Парикмахер как парикмахер. Доброжелательное, спокойное лицо. Никакой дьявольской ухмылки или маниакального блеска в глазах.
— Я имею в виду волосы в ушах, — пояснил тот с улыбкой. — Отросли уже сильно, в глаза бросаются.
— Чем это они бросаются? — возмутился Борис.
— Есть мнение, — членораздельно произнес парикмахер, — что волосы из ушей растут у тех, кто живет неправедной жизнью. Семь смертных грехов знаете?
— Кто ж не знает, — вяло попытался отшутиться Борис. — Не понимаю, почему их называют смертными. Даже по сравнению с десятью заповедями это какая-то ерунда.
— Смертными их называют потому, — сухо сказал брадобрей, — что алчность, зависть, гнев и прочее укорачивают жизнь и, соответственно, приближают смерть. Мы не говорим о том случае, когда волосы растут прямо на ушах, тогда это не просто знак, а душа уже в залоге.
«Может, конечно, в нем есть что-то мефистофельское — брови изогнуты, бородка клинышком — такую сейчас не носят», — растерянно подумал Борис.
— Ко мне многие из вашего заведения ходят, — продолжил тот. — Я всем рекомендую.
«Гонит, — подумал Борис, — как пить дать гонит. Согласие фактически означает признание. Ну а если он действительно моим сотрудникам все это рассказывает? Как тогда на меня на работе смотрят?»
Парикмахер как будто прочитал его мысли.
— Я же не предлагаю вас исповедоваться, — улыбнулся он. — Для этого есть специальное учреждение в двух кварталах отсюда. Ну так что?
— Спасибо, достаточно стрижки, — Борис вымучил улыбку в ответ. — Гордыней я вроде не страдаю и до уныния пока далеко…
Ночью он долго не мог уснуть. На семи грехах, как на семи нотах, проигрывал свою жизнь, и мелодия получалась невеселой. «Есть мнение, — вспоминалось первым делом. — Может, начальство узнало о взятках? А вдруг уже идет слежка, и это предупреждение? Или, наоборот, профилактическая беседа?»
Утром Борис долго смотрел на себя в зеркало, затем достал из маникюрного набора маленькие острые ножницы и начал осторожно выстригать по волоску сначала в левом, а потом в правом ухе. Левой рукой это делать было неудобно, и он поранился. Попытался заклеить ушную раковину изнутри пластырем телесного цвета, но получилось заметно. Тогда он засунул в ухо наушник, подсоединил к нему телефон, телефон положил в карман и пошел на работу.
Там он не наорал, как обычно, на секретаршу, не взял телефон, когда позвонила любовница, и, наконец, отодвинул от себя конверт с деньгами, который принес доверенный представитель из региона, сказав: «Это лишнее».
Надо сказать, что Борис ходил стричься ровно через месяц, день в день. Но на этот раз он готов был пойти в парикмахерскую уже через две недели. Сначала ждал, когда мзаживет ухо, потом каждое утро и каждый вечер рассматривал в зеркале свои уши. Ему казалось, что волосы растут медленнее. Но они все же росли!
В конце третьей недели он с волнением открыл дверь парикмахерской. Мужчины с мефистофелевской бородкой не было. Вместо него стояла пышущая здоровьем, аккуратно причесанная женщина средних лет размером с афишную тумбу.
— А-а где… где мужчина? — спросил Борис.
— Откуда ж мне знать, — сказала она. — Может, где-то еще, я сама в трех других местах работала, пока не попала сюда. Будете стричься?
Борис сел в кресло и, тупо уставившись в зеркало, смотрел, как ловко работают ее руки.
— А волосы в ушах стричь будете? — осторожно спросил он в конце.
— А зачем их стричь! — засмеялась она. — Только раскустятся, еще гуще станут. Питаться здоровой пищей надо. На ГМО не налегать, есть овощи, фрукты. И сердечко не мешало бы поберечь, а то вон уже складка на мочке.
Вечером Борис нашел в Интернете восточную диету, а утром записался в поликлинику.
Осенило
Держа руку на пульсе времени, явно ощущаешь перебои.
Академический театр закулисных войн.
Бревно в глазу — потенциальный объект для самокритики.
Все люди грешники — разница в масштабах.
Говорить, что думаешь, — коллективное право; думать, что говоришь, — индивидуальная обязанность.
Две проблемы в старости: ночью заснуть, а утром проснуться.
Илья ГЕРЧИКОВ
Ведущий — Джангули ГВИЛАВА, E-mail: satira@mk.ru