокойна, мысли выражала непоследовательно и обрывочно. То безудержно рыдала, то успокаивалась, то снова начинала плакать. Все это зафиксировано в медицинской карте.
Две дочки, те самые, одна из которых якобы приемная, и вызвали психиатрическую бригаду, они утверждали, что мама не в себе, неадекватна, заговаривается, угрожает убийством пятерым внукам от двух до пятнадцати лет, обещает лишить материнских прав и всего имущества, пишет заявления в различные инстанции и что они ее боятся.
В ту ночь в приемном покое дежурила врач-психиатр Ольга Андронова. «Мой общий стаж работы составляет десять лет. Конкретно в этом приемном отделении работаю порядка трех. Никаких нареканий, выговоров, конфликтов с пациентами у меня никогда не было, — утверждает доктор. — Больница у нас большая — 1100 коек. Самая большая в Астрахани. В среднем в день я осматриваю от 20 до 40 человек. В ночное время обязанности врача приемного отделения совмещаются с функциями врача стационара, то есть я совершаю обход, а если появляются какие-то проблемы у больных, то должна оказать им неотложную помощь».
— Но вы же наверняка делаете это не одна?
— Одна. К сожалению, сотрудников не хватает. Поэтому мы работаем...
— На износ?
— Много работаем. Ситуации бывают разные. Случается, что пациенты, поступающие в состоянии психоза, себя не контролируют. Ломают мебель, столы, стулья, бьют окна. Это не то чтобы нормальная практика, но особенность стационара психиатрического профиля. Тем более что в вечернее время по экстренным показаниям привозят обычно тяжелых. Охраны как таковой у нас нет. Хотя агрессивных пациентов сопровождает полиция.
— Ольга, а легко определить профессионалу, насколько человек нуждается в срочной госпитализации? Или «на всякий случай» кладут всех?
— Мы действуем в строгом соответствии с Законом «О психиатрической помощи», в нем четко прописаны обязанности и права врачей-психиатров. Поймите, психиатр лишь предполагает наличие у того или иного человека психического расстройства. 48 часов есть для того, чтобы разобраться в ситуации. Чтобы отличить, допустим, настоящий бред от конфликтных отношений с родными. При этом каждый дипломированный специалист имеет право на свое независимое клиническое мнение, на которое не могут повлиять ни судья, ни прокурор, ни коллеги.
— А если мнение врача в результате окажется ошибочным?
— Это не является уголовным преступлением. Медик тоже может ошибиться. Я согласна, да, что в психиатрии все не так очевидно, как, скажем, в хирургии. Предположили, что по всем признакам у человека острый приступ аппендицита, сделали операцию — подтвердилось. В психиатрии изо всех медицинских специальностей, пожалуй, наиболее сложно отделить патологию от здоровья, сложно определить диагноз. Но мое мнение в отношении именно этой гражданки базировалось не только на профессиональном опыте, возбужденное состояние женщины также видели сотрудники нашей больницы — медсестра, санитары; два полицейских, которые присутствовали, когда ее забирали из дома. До этого ее осмотрел врач-психиатр бригады «скорой». Чуть позже подъехали обе дочери, которые написали два официальных заявления о случившемся. Мною было принято единственно верное, как я считаю, на тот момент решение — оставить женщину на ночь в больнице, понаблюдать. Правом же проверки достоверности заявлений родных я как врач-психиатр не обладала. Но, в конце концов, речь шла о жизни и здоровье пяти малолетних детей! А женщина себя явно не контролировала. Кстати, юридически госпитализирована она еще не была. Так как только суд вправе решать это.
— Вы сами говорили с ней?
— Да, около часа. Результаты этой беседы также записаны. Контакт шел сложно, так как поступившая была против того, чтобы ее оставили в стационаре. Но это тоже обычное положение вещей.
Сопротивляющуюся даму поместили в палату с усиленным медицинским постом. В кровать она так и не легла, просидела всю ночь на стуле. Никакого медикаментозного лечения к ней не применяли. На следующее утро, как и положено по законодательству, пациентку осмотрела срочно собравшаяся врачебная комиссия. На тот момент дама несколько успокоилась, пришла в себя, признаков психических нарушений у нее не нашли и поэтому отпустили домой. В общей сложности она провела в отделении около 10 часов.
Ушла после дежурства и врач Ольга Андронова. И целый год потом, скорее всего, не вспоминала об этой пациентке — в конце концов, ничего особенного тогда не произошло, обычная рутинная ночь.
«Но в феврале 2017-го, то есть 12 месяцев спустя, меня неожиданно вызвали в Следственный комитет и сказали, что против меня возбуждено уголовное дело по ст. 128, ч. 2, УК РФ...»
Незаконная госпитализация (она приравнивается к принудительному лишению свободы) в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, совершенная лицом с использованием своего служебного положения либо повлекшая по неосторожности смерть потерпевшего или иные тяжкие последствия: Ольге Андроновой грозил тюремный срок до семи лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.
Лечить нельзя выписать
Оказывается, за минувший год следствие целых пять раз выносило постановление об отказе в возбуждении данного уголовного дела, но считающая себя пострадавшей дама не унывала и заново писала заявление. Так же как прежде родные дочки, теперь объектом ее преследования стал, видимо, врач-психиатр.
Потерпевшая настаивала, что была совершенно здорова и в больнице ее оставили незаконно. Врач тоже стояла на своем: что на тот момент сомневалась в ее психической адекватности. Имела право.
«Так как я находилась на рабочем месте, то не могла просто взять и заявить: знаете, я не буду ни в чем разбираться, приходите завтра утром. А если ночью что-то случилось бы? И кто был бы в этом виноват?» — задает риторический вопрос Ольга Андронова.
К тому же неоказание помощи больному без уважительных причин, случись что, повлекло бы за собой уголовную ответственность уже по ст. 124 УК РФ. Так что куда ни кинь — везде клин.
При этом ситуация достаточно банальная, жизненная. Дело в том, что пожилая дама оказалась весьма обеспеченной особой и поэтому постоянно подозревала родных, что те ждут ее смерти. Те в ответ обвиняли богатую бабушку во всех грехах. То есть обычный домашний конфликт: застарелый, хронический, как кашель.
Но речь не о том, хотела ли бабушка убить внуков, а дочки зарезать мать; дежурный врач, естественно, и не должна была углубляться в эти семейные перипетии, она оценивала только состояние психики человека, доставленного по «скорой».
Могла ли психическая болезнь пройти столь быстро и без последствий? Что ж, как полагают эксперты, бывают разные течения психозов, и хотя такое случается нечасто, приступ вполне мог закончиться уже на следующее утро. Психика — вещь малоизученная, непредсказуемая, терра инкогнита.
Законодатели, кстати, предусмотрели, что состояние человека может резко измениться. Поэтому помимо первичного приема у врача в течение 48 часов проводится врачебный осмотр комиссией, которая и принимает окончательное решение о том, что человек здоров и может идти домой, или направляет свое заключение в суд о недобровольном лечении. Группа специалистов — а не один дежурный врач. «Одно дело, когда ночью экстренно принимается решение, и совсем другое — коллегиально, в спокойной обстановке. Но это не значит, что я совершила преступление», — в своей петиции на имя президента Национальной медицинской палаты профессора Леонида Рошаля написала врач-психиатр Ольга Андронова.
Однако в итоге этому уголовному делу все-таки дали ход.
«Полгода в моей ситуации разбирался Следственный комитет, пока там разбирались, моего следователя уже успели посадить... За мошенничество в особо крупных размерах. Сейчас по нему тоже идет следствие. Мне же прокурор потребовал четыре года колонии...» — об этом Ольга поведала уже «МК».
А что же ближайшие родственницы потерпевшей? За это время дочки, оказывается, помирились с мамой и на суде искренне заявили, что не предполагали, к каким последствиям мог привести их звонок в «скорую». Извините, мы не хотели и больше не будем... «Мне одной кажется, что это какая-то странная, инфантильная, детская позиция? Все-таки взрослые люди. Однако в суде их показания приняли на веру, и виноватой в итоге оказалась я одна», — возмущается Ольга Андронова.
И хотя на стороне Ольги выступил головной Федеральный институт психиатрии имени Сербского, это не имело ровным счетом никакого значения для ее защиты.
«Российское общество психиатров настаивает на отмене этого неправосудного приговора и просит предпринять все предусмотренные законом меры прокурорского реагирования, — написали коллеги Ольги Андроновой из исполнительного комитета Российского общества психиатров Генеральному прокурору РФ Юрию Чайке и губернатору Астраханской области Александру Жилкину. — Представляется, что судом допущена грубая правовая ошибка. В связи со сложностью оценки состояния потерпевшей, ограниченными возможностями для контакта с ней решение о наблюдении пациентки в условиях стационара для дальнейшего уточнения диагноза и принятия решения о необходимости лечения представляется единственно правильным. Дежурный врач по своему положению не вправе принимать окончательное решение о недобровольной госпитализации, он не может обращаться в суд с заявлением об оформлении недобровольной госпитализации. Эти полномочия, согласно Закону РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», предоставлены комиссии врачей-психиатров, которая в течение определенных ст. 29 закона 48 часов и провела сбор всех необходимых данных».
Тем не менее Ольгу Андронову осудили на два года условно. И, что для нее совсем уже непереносимо, это дамокловым мечом висящий запрет заниматься профессиональной деятельностью.
«Я сама из врачебной семьи. Мой папа сейчас работает главным внештатным психиатром Георгиевского района Ставропольского края. Я не представляю себя вне этой профессии. Я люблю свою работу. Почему я должна идти куда-то еще, искать что-то только из-за того, что кому-то этого очень захотелось?» — по телефону голос Ольги мягкий, обволакивающий, очень спокойный, каким и должен быть голос настоящего психиатра.
Буквы без закона
Пока приговор не вступил в законную силу, Ольга продолжает трудиться на прежнем месте. Коллеги ее жалеют. У всех к тому же на слуху громкое дело Елены Мисюриной, за свободу которой сражалось, можно сказать и так, все сплоченное московское медицинское сообщество.
В случае с Ольгой Андроновой все гораздо местечковее и тише.
Все же Астрахань — не Москва. Хотя проблема, поднятая в этом случае, ничуть не менее остра, чем в деле Мисюриной.
«Все, что я сделала, я сделала ровно по букве закона. И если закон сейчас не восторжествует, то завтра ни один психиатр не согласится под свою ответственность положить в больницу даже очень буйного пациента», — не может прийти в себя молодая женщина.
...На данный момент по всей России возбуждаются десятки и десятки уголовных дел против врачей. За медицинские преступления, нередко приведшие к тяжелым последствиям, судят в Ленинградской области и Красноярском крае, в Самарской области, в Кемеровской, в Ханты-Мансийске. В некоторых случаях поднимают даже старые отказные дела из архивов. Правозащитники открывают «горячие линии» по жалобам на врачебную некомпетентность.
И нельзя сказать, что новая масштабная кампания, апогеем которой и стало дело гематолога Мисюриной, является надуманной или, того хуже, фальсифицированной. Тем более что только в прошлом году в правоохранительные органы обратились свыше шести тысяч граждан с требованиями провести расследования врачебных ошибок разной степени тяжести. И если раньше врачей и тронуть было нельзя, что бы они не совершили, то теперь готовы сажать любого, на которого только напишут заявление.
Но ошибки следствия подчас приводят к не менее необратимым последствиям, чем ошибки докторов. А когда начинается очередной всероссийский разбор полетов, под разнос нередко попадают и правые, и виноватые. Причем первые, как водится в нашей стране, даже чаще последних.
К чему это в итоге может привести? Особенно в условиях бесконечного реформирования родной государственной медицины, от которой и так уже мало осталось. К тому, что докторам станет гораздо проще и спокойнее не делать вообще ничего, отфутболивать пациента от одного к другому, писать положенные отписки в медкартах, которые с них требуют чиновники от медицины, делать не так, как лучше для больного, а как безопаснее — для себя. Оно им надо?