Мастера дезинформации
За свое нынешнее столичное звание Белокаменная должна благодарить немцев, возобновивших в середине февраля 1918-го наступление на фронтах, и начальника штаба Высшего военного совета республики М.Д.Бонч-Бруевича.
21 февраля правительство Советской России приняло декрет «Социалистическое отечество в опасности!». А через считаные дни неприятельские войска оказались уже не так далеко от Петрограда. Есть сведения, что в столь отчаянных условиях Петроградский комитет партии даже предполагал в ближайшем будущем перейти на нелегальное положение и попросил ЦК РСДРП(б) выделить для этого необходимые денежные средства. Что же касается нового, большевистского руководства страны, то ему оставаться в прифронтовом городе было и вовсе опасно.
26 февраля состоялось экстренное заседание Совнаркома, на котором приняли решение о переносе столицы. Последней каплей, которая окончательно склонила большевистских лидеров к эвакуации в Белокаменную, стала докладная записка Бонч-Бруевича: «Германцы занимают Псков и, вероятно, в ближайшее время утвердятся в Нарве. При такой близости неприятеля считаю необходимым доложить, что правительству надлежит теперь же уехать из Петрограда, например, в Москву...»
Перевезти по железной дороге на 700 верст правительство страны, госучреждения с соответствующим весьма громоздким их «хозяйством» — очень сложная задача даже в мирное время. А тут неприятельские войска совсем неподалеку, участившиеся антибольшевистские выступления... И самое опасное — что в оппозиции к «ленинцам» оказался мощный профсоюз транспортных рабочих Викжель (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного транспорта), к руководству в котором пришли эсеры.
При создавшейся ситуации «верхи» РСДРП(б) проявили себя отличными мастерами конспирации и дезинформации.
Подготовка к переезду в Москву уже шла полным ходом, когда 1 марта «Правда» опубликовала официальное заявление: «1. Все слухи об эвакуации из Петрограда Совнаркома и Центрального Исполнительного Комитета совершенно ложны. СНК и ЦИК остаются в Петрограде и подготавливают самую энергичную оборону Петрограда. 2. Вопрос об эвакуации мог бы быть поставлен в последнюю минуту в том случае, если бы Петрограду угрожала бы самая непосредственная опасность, чего в настоящий момент не существует».
Подобное же заявление сделал в печати председатель ВЧК Дзержинский: слухи о переносе столицы не имеют под собой основания. Одновременно с этим власть запустила в массы еще одну «дезу»: мол, правительство все-таки покинет Петроград, но уедет оно не в Москву, а в Нижний Новгород. Об этом управделами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевич (брат начальника штаба) «под большим секретом» упомянул во время своего разговора с руководителями Викжеля.
А когда начавшееся масштабное перебазирование «руководящих инстанций» в Белокаменную уже нельзя было скрывать, большевистские вожди постарались «навести тень на плетень». В «Правде» появилось «Обращение Военно-Революционного комитета при Петроградском Совете к гражданам Петрограда», подписанное Львом Троцким: «...СНК и ЦИК выехали в Москву на Всероссийский съезд Советов...»
В это же самое время в некоторых газетах появились публикации, оправдывающие перевод столицы в другой город. «Петроград представляет собой объект для нападений и наступлений, во втором случае ему грозит также постоянная угроза нападения не только с суши, но и с моря... Поэтому, если нужно вообще сохранять столицы, то, конечно, нужно избавить их от риска быть захваченными врагом» («Знамя труда», 9 марта 1918 г.).
Вождь №1 и вождь №23
Самой важной задачей было перевезти из Петрограда в старую-новую столицу Ленина и его ближайших соратников, не подвергая их жизнь опасности.
В архиве сохранился составленный 3 марта 1918 года список VIP, отправлявшихся в Москву. Под №1, естественно, значится Владимир Ильич — с женой, сестрой и 20 пудами багажа. Под №2 — Бонч-Бруевич В.Д. с четырьмя членами семьи и 30 пудами багажа... А под скромным №23 — Сталин И.В. без членов семьи и с 10 пудами личного имущества... Вот такая тогда была у большевиков иерархия.
Сами сроки эвакуации первых лиц сохранялись в строжайшей тайне. Для подстраховки от возможных диверсий и эксцессов организаторы переезда во главе с В.Д.Бонч-Бруевичем продолжили использовать тактику «всеобщего запутывания».
6 марта отдельным поездом в Москву отправили Наркомат путей сообщения. В ночь с 8 на 9 марта от перронов петроградского Николаевского вокзала отошли один за другим два пассажирских состава с делегатами Съезда Советов (причем для пущей безопасности во время путешествия делегатов-большевиков специально «перемешали» в купе с эсерами и представителями других фракций). Посадка в эти поезда уже заканчивалась, когда публика, толпившаяся на вокзале, увидела, как из подъехавшего автомобиля в один из вагонов перешел Яков Свердлов. Характерный профиль председателя ЦИК мелькнул за шторами одного освещенного окна, другого... Никто из посторонних даже не догадывался, что еще минуту спустя открылась вагонная дверь с противоположной от перрона стороны и Яков Михайлович тайком спрыгнул с задней площадки на пути. Никем не замеченный, он перебрался в соседний состав.
По сведениям, которые нашел в архивных источниках А.Никольский, для перевозки партийных и правительственных лидеров в Москву было подготовлено три особых, литерных поезда. Причем один из них для этого специально пригнали в Петроград из Белокаменной, другой — с Северо-Западной железной дороги... Неожиданная проблема возникла с локомотивами для спецсоставов. В депо Петроград-Пассажирский-Московский шли митинги рабочих и локомотивных бригад, недовольных новой властью, и выделять паровозы под литерные поезда там отказывались. Лишь с большим трудом организаторам переезда удалось договориться с деповскими.
«День Х» наступил 10 марта. Два специальных поезда подали под погрузку и посадку к перронам Николаевского вокзала. Их отправление вечером было обставлено вполне официально. А еще один литерный (ему присвоили №4001) подогнали к «Цветочной площадке» — маленькой, неприметной железнодорожной платформе на окраине города, за Московской заставой. Здесь, вдали от посторонних глаз, в вагоны предстояло погрузиться Ленину и его приближенным лицам.
По данным А.Никольского, комендантом поезда назначили М.Цыганкова. (Впрочем, в некоторых других источниках упоминается, что эту должность исполнял П.Мальков — будущий комендант Кремля.) Для решения возникающих в пути «железнодорожных» проблем в литерном ехал также начальник службы движения Николаевской дороги Н.Скарман. Охрану пассажиров поручили надежным людям — отряду латышских стрелков из ста человек под командованием О.Берзиня. Основная масса их ехала в хвостовом вагоне, кроме того, посты вооруженных винтовками латышей дежурили на площадках каждого вагона, на паровозе. В будку машиниста протянули для осуществления оперативной связи полевой телефон, на тендере поставили пулемет...
Главные пассажиры — В.И.Ленин с женой Н.К.Крупской и сестрой М.И.Ульяновой, В.Д.Бонч-Бруевич — выехали из Смольного на машинах в 9.30. Причем окна дворца и после этого оставались ярко освещенными, чтобы все думали, что «хозяева» на месте. Автомобили, попетляв по улицам, вырулили наконец к «Цветочной площадке», оцепленной латышскими стрелками. Там Владимира Ильича и сопровождавших его провели к затемненному салон-вагону. Ради маскировки эта процедура проходила лишь при свете карманных фонариков.
Так же, в полной темноте и без традиционного гудка при отправлении, 4001-й тронулся в 10 часов вечера, выруливая по второстепенным путям на «главный ход». Согласно разработанному организаторами плану за 15 минут до этого от платформы Николаевского вокзала отошел другой литерный состав с «правительственными» пассажирами. Именно за ним и должен был пристроиться, выйдя на магистральный путь, поезд с Лениным. А в арьергарде следовал еще один из литерных спецсоставов, отправившийся с Николаевского. Благодаря этому поезд №4001 надежно был прикрыт и спереди, и сзади.
Все вроде бы шло спокойно. Как только «главный» литерный оказался на Николаевской магистрали, в вагонах зажгли свет. По воспоминаниям очевидцев, сразу после этого Ленин в своем купе занялся делом. Он писал очередную работу — «Главные задачи наших дней».
Однако без происшествий не обошлось. План спецоперации оказался нарушен уже в самом начале. За первым литерным составом с товарных путей Николаевского вокзала неожиданно тронулся «посторонний» поезд, да еще какой! Это был воинский эшелон, теплушки которого были набиты анархистски настроенными матросами, дезертировавшими с фронта. Из-за недостаточно четкой организации движения на железной дороге этот состав сумел вклиниться между головным литерным и «ленинским» поездами. Несколько раз при прохождении промежуточных станций эшелон-нарушитель пытались загнать на запасной путь, освободив дорогу 4001-му, однако агрессивно настроенная «братва», выскочив из вагонов, заставляла железнодорожников переводить стрелки на главный путь.
«Развязка должна была наступить на узловой станции Малая Вишера, где в то время все поезда обязательно делали остановку для смены паровоза или пополнения запасов топлива и воды на нем, — рассказывал Александр Никольский. — Когда среди ночи литерный, на котором ехал Ленин, подкатил к этой станции, она уже была полна высыпавших из теплушек воинского эшелона вооруженных дезертиров. Знали ли они о спецпоезде с главой большевистского правительства, неизвестно. Однако, как только 4001-й остановился, матросы попытались приблизиться к его вагонам... И наткнулись на шеренгу латышских стрелков, ощетинившихся штыками. А с крыш вагонов грозили стволы нескольких пулеметов. Навстречу анархистам вышел в сопровождении десятка бойцов Берзиня В.Бонч-Бруевич и предложил немедленно сдать оружие и разойтись по вагонам. Оказавшись под прицелом, дезертиры вынуждены были повиноваться. В итоге техническая остановка в Малой Вишере обошлась без стрельбы. Эшелон-нарушитель с запертыми в теплушках буйными матросами перегнали на запасной путь, а литерные правительственные поезда двинулись дальше уже в запланированном порядке».
Этим ЧП неприятности не закончились. Никольскому удалось обнаружить сведения о том, что эсеры-боевики все-таки смогли получить конкретную информацию о переезде Ленина в Москву и предприняли попытку покушения на него: ими был заминирован один из мостов на Николаевской магистрали. Однако чекисты успели обезвредить эту мину.
В итоге переезд советского правительства завершился благополучно. В 8 часов вечера 11 марта литерный состав №4001 подкатил к перрону Николаевского вокзала в Москве.
Наркомы в «Национале»
Газеты, конечно, не оставили без внимания столь важное событие.
Еще в преддверии прибытия «петроградцев» некоторые журналисты ерничали. «Что такое Москва? Провинциальный город с двухмиллионным населением, живущий своей жизнью, куда явятся тысячи пришельцев из Петрограда, чтобы править не только Москвой, но и всей Россией… Всякий, кто знает Москву, с трудом представит себе сочетание Тверской и народного комиссара Троцкого, Спасских ворот, где снимают шапки, и Зиновьева, московское купечество и мещанство, насквозь пропитанное истинно русским духом, и интернационалистический ЦИК. Что из этого выйдет, скоро увидим…» («Новая жизнь», 9 марта 1918 г.).
«Вчера в Москву прибыл целый ряд поездов из Петрограда с представителями правительства и правительственных учреждений… С поездом прибыла масса вооруженных солдат, каких-то штатских и, наконец... представители центрального советского правительства. Вместе с Лениным приехали Зиновьев и управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич» («Новое слово», 12 марта 1918 г.).
По прибытии в Белокаменную Ленина и других важных большевиков разместили в номерах гостиницы «Националь», тщательно охраняемой латышскими стрелками. Многочисленный «десант» сотрудников аппарата и государственных учреждений расселяли по другим, не столь престижным гостиницам. С простыми их постояльцами при этом не церемонились.
«Вчера в 9 часов вечера администрации меблированных комнат «Бельгия» на Тверской улице было предъявлено требование: освободить 30 номеров. Сроком для выселения был назначен 1 час» («Новое слово», 12 марта 1918 г.).
В качестве места для работы Совнаркома и ЦИК сразу же был выбран Кремль. Там шла напряженная работа по приспособлению для этой цели нескольких зданий.
Конечно, проведенный в экстренном порядке переезд властей в новую столицу не мог обойтись без накладок и недоразумений. Порой эти «закавыки» выглядели даже смешно.
Например, пресловутая ВЧК перевезла в Москву вместе с руководящим аппаратом и все свои архивы. А вот арестованных «контриков» оставили в Петрограде, причем без документов, которые объясняли бы, кто из них за что угодил в тюремную камеру. Петроградское бюро РСДРП(б) в связи с этим отправило в Москву жалобу на Дзержинского: «Бумаги он вывез, следователей вывез, а подсудимых оставил». Феликс Эдмундович отреагировал на критику. Через неделю он распорядился создать комиссию «для выяснения дел, которые должны быть продолжены следствием в Контрреволюционном отделе, и определения состава тех из арестованных, кои должны быть по этим делам переведены из Петрограда в Москву».
Еще один примечательный эпизод произошел во время разгрузки литерного состава на Николаевском вокзале. По воспоминаниям участника событий, когда уже практически все прибывшие в спецпоезде отправились на места своей новой «дислокации», а вслед за тем туда же было отправлено имущество, доставленное из Петрограда, вдруг обнаружилось, что на перроне «завалялся» драгоценный груз. Тревогу подняла секретарша наркомата иностранных дел: она увидела оставленный без присмотра большой ящик, наполненный золотыми кубками и вазами, позолоченными ложками-вилками... Это были парадные сервизы, предназначенные для сервировки банкетных столов при проведении официальных мероприятий наркомата.
Несколько дней потребовалось на то, чтобы хоть как-то адаптироваться на новом месте. И все это время формально Советская Россия оставалась государством без столицы. Лишь 16 марта на заседании IV Съезда Советов был окончательно узаконен перенос главного города государства из Петрограда в Москву.
«Гончая Малаховского»
Памятников в честь возвращения Москве столичного статуса нет. Напоминанием о столь знаменательном для Первопрестольной событии вплоть до недавнего времени служила только надпись металлическими буквами на внутренней стене Ленинградского вокзала (убранная при недавней реконструкции): «11 марта 1918 г. на этот вокзал в связи с переездом Советского правительства в Москву прибыл Владимир Ильич Ленин». Но мог, оказывается, быть и куда более представительный мемориальный знак — огромный красавец-паровоз.
Для того чтобы доставить литерные правительственные составы в новую столицу, были использованы лучшие по тем временам пассажирские локомотивы. Александру Никольскому и его коллегам, любителям истории железных дорог, удалось выяснить, что поезд №4001 вели паровозы серии С. Их называли еще «гончими Малаховского» — по фамилии инженера, спроектировавшего это чудо техники, способное разгоняться до 125 км/ч.
Тот «главный» поезд на 700-верстном пути тащили поочередно 4 «эски». Точно установлено, что на последнем участке — от Твери до Москвы — в голове состава шел паровоз С-245.
Во времена СССР существовала мода на увековечивание мемориальных «ленинских» паровозов: такие вошедшие в историю локомотивы до сих пор можно увидеть на Финляндском вокзале в Петербурге, рядом с Павелецким в Москве... Существовал проект установки в столице еще одного исторического паровоза — того самого С-245, который доставил Ильича в Первопрестольную весной 1918-го. Вернее, не того самого, а такого же.
Паровозы серии С исчезли с наших железных дорог еще более полувека назад. Энтузиастам-поисковикам повезло в 1978 году обнаружить последнюю уцелевшую «эску» (ее номер — С-68). Причем нашли ее не в какой-нибудь глухомани, а среди московских кварталов — на территории завода ЖБИ неподалеку от станции метро «Октябрьское поле», где старый паровик использовался в качестве котельной. Пять лет длилась эпопея со спасением и реставрацией «колесного раритета», активное участие в которой принимал и Александр Никольский. Специальным приказом министра путей сообщения паровозу присвоили обозначение С-245 — то же, какое было у «эски», прикатившей «ленинский» правительственный поезд в Москву в марте 1918-го. С одобрения самых высоких партийных инстанций подготовили проект стеклянного павильона, в котором предполагалось разместить мемориальный паровоз. Его хотели поставить на свободном участке между пассажирскими платформами Ярославского и Ленинградского вокзалов. Однако дальше чертежей дело не сдвинулось: в стране начался кризис. Отреставрированная «эска» несколько лет ютилась в депо Ховрино в Щербинке... Наконец в мае 1997 года редчайший паровоз совершил нелегкое для его почтенного возраста путешествие в Петербург, где занял место в Музее железнодорожного транспорта. Так потеряла Москва интереснейший памятник, напоминающий о ее «столичном превращении».
СПРАВКА "МК"
Еще на исходе царского правления, в 1915–1916 гг. рассматривались варианты с «разгрузкой» Петрограда от некоторых его столичных обязанностей. В частности, обсуждали планы вывести из города некоторые правительственные учреждения. Однако до реализации этого дело не дошло. Следующий «подход» к данной проблеме случился при Временном правительстве. Но тогда именно большевики, возглавляемые председателем Петросовета Л.Троцким, выступили с категорическим осуждением подобных планов, высказывая обвинения в том, что «буржуазия хочет сдать красный Питер немцам». А незадолго до октябрьского переворота планы эвакуации Временного правительства в Москву были названы большевистски настроенными членами Петросовета «дезертирством с ответственного боевого поста».