Через некоторое время после выхода на телеэкраны сериала «Семнадцать мгновений весны», сразу завоевавшего всеобщую популярность, руководитель органов госбезопасности Юрий Владимирович Андропов собрал в Центральном клубе КГБ всех авторов фильма и исполнителей главных ролей.
О событиях, развернувшихся тогда в нашей организации вокруг создателей этого сериала, довелось услышать от моих коллег, имевших к ним «доступ», — оперработников из 1 го отдела тогдашнего Пятого управления КГБ СССР, который специализировался на работе по линии творческой интеллигенции и культуры (журналисты называли его «интеллигентным»).
Так вот автора сценария Юлиана Семёнова пригласить на упомянутую встречу в нашем клубе «забыли». Случилось это, по одной из ходивших в народе версий, из-за конфликта писателя с кем-то из родственников генсека. Правда, конкретных подтверждений тому нет. А сам Леонид Ильич мягко ушел от этого вопроса и отмахнулся: «Это они там что-то напутали» — такой факт имел место.
Однако вернемся к состоявшейся встрече руководства комитета и «киношников» в клубе КГБ.
После официальной части Юрий Владимирович в фойе отвел «за шторку» Вальтера Шелленберга — замечательного артиста Олега Табакова — и очень ласково и проникновенно пожурил: «Олег! А это было безнравственно — так талантливо сыграть роль бригадефюрера...»
Табаков поперхнулся шампанским. А Андропов уже обратился к рядом стоящему Леониду Броневому: «А с вами, Мюллер, разговор будет особый!». Побледневший «Мюллер»: «Юрий Владимирович, так, может быть, по фужеру шампанского?» Андропов: «Леонид Сергеевич! Учтите! Это не я предложил…»
Надо отметить, что не все профессионалы — «знатоки предмета» были в восторге от тех коллизий, которые предложили зрителям авторы фильма. Например, весьма большой скепсис вызвали «мгновения» про беременную радистку и отпечатки пальцев нашего разведчика на чемодане с рацией.
Один из знакомых мне ветеранов советской разведки, который много лет проработал за границей, сказал, посмотрев первые серии фильма: «Это что? У них радистка забеременела?! А куда резидент смотрел? Хрень полная!» А потом, когда увидел, как Штирлиц ловко «запудрил мозги» самому Генриху Мюллеру, группенфюреру, начальнику IV отдела РСХА (гестапо) со своими «пальчиками», выключил телевизор и больше этот сериал никогда не смотрел. Вот такое мнение профессионального разведчика о перипетиях знаменитого фильма.
«Дзержинского мы внуки молодые!»
В 1970 году в руководящих эшелонах было принято решение создать хоровой коллектив КГБ при Совмине СССР. Сразу же начальством была поставлена и конкретная задача для этого новоиспеченного коллектива. Предполагалось, что на очередную годовщину со дня образования органов ВЧК-КГБ хор станет одним из участников праздничного концерта в Центральном клубе на Лубянке и споет со сцены «Марш молодых чекистов». Выбор пал на первый курс Высшей краснознаменной школы КГБ, где в числе прочих учился тогда и я.
Начались ежедневные репетиции. Нас всех разделили на две группы: одна должна была петь первым голосом, другая вторым.
Пели по-разному. Наиболее проникновенно и громче других удавалось выступление нашему старшине, который во весь голос четким речитативом под сопровождение оркестра КГБ как автоматные очереди выпаливал строчки: «Дзержинского мы внуки молодые! В сердцах у нас завет его святой! За Родину чекисты молодые готовы подвиг совершить любой!»
Менее уверенно, если не сказать вяло, старшине вторили первокурсники. По идее, курсанты должны были донести до зрителей патриотический текст о том, как они «растят свою волю, силу и смекалку, чтоб вражеские козни разрушать...». Но без огонька получалось у новоявленных артистов петь про подвиги, которые им предстоит совершать на поприще защиты безопасности любимой Родины. За такую вялость новоявленные артисты и получили в конце концов замечание от старшины.
Надо признаться честно, текст марша мы все учили впопыхах. Я, например, неправильно записал слова и до последнего момента пел «проходим в школе мы серьезную зарядку…» вместо слов «...серьезную закалку».
Наконец настала генеральная репетиция — уже в Центральном клубе. Мы в три ряда, лесенкой выстроились на сцене. Перед нами вышел вперед специально задействованный по такому случаю оперный певец — народный артист СССР, солист Большого театра.
Своим классически поставленным голосом с глубоким придыханием он начал петь про молодых чекистов, напрягая при этом фактурную грудь, которой он, кажется, вот-вот ляжет на амбразуру и закроет весь советский народ от ненавистного врага... А если честно, сцена была явно комичной. Просто мы со своим «маршево-строевым» темпом никак не вписывались в оперные распевы солиста ГАБТ. Майор-дирижер бился с нами до последнего. Времени на новую спевку уже не оставалось: завтра, 20 декабря, праздничный концерт.
Вот и наш выход. Пошел занавес, оркестр заиграл вступление... Как же мы орали тогда со сцены! Народный артист СССР точно оказался слабаком на нашем фоне. Но присутствовавшее в зале начальство, видимо, осталось довольно: потом за это выступление нам дали первое со времени начала учебы суточное увольнение.
Коварный противовес
Профессиональный конферансье по фамилии Лемкус успешно выступал со своими собственными стихами на различных торжественных концертах. Особенно ему удавались подобные литературные номера перед работниками органов госбезопасности, для которых он не жалел высокопарных слов. Однажды этот стихотворец читал свой очередной шедевр публике, собравшейся в зале Центрального клуба КГБ:
«И, труд наш мирный охраняя,
Вы стали тверже, чем гранит...
За это партия родная
Достойно, щедро наградит...»
В это время на голову Лемкуса падает сценический противовес — тяжелый мешок с песком. И беднягу декламатора арестовывают за контрреволюционную пропаганду! «Но я же сам пострадал!» — восклицает Лемкус. «Тем более», — отвечает ему следователь...
Лишь через несколько лет Лемкус вышел на свободу и после этого эмигрировал в США. Там он тоже стал выступать со сцены со стихами собственного сочинения:
«От КГБ всегда страдая,
Мы помним горечь всех обид.
Пускай Америка родная
Нас от врагов предохранит!..»
Как укрепляли семьи сотрудников спецслужб
С началом перестройки в Центральном клубе стали проводиться совсем иные «концерты». Например, руководство Пятого (идеологического) управления КГБ СССР, в котором я тогда работал, приняло решение организовать специальную встречу с сотрудниками и их женами. Инициатором мероприятия выступила комиссия по работе с семьями. Протокольное по сути своей мероприятие запомнилось мне двумя казусами.
Вначале по устоявшейся традиции предстояло выслушать доклад. На сей раз с ним выступал начальник управления, который довольно убедительно разъяснил всем присутствующим, как коварный враг в лице западных спецслужб и подрывных центров осуществляет акции идеологической диверсии, направленные против граждан нашей страны.
Затем последовал рассказ о том, что доблестные чекисты надежно защищают мирный труд советских людей, и за это Политбюро ЦК КПСС и лично Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев неоднократно благодарили сотрудников КГБ... Все звучало красиво.
Но тут докладчик отвлекся от текста и как бы вскользь проинформировал собравшихся в зале, что в текущем году сотрудникам органов госбезопасности была в качестве премии выплачена тринадцатая зарплата. Наступившую после этих слов тишину в зале прервал громкий возглас одной из женщин, адресованный ее спутнику: «Ну ты и подлец!». Вслед за тем по задним рядам прокатилась волна смеха.
Докладчика начали слушать уже с интересом. Особенно когда он стал рассказывать о складывающейся в стране ситуации с диссидентским движением. И тут опять приключился казус.
Генерал в доверительной форме сообщил залу: мол, нам известно, что в некоторых семьях чекистов подпольно слушают на магнитофоне идеологически вредные записи Владимира Высоцкого...
После этих слов второй раз в зале наступила гробовая тишина, которую нарушил тоже женский, но уже тихий голос: «Он у вас что, ...?» Этические нормы мешают полностью воспроизвести весь текст данной вопросительной реплики...
Вот так в Центральном клубе КГБ были укреплены семейные отношения сотрудников Пятого управления и их жен...
Стихи для председателя
16 ноября 1987 года в Центральном клубе КГБ произошло еще одно «потрясающее» мероприятие — городской семинар пропагандистов Москвы. Собрался полный зал идеологических работников. На балконе сидели даже с магнитофонами. Диапазон тем — демократически широкий. Выступающие — как минимум доктора самых различных наук.
Мне особенно запомнилось несколько моментов.
Доктор исторических наук, зав. сектором Института истории на голубом глазу докладывал пропагандистам, что никакого секретного приложения к советско-германскому договору 1939 года — пакта Молотова–Риббентропа — в советских архивах не имеется. (Хотя копия текста этого самого пакта уже вовсю гуляла по рукам.)
Другой очень злободневной по тем временам исторической темой была «тайна Катыни». Так вот, обратившись к «катынскому вопросу», этот доктор наук уверял собравшихся, что убедительных доказательств участия органов НКВД в расстреле польских офицеров под Катынью до сих пор нет. Надо, дескать, ссылаться на заключение высокой комиссии, которая еще в начале 1944 года пришла к однозначному выводу: данное преступление совершили гитлеровцы. (А спустя всего три года после упомянутого доклада в клубе КГБ — в 1990 м — первый президент СССР М.Горбачев официально признал факт расстрела сотрудниками НКВД более 10 тысяч польских военнопленных...)
Такие враки звучали в клубе КГБ на Лубянке в те уже весьма открытые и «демократизированные» времена. Впрочем, эти стены слышали тогда и совсем иное. Например... «опасные» стихи, сочиненные прямо здесь же, в большом зале.
Вот о каком забавном случае довелось услышать от моих коллег — непосредственных участников торжественной церемонии вручения премии КГБ за сериал «Государственная граница».
Официальная часть была организована в «классическом» стиле: присутствовавшим долго рассказывали со сцены, что перестройка происходит и в органах безопасности. В это время один из виновников торжества — актер Владимир Новиков, сыгравший в нескольких сериях фильма роль чекиста-пограничника Могилова, что-то записывал на листочке... Наконец пришло время вручения наград.
Новиков выходит на сцену, принимает первую премию из рук председателя КГБ В.М.Чебрикова, благодарит... И тут Виктор Михайлович спрашивает «именинника»: «А что это вы там писали? На листочке?». После этих слов аплодисменты резко стихли, и в зале воцарилось напряженное ожидание. «Стихи», — отвечает актер. «Стихи? — переспросил Чебриков. — А можете их нам прочитать?» — «Конечно!» — и Новиков достал тот самый листочек.
Сколько душ загублено. Сколько леса свалено.
Поминая Ленина, пили мы за Сталина.
Кукурузой хвастались. И на стол с ботинками.
А потом все вылилось не одной слезинкою.
С совестью молчали мы и в ладоши хлопали.
Сколько душ мы пропили, сколько дел прохлопали...
Никогда еще в стенах клуба КГБ не было так тихо. И только после того, как Чебриков захлопал, его с облегчением поддержали все присутствующие.
Новость об этом импровизированном выступлении Новикова тут же разошлась по всем творческим кулуарам. Самого актера потом часто спрашивали: «Почему же тебя не посадили?». А Владимир отшучивался: «Кто меня посадит? Ведь во время съемок киносериала «Государственная граница» нас негласно курировал сам Андропов, который иногда присылал за мной машину. Ночью люди в штатском везли на Лубянку, где мы с Юрием Владимировичем беседовали... Говорили даже о поэзии».
Кобзон в стиле heavy metal
Последним официальным мероприятием, которое проводилось в клубе на Лубянке в советские времена, стала учеба руководящего состава, организованная парткомом нашего комитета. По иронии судьбы это мероприятие оказалось связанным с именем легендарного певца Иосифа Давыдовича Кобзона.
Итак, конец 1980 х, весна, субботнее утро. С трибуны перед собравшимися в зале выступает легенда советской контрразведки, член коллегии КГБ СССР, начальник Шестого (экономического) управления генерал-лейтенант Федор Александрович Щербак.
Два часа длился его доклад о том, как наши доблестные органы государственной безопасности успешно борются с врагами в сфере экономики. За это время я умудрился прочитать все прихваченные с собой газеты. Семья внизу ждет меня, чтобы ехать на дачу... Осталось потерпеть совсем чуть-чуть — ответы на вопросы, две-три неинтересных записки из зала и... свобода!
Но тут произошло нечто неожиданное.
Генерал внимательно просмотрел очередной присланный на листке бумаги вопрос и начал его читать вслух: «Почему Шестое управление КГБ ничего не делает, чтобы не допускать на объектах своего оперативного обслуживания выступлений ВИА типа heavy metal?» На иностранных словах докладчик немного запнулся, но громко закончил в «русскоязычном» варианте: «Наву метал».
Ситуация с ответом, прямо скажем, непростая. Однако генерал вышел из нее достойно. «Как я понимаю, — начал Федор Александрович, — эту записку написал сотрудник Московского управления...». Оживление в зале. «...Но я думаю, что это не дело КГБ — разбираться, где там всякие...» Генерал опять посмотрел в бумажку. Хотел, видимо, еще раз прочитать заковыристое «heavy metal», потом передумал и с жесткими нотками в голосе закончил: «...где там всякие... Кобзоны поют!». После этого в зале поднялся шум и даже раздались аплодисменты тех, кто по достоинству оценил глубину этой генеральской импровизации.
Вот так закончилась последняя учеба руководящего состава КГБ СССР — с именем легендарного артиста Кобзона.
К слову сказать, об упомянутом эпизоде знает и сам «любитель тяжелого металла». Несколько лет назад я решил поздравить замечательного певца с приходом очередного новогоднего праздника и к своим пожеланиям добавил описание этого забавного случая. А в конце написал: «Иосиф Давыдович! За подлинность рассказа отвечаю. Сам сидел в том зале». Спустя пару недель получил от артиста и депутата Госдумы ответ с выражением искренней признательности за отправленное ему письмо.