Чтобы добраться до монастыря Шад Тчуп Линг, нужно проехать 250 километров от Екатеринбурга до города Качканар, пройти еще восемь в гору пешком и дважды нарушить закон. Первый раз — чтобы, минуя КПП, проникнуть на земли горно-обогатительного комбината, по территории которого частично проходит дорога к монастырю. Второй — чтобы таким же путем вернуться обратно.
Качканар — город промышленный. Вырос он в тайге на границе с Пермским краем только потому, что когда-то в округе нашли руду. Сейчас та первая выработка представляет собой огромный котлован, на дне которого БелАЗы кажутся игрушечными машинками. А ведь когда-то на месте этого карьера тоже была гора. Точно такая же, как и та, на которой сейчас стоит монастырь. И которую хотят разрыть ради залежей ценной руды.
К КПП предприятия меня подвозит 70-летняя тетя Аля. Когда-то она, как и все местные, трудилась на комбинате, теперь же подрабатывает таксистом. Как и у большинства качканарцев, у нее есть свой взгляд на ситуацию с монастырем.
— Знаете, многие сравнивают нашу историю с сюжетом фильма «Аватар». Там тоже промышленники разрушили священный город племени нави ради полезных ископаемых. Но только в кэмероновской истории коммерсанты вторглись на святые земли. А у нас, наоборот, монастырь, то есть лама, который его построил, пришел со своим уставом к нам на гору. Нет, все к ламе здесь хорошо относятся. Но большая часть населения работает на комбинате. И если нужно будет выбирать между пищей духовной и пищей физической, то есть рабочими местами, люди, понятно, выберут второе.
Тетя Аля очень волнуется, что я иду к вершине в одиночку. Предупреждает: как минимум для одного такого авантюриста поиски духовного пути закончились трагически.
— В прошлом году один мужчина замерз по дороге к монастырю. Правда, вышел он в лютые морозы. Нашли его дней через пять, труп уже начали дикие звери обгладывать. Рядом лежала бутылка джина и корвалол. Видимо, на подъеме у парнишки сердце прихватило...
«Пришел в монастырь с мешком риса и коробкой инсулина...»
Гора Качканар возвышается почти на 900 метров над уровнем моря и считается одной из самых высоких на Среднем Урале. Это только кажется, что преодолеть километровый подъем можно на одном дыхании. На самом деле уже на середине пути сердце начинает бешено колотиться, а легкие требуют все больше воздуха.
Подъем занимает три часа. Чтобы не утонуть в снегу, нужно шаг в шаг идти по проложенной снегоходом колее. Последние 800 метров нужно карабкаться по каменным валунам — курумнику. Камень с высеченной на боку мантрой означает, что вы на месте. И ради этого места стоит преодолеть весь этот путь.
Здесь, почти на километровой высоте, первый снег выпал еще в сентябре. Потом растаял, чтобы в начале ноября лечь насовсем. Деревья все белые, будто облиты сахарной глазурью. Над пропастью парят орлы. Белоснежный пейзаж оттеняют дома-пагоды. И за всем этим великолепием присматривает шестиметровый Будда. Наверное, не так уж не правы те, кто сравнивает монастырь с деревней нави из «Аватара». Здесь и правда другая планета.
— Красиво? А когда облако повисает над тайгой, создается ощущение, что ты находишься на острове. И этот крошечный кусочек суши парит в небесах, — Сергей, один из восьми находящихся сейчас в монастыре учеников, встречает меня около ступы — главного культового сооружения комплекса. Пока мы идем к жилому корпусу, рассказывает о себе. Сергею 39 лет. До прихода в монастырь он работал юристом в крупной компании. Занимался в основном корпоративными спорами и спорами по недвижимости. Пока наконец не осознал: он бегает по кругу суд — контора — дом.
Полгода он передавал дела напарнику. А потом прихватил мешок сахара, мешок риса, пару бутылок подсолнечного масла и сел на попутку, которая подбросила его до подножия горы.
— Помню, был октябрь, пять утра. Водитель высадил меня в тайге и уехал. Я сложил мешки в сторонке, прикрылся еловыми ветками и подумал: либо дождусь рассвета, либо замерзну здесь.
Помимо продуктов Сергей прихватил с собой коробку инсулина — у него диабет первого типа.
— Взял с запасом, рассчитывал, что месяца на два-три должно хватить. Но со здешними физическими нагрузками хватило на полгода. Как выяснилось, чем активнее ты занимаешься работой на свежем воздухе, тем меньше инсулина надо.
Сергей никогда не был верующим человеком. С досадой в голосе он сейчас вспоминает, как доказывал воцерковленной бабушке, что бога нет. «Говорил, мол, космонавты в космос летают — и никого там еще не встретили. А она плакала...»
— Но ты увлекался буддизмом?
— Наверное, но только в прошлой жизни. А в этой я разве что в университете на курсе философии курсовую писал. Но семья у меня православная. Когда мама узнала, что я ушел жить в монастырь, очень обрадовалась. А через неделю позвонила мне в панике, говорит, что перерыла все справочники, но не нашла в Качканаре православного монастыря. Сейчас она уже свыклась с тем, что второго Сергия Радонежского из меня не выйдет, что я буддист.
На горе Сергей живет уже три года. Иногда на месяц-два уезжает домой, но окончательно в цивилизацию возвращаться не готов.
— То, что я искал, я здесь нашел: активную физическую нагрузку, деревенский образ жизни, суровые бытовые условия. Ну и учителя.
«Овощи выращиваем на навозе и опилках...»
На экскурсию по монастырю меня ведет еще одна послушница — Юля. Раньше она работала администратором в гостинице. Жила, как и все, от зарплаты до зарплаты, от кредита до кредита. Говорит, когда она поднялась в монастырь в первый раз и поняла, что обратно за гостиничную стойку возвращаться не хочет, единственное, что держало ее в городе, — это кредит: «Месяц назад я его выплатила и сразу приехала сюда».
Первым делом Юля ведет меня к молитвенным барабанам, просит трижды прокрутить их по часовой стрелке. Внутри, объясняет девушка, находятся свертки с начертанной на них мантрой «Ом мани падме хум». Прокручиваешь барабан — и сила от произнесенной тобой мантры умножается в сотни раз. «В буддизме вообще много таких девайсов, помогающих нам в практике», — замечает Юля.
Жилых строений на территории комплекса пока два — это домик ламы и главный корпус монастыря, который одновременно является кухней, обеденной, спальней и молельной.
Шад Тчуп Линг автономен, как подводная лодка. Электричество здесь получают с помощью солнечных батарей. Вода скапливается в небольших озерцах.
— Когда они замерзают, начинаем топить лед и снег, — объясняют ученики.
Под полом главного здания располагается кладовая. С самого основания монастырь живет подсобным хозяйством. На камнях буддисты даже умудряются выращивать картошку и патиссоны.
— Мы смешиваем опилки с навозом. Обычно в получившейся биомассе овощи хорошо растут. Но в этом году картошка не уродилась. Так что приходится ходить в магазин.
До ближайшего отсюда 3,5 километра по очень крутому спуску. Обратно продукты послушники волокут на санках. Раньше при монастыре содержали ездовых собак. Но сейчас почти всех раздали — содержать их хлопотно и дорого.
В центре комплекса расположились баня и затворный домик, куда ученики уединяются для медитации, которая иногда длится по нескольку суток.
Здесь нет дорог, строительная техника сюда не пройдет. Поэтому все стройматериалы и инструменты ученики приволокли на гору на своей спине.
— У нас до сих пор существует негласное правило для паломников и туристов: если ты поднимаешься налегке, обязательно захвати с собой несколько кирпичей или досок. Обычно мы их сваливаем на поляне у начала подъема. Только благодаря помощи добровольцев мы смогли в прошлом году закончить шестиметровую статую Будды. Она хоть и кажется каменной, но на самом деле это каркас, обшитый пенопластом, а сверху оштукатуренный. Но даже в облегченном варианте весит она около двух тонн.
«Двухтонный токарный станок поднял на гору силой мысли...»
Не верится, что все это соорудили несколько энтузиастов. Без строительной техники, без знания азов архитектуры. А начинал строительство один человек — лама Докшит, он же инженер-механик сельскохозяйственной техники и ветеран Афгана Михаил Санников.
22 года назад он пришел на Качканар с походным рюкзаком, в котором был чайник, спальник и нож на случай нападения диких зверей.
На вопрос, почему именно сюда, Санников отвечает иносказательно: «Каждый сам выбирает вид из окна. Мне этот нравится».
— Ну а если серьезно, это место мне указал учитель, лама Иволгинского дацана Дарма-Доди Жалсараев.
У Михаила Санникова богатая биография, подходящая скорее для героя приключенческого фильма. Конечно, если воспринимать все факты из нее на веру. Сначала он отучился на инженера-механика, какое-то время работал в колхозе, а потом по призыву отбыл в Афганистан, где как раз началась война. Там он вроде как был командиром диверсионной группы, задачей которой было уничтожение караванов с оружием моджахедов. И там же обратил внимание на памятники буддизма, оставшиеся в Афганистане еще с доисламских времен.
Мог ли инженер-механик стать командиром диверсионной группы, если эту должность давали исключительно офицерам? Почему не показывает свои армейские награды, фотографии? Наверное, это вопросы риторические. Но, так или иначе, вернувшись с войны, Санников начал искать смысл жизни.
— В армии все было понятно: это черное, это белое, это свои, это чужие, эти живые, эти мертвые. Когда же приехал домой, меня не покидало странное ощущение, что люди вообще не понимают, что они живы. Их не радует хлеб, их не радует вода, тишина, с ними не о чем разговаривать, они интересуются какими-то мелочами: кто с кем спал и кто о чем спел. Не знаю, что бы со мной стало, если бы один знакомый не прислал вырезку из газеты, в которой говорилось о приеме слушателей в Иволгинский институт буддизма.
Там, уверяет Санников, он проучился четыре года, еще два постигал буддизм в Монголии. А потом отправился на Урал — уже в звании ламы.
— Как сейчас помню, на проезд от Улан-Батора до Екатеринбурга мне выдали 1 миллион. Большие деньги, как мне казалось. А потом выяснилось, что билет на поезд в один конец стоил 600 тысяч.
Первым строением на горе была избушка два на два метра. В ней лама прожил три года. И только потом начал возводить капитальные строения. Уверяет, что все материалы и инструменты нашел в лесу.
— В тайге после геологоразведки осталось немереное количество железа. Плюс кое-что выкидывал комбинат. А у меня очень хороший нюх на железо. Без шуток. Я в тайге могу найти топор по запаху. За первые два года одних только топоров я насобирал штук тридцать. А все фундаменты монастырских зданий сделаны из буровых штанг, которые я находил и использовал вместо арматуры.
Камень для строительства стен тоже местный.
— Берешь кувалду, обтесываешь булыжник — вот тебе и кирпич. Раньше я ломал кубов 9–10 за лето.
Даже гигантский бак для воды Санников нашел в лесу. Затащил его на гору при помощи лебедки и системы блоков.
— И это не самая тяжелая вещь, которую мы доставили наверх. Рекордсменом был токарный станок весом 2 тонны 132 кг. Как удалось поднять? Силой мысли. Инженерной мысли, — замечает лама.
«Снос монастыря обойдется в 1 миллион 600 тысяч рублей...»
Впереди у общины еще много планов. На будущий год они, например, наметили строительство большого храмового зала. Хотя логичнее было бы возводить вокруг монастыря крепостные стены. Дело в том, что весь комплекс, включая двухтонную статую Будды и священные ступы, рискует оказаться под ковшом экскаватора.
Еще в 2014 году постройки Санникова признали самостроем. В суд подал департамент лесного хозяйства. Хотя все участники этой истории понимают, в чьих интересах действуют чиновники. Дело в том, что гора Качканар, а значит, и монастырский комплекс, находятся в периметре собственно Качканарского месторождения. Промышленникам оно сулит радужные перспективы, а вот на Гусевогорском месторождении, которое разрабатывается сейчас, руда подходит к концу.
Санников уверяет: застолбить макушку горы он и его община пытались на протяжении последних пятнадцати лет. Но все время наталкивались на бюрократию. В 2002 году он якобы даже получил ответ от департамента лесного хозяйства, гласящий, что этот участок является обычной каменной россыпью, что хозяйственного значения он не имеет и полезных ископаемых под ним нет.
— Мы каждый год писали письма с просьбой передать этот участок нам, ведь по закону религиозная организация имеет право получить участок на территории, которая входит в муниципальное образование. Но согласия так и не получили. Нас все время отфутболивали. А потом оказалось, что вопрос с разработкой месторождения уже решен.
— Земли эти принадлежат горно-обогатительному комбинату?
— В том-то и дело, что нет. Мы запрашивали документы в Росреестре — и в них нет указания, что эта земля на правах аренды передана комбинату. Это земля лесного фонда.
По словам ламы Докшита, единственная претензия к ним от комбината может быть в том, что монастырь попадает в санитарную зону.
— В любом случае, когда вы начали строить здесь здания, вы же понимали, что делаете это незаконно? Ведь не может любой человек прийти на необжитые территории и начать там строиться.
— Да пока этих любителей макулатуры дождешься, сдохнуть можно. Тем более Земле 4,5 миллиарда лет. Покажите мне, у кого на руках тот основополагающий документ, который дает право чиновникам распоряжаться всеми ее богатствами!
В пресс-службе комбината на вопрос «МК» о статусе земель вокруг горы Качканар нам подтвердили, что они находятся в собственности государства, а вопрос о сносе монастыря «находится в зоне ответственности департамента лесного хозяйства и судебных приставов».
То есть отмахнулись от буддистов как от назойливой мухи.
В неофициальной же беседе нам рассказали, что Качканарское месторождение разведывалось еще в 50 е годы, что оно уже давно стоит в очереди на разработку и что по закону о недрах селиться на месторождениях запрещено. Более того, не разрабатывать месторождение комбинат просто не может. Потому как предприятие, которому выдана лицензия на разработку, по закону обязано выбрать все полезные ископаемые. В противном случае это чревато санкциями вплоть до отзыва лицензии.
Снести культовые постройки судебные приставы грозятся последние несколько лет. Но в этом году они настроены решительно как никогда. Даже составили смету.
— Снос и уборка строительного мусора обойдется в 1 миллион 600 тысяч рублей. Сейчас мы ждем выделения денег из федерального бюджета. Как только они будут получены, проведем конкурс, — рассказал «МК» о плане работ главный судебный пристав качканарского районного отдела Сергей Помещенко.
При этом пристав даже близко не представляет, как технически можно осуществить расчистку территории, учитывая, что на гору нет дороги.
— Снести сами постройки не так сложно. Но в требовании департамента лесного хозяйства указано, что с горы также должен быть вывезен весь строительный мусор. А для этого нужно загнать наверх строительную технику, что проблематично, учитывая, что к монастырю ведет узкая тропинка.
— Ну а по-человечески разве не кощунством будет разрушать монастырь, в который люди вложили столько души?
— Это уже не к нам вопрос: есть комбинат, есть департамент лесного хозяйства. Сам я первый раз побывал у Санникова, еще когда он жил на горе один. Сейчас раз в квартал хожу вручать ему исполнительные листы. Он с требованиями соглашается, понимает: работа у нас такая. Мы люди государственные: приказали — выполняем. Правда, штрафы не платит. Сейчас у него уже тысяч 12 долга накопилось.
«Не монастырь, а секта...»
Надо сказать, что все стороны этого конфликта не раз пытались найти компромисс. Например, уже была договоренность о предоставлении буддистам участка на соседней горе с забавным названием Мохнатка. Это в трех километрах от их нынешнего места дислокации. И вроде как община даже согласилась туда переехать.
— Но именно переехать, а не перетащить весь свой скарб. А для этого нужна дорога, которую комбинат обещал построить, но потом передумал, — говорит Санников. — А раз так, то и мы никуда переезжать не будем.
Не хотите — как хотите. Видимо, так решили власти и передали этот участок совершенно другой буддийской общине из Нижнего Тагила. И вот совпадение: как раз в это же время Государственный музей истории религии провел экспертизу и признал качканарских буддистов сектой. В заключении говорится: «Действующая на горе группа не может рассматриваться как легитимная организация, поскольку не имеет устава, не входит ни в одну из буддийских общин, также она не может рассматриваться как монастырь, так как не имеет необходимого количества монахов...» Что касается фигуры самого Михаила Санникова, то он, согласно ответам из Иволгинского дацана и Буддийского университета, «не обучался в указанных учреждениях, не был посвящен в ламы и не может именовать себя Тензин Докшит».
Сам Михаил Санников уверяет, что Иволгинский институт буддизма до 1996 года просто не выдавал дипломы, потому его и нет в списках обучающихся. «Тогда имело значение только количество посвящений, которые даются во время тех или иных ритуалов. А звание ламы мне дали в Монголии».
Ученики Санникова недоумевают, как можно было провести экспертизу дистанционно, даже на минуту не заглянув к ним в монастырь. «Ученые из этого музея не имеют ни малейшего представления, как мы здесь живем и что изучаем».
— Знаете, в мире сейчас так все устроено, что нужно искать не кто это сделал, а кому это выгодно, чей это заказ, — заметил один из учеников.
И поспорить с ним сложно.
Наверное, Михаил Санников действительно «подретушировал» свою биографию. Наверное, с точки зрения «канонического буддизма» качканарская община не без изъянов. Но и с тем, что стараниями ламы Докшита обычная каменная россыпь превратилась в одно из самых красивых мест в России, тоже поспорить сложно. Людям нужна руда. Но нужно и место, где они смогут найти уединение и учителя. Примирить эти две крайности непросто. Кому-то придется отступить. Может, нужно прислушаться к Будде, который сказал: «Те, кто знает, что все мы здесь обречены погибнуть, не тратят время на пустые ссоры…»?