Интервью с Юлией Савиновских мы хотели записать у нее дома, но женщина настояла на встрече в кафе. Говорит, что ее родные дети с недавних пор очень настороженно относятся к незнакомым женщинам, которые приходят к ним в гости. «После последнего такого визита забрали в детский дом двух их братьев».
Юле сорок лет, но выглядит она намного моложе. Возможно, из-за короткой стрижки. Или из-за «нефактурной» (с недавних пор) фигуры. Собственно, именно это преображение из пышногрудой блондинки в женщину без форм и дало опеке повод подозревать Савиновских в желании сменить пол. Действительно, кто в трезвом уме захочет пойти на такое?
Понимает это и сама Юля.
— Вот если бы я свой седьмой размер груди до шестнадцатого увеличила, напихала бы себе силикон в губы и ягодицы, мне бы слова никто не сказал. Наоборот, все бы решили, что я настоящая женщина, стремлюсь к идеалу, — с горькой иронией в голосе замечает Савиновских.
Об операции Юля почти не говорит. Лишь замечает, что результатом осталась недовольна. Но настаивает: ей бюст приносил больше проблем, чем радостей. А потому, выкормив третьего ребенка и четко для себя уяснив, что рожать больше она не намерена, женщина решилась отправиться к пластическому хирургу.
— Наверное, это достаточно деликатная тема. Но я соглашаюсь рассказать об этом на всю страну. Главное, чтобы все поняли — я не хочу превращаться в мужчину. После трех кормлений грудью мои и без того немаленькие «прелести» растянулись до катастрофического размера. Это даже бюстом не назовешь, скорее «уши спаниеля». И да, мне это богатство доставляло не просто дискомфорт — это было ненавистной ношей. Представьте, что вы не можете пойти на пробежку — просто потому, что бегать вам больно. Спина после таких нагрузок отваливается. Выйти на пляж в купальнике — настоящая проблема. Белье без специальной поддержки носить невозможно.
Впрочем, сейчас Юле его вообще не нужно надевать — после операции у нее нулевой размер груди.
— Дело в том, что у меня достаточно большие молочные железы сами по себе. Если бы я сделала подтяжку, убрала излишки кожи и жир, грудь все равно была бы минимум 3-го размера. Меня это не устраивало, — объясняет Юлия. — Но я не собираюсь становиться мужчиной, пить гормоны, наращивать себе первичный половой признак. Я собираюсь прожить всю жизнь мамой и женой...
В октябре, когда ситуация достигла пика, в семью Савиновских с проверкой приехала комиссия Общественной палаты во главе с президентом благотворительного фонда Еленой Альшанской. Вот что говорится в итоговом отчете:
«Ю.В.Савиновских с детства мечтала выглядеть более маскулинно, спортивно. Ее внешний образ не соответствовал ее внутреннему самоощущению. До операции у нее была грудь 7-го размера, которая мешала ей заниматься спортом и была источником дискомфорта и чувства недовольства собственным телом. У нее бывали периоды депрессивного состояния с чувством неудовлетворенности собой. Это стало причиной желания Юлии удалить грудь (провести мастэктомию) и даже мыслей о смене пола. Юлия прошла соответствующую медицинскую комиссию, где за несколько посещений врачей у нее было определено отсутствие острых психиатрических заболеваний и, с ее слов, наличие поведенческого расстройства, которое позволило ей получить разрешение на операцию по полному удалению груди. Однако Ю.В.Савиновских сообщила, что после операции почувствовала гармонию со своим телом, ей нравится новый внешний вид. Менять пол, имя, паспорт, продолжать операционное вмешательство, а также просить друзей и знакомых называть себя в мужском роде она не собирается...»
Мальчик с диагнозом, который нельзя называть
Юлия уже восемь лет замужем, в этом союзе родились двое детей. Причем это ее второй брак. От первого у женщины есть 17-летняя дочь.
Со вторым мужем Евгением она познакомилась в фэнтезийном мире онлайн-игры. Будучи персонажами одного клана, они вместе ходили осаждать крепости противника. Потом увиделись на встрече игроков — и решили строить свой клан уже в реальном мире.
— Вообще-то инициатива создать семью принадлежит Жене. Это он мечтал о детях, о семейном быте. А мне на тот момент все это не было нужно — у меня за плечами уже был первый брак, я воспитывала восьмилетнюю дочь, — вспоминает Юля.
Но беременность заставила пересмотреть планы на жизнь. Сперва родилась Саша, через год — Макс. Когда младшему из детей было всего полгода, Юля посмотрела фильм Ольги Синяевой «Блеф, или с Новым годом», в котором рассказывается о непростой жизни сирот в детдомах.
— Помню, как только по экрану пошли титры, я сразу перешла на сайт об усыновлении. Там среди прочих грустных мордашек был портрет Димаса. В мальчика я влюбилась с первого взгляда. Я распечатала фотку и пошла к мужу: «Жек, давай возьмем малыша». Нет, мы и до этого задумывались об усыновлении, рассуждали, что как только встанем на ноги, отправимся в детский дом. Но одно дело говорить, другое — решиться. Не могу сказать, что муж сразу меня поддержал. Но в итоге мы совершенно справедливо рассудили, что нам, по сути, все равно, покупать две или три мороженки. Да и все дети были примерно оного возраста, я шутила, что по памперсам мы отстреляемся за один раз.
В школе приемных родителей Юлю с Женей пугали историями о сиротах, которые, обретя новую семью, мазали фекалиями вещи чужих для них братьев и сестер. Но с приходом в их дом Димы ничего не изменилось: мальчик влился в их семью, будто родной. Даже несмотря на то, что у ребенка были серьезные проблемы со здоровьем.
— У Димы диагноз, который я не имею права называть. Естественно, когда мы решились на усыновление, мы рассчитывали взять здорового ребенка. Но в медицинскую карту малыша приемные родители могут заглянуть только на этапе знакомства. Во время визита в детский дом нам разрешили понянчиться с ребенком, поиграть с ним, и только потом врач озвучил нам его диагноз. Конечно, мы испугались, что не осилим. Но лечащий врач объяснил, что если ребенок дважды в день получает лекарство и регулярно посещает врача, проблем не будет.
О первых месяцах пребывания мальчика у них в доме Юля вспоминает так:
«Когда Димасик попал к нам, он месяц спал у меня на руках. Не давал ложиться, даже садиться, боялся, что я его положу и уйду. А еще он убирал руки за спину. Ставишь перед ребенком тарелку с вкусняшками, а он руки за спину убирает. Я, как бывший инструктор по служебному собаководству, могу рассказать, что нужно делать с собакой, чтобы она еду не трогала без разрешения. Но, думаю, это ясно и без моих подсказок...»
В тот же период, когда они взяли Диму, в их семье появился и второй приемный сын — Костик. Но поняли они это только через год. Еще в школе приемных родителей всем опекунам посоветовали не останавливать свой выбор на конкретном ребенке, а подыскать себе «запасной вариант». Ведь пока кандидаты в опекуны соберут все бумаги, желанного малыша уже могут забрать. Это такая страховка как для самих родителей, так и для системы.
— Так по совету психолога я приглядела еще и Константина, — вспоминает Юля. — Когда через год я опять зашла на сайт для усыновителей, мой «запасной вариант» все еще был там. И я подумала, что мы могли бы взять и его. Ведь к этому времени муж начал нормально зарабатывать — у него своя строительная фирма, мы построили загородный дом.
«Детей забрали накануне усыновления...»
По телефону Юлю предупредили — ребенок сложный. У него спастическая тетраплегия — паралич четырех конечностей. Самая тяжелая и плохо корректируемая форма ДЦП.
— Наш педиатр сказал, чтобы я даже не думала брать столь тяжелого ребенка. Но мы с мужем все же решили съездить в дом ребенка, посмотреть на малыша. Уже на месте выяснилось — по телефону мне сообщили не совсем точный диагноз. У Костика гемиплегия, то есть поражены только нижние конечности. Хотя и это достаточно сложный для реабилитации вариант. У него ведь голеностопные суставы не сгибаются, выпрямлены, как струна. Из-за этого самостоятельно ходить ребенок не мог. Только стоял на цыпочках, держась одной рукой за стену.
Юля вспоминает: когда они все же решили оформить опеку над мальчиком, сотрудники детского дома на полном серьезе спрашивали, зачем им нужен этот «кусок мяса». А провожать малыша к новым родителям вышел весь персонал заведения.
— Нянечки причитали: «Тебе, Костя, счастливый билет выпал». Потом одна из воспитательниц нам сообщила, что у них почти никого не забирают.
Потянулись долгие дни реабилитации.
— Знаете, сейчас я оглядываюсь назад и думаю: еще раз через это пройти я не смогу. А тогда все казалось по силам. Чтобы растянуть связки, Костяну на три месяца гипсовали ноги. Раз в две недели мы приезжали к врачу. Косте снимали гипс, смазывали ноги специальными растворами и закатывали заново, но уже с большим углом наклона стопы.
Понятно, что пока ребенок был в гипсе, ходить он сам не мог. На все прогулки опекуны выносили мальчика на руках, укутав, как в кокон, в теплые одеяла. Помыть ребенка можно было, только обвязав гипс пакетами.
Юля показывает семейное фото, сделанное в студии. Особенности Костика почти не заметны.
— А ведь на этом фото он в гипсе. Одна нога «зацементирована» по бедро, вторая — по колено. Чтобы надеть штаны для съемки, мне пришлось разрезать их, а потом приколоть сзади булавками, — комментирует Юля.
Из поста Савиновских в соцсети:
«Любимая игрушка у Костика — выключатель света. Стоит по часу, держась за стену, раскачивается и давит на кнопку. Ночью не спит, сидит на кровати и раскачивается. Или бьется головой о стену. Стали брать спать к себе, через полгода сон наладился. Потом конструкторы, сначала с крупными сегментами, потом лего. И вот уже Костя строит дома и машины...»
За год Юле и Жене удалось поставить ребенка на ноги в прямом смысле слова. Этим летом Костик даже мог бегать. Оба мальчика родились весом всего 1,5 килограмма, у обоих была внутриутробная гипоксия. На интеллекте это не могло не отразиться. Сейчас Диме 5 лет, но он так и не заговорил. Врачи говорят, что нужно дополнительное обследование, которое в Екатеринбурге не проводят.
Но, несмотря на это, Юля и Женя готовились усыновить обоих мальчиков. Все документы были собраны, не хватало одной справки.
— Костю мы хотели сделать по документам Сашиным двойняшкой, а Диму — близнецом Максима. Чтобы у нас были две пары близнецов. Не то чтобы мы хотели скрывать ребят. Просто это помогло бы избавиться от лишних вопросов из серии: как получилось, что вы родили малышей с разницей в три месяца?
Из отчета по результатам общественной проверки:
«...Ю.В.Савиновских высказала свое желание усыновить детей и подтвердила это готовностью пакета документов по усыновлению... Год назад семья начала строительство дома в области, чтобы в будущем переехать в более комфортные для детей условия».
Блог как доказательство вины
Все случилось 26 августа. Накануне вечером Юля с мужем и детьми как раз приехали с дачи.
— Бросили сумки на пол, накормили и уложили спать детей. Утром проснулись, и, понятное дело, я не кинулась перестирывать белье и драить квартиру. Когда неожиданно нагрянула комиссия из опеки, у меня и правда был пыльный пол. И я изначально подумала, что их претензии касаются этого. Но нет, мне сказали: «У нас есть информация, что вы сделали незаконную операцию. Ваши фото из Инстаграма заскринены, вы собирались менять пол». А я ведь даже не собиралась скрывать этот блог.
— Юля, действительно, а зачем вы этот блог вели? Странно, когда человек пишет от лица персонажа, которым не является.
— Да просто захотела. Тема мне показалась интересной, ниша эта не занята. Людей, пишущих о путешествиях или уходе за детьми, много, а об этом у нас никто не рассказывает. У меня неоконченное филологическое образование. Так получилось, что на первых курсах я серьезно заболела, много пропустила, поэтому пришлось перевестись на факультет дошкольного образования, где требования были ниже. Но писать я всегда умела и любила. Ну что с того, что мне не нравится писать о цветоводстве?
Блог Юля привязала к своей странице в соцсети. Так ее и «вычислили» сотрудники опеки.
Уже потом, как уверяет женщина, появились два акта осмотра жилищных условий в семье Савиновских, подписанных одним числом. В первом написано, что в квартире грязно, а на полу лежат собачьи экскременты. Во втором — что в доме порядок. Сейчас эти дублирующие друг друга документы являются одним из аргументов Юли против опеки.
— Детей в тот же день я сама забрала и отвезла в больницу — чтобы не травмировать их психику. А через два дня появился приказ о моем отстранении от опекунства. Там в графе «основания» указаны противоречия между интересами детей и моими интересами. Но в чем заключаются эти противоречия, понять я не могу. Не могут мне объяснить это и в прокуратуре, куда я написала жалобу на действия опеки.
В документе есть ссылка на перечень заболеваний, при наличии которых лицо не может являться опекуном. Всего в нем шесть пунктов, четвертым значатся психические расстройства и расстройства поведения до прекращения диспансерного наблюдения.
— Но я даже никогда не была под наблюдением! Более того, у меня есть заключение специалистов, что в таком наблюдении я не нуждаюсь. Так на каком основании они тогда отняли у меня детей?
В качестве доказательства Юля показывает справку из психиатрической больницы №3 города Екатеринбурга, выданную 27 сентября. В документе сказано: «В диспансере не наблюдается. На момент осмотра без психических расстройств».
Из отчета по результатам общественной проверки:
«Причиной расторжения договора стало опасение органов опеки в том, что Юлия планирует сменить пол. Были предъявлены распечатки ее блога, где Ю.В.Савиновских сфотографирована до и после проведения операции мастэктомия, где она рассказывала о том, что с ней происходит, от имени псевдонима и в мужском роде. Других претензий семье Савиновских предъявлено не было. С иными документами комиссия не была ознакомлена. Со слов представителя опеки, семья Савиновских состояла на сопровождении и регулярно контролировалась органами опеки и службой сопровождения. Никаких претензий к воспитанию и содержанию детей ранее у службы сопровождения и опеки не возникало...»
Потенциальная угроза интересам детей
Уже третий месяц мальчики находятся в социально-реабилитационном центре. За это время Юля и Женя видели их дважды. Приемные родители говорят: ездили бы ежедневно, если бы им не намекнули, что частые визиты могут навредить детям.
— Наша вторая встреча с мальчишками проходила в присутствии психолога. Это было ужасно тяжело: Костик спрашивал, когда они поедут домой, когда мы к ним опять приедем. Когда мы собрались уходить, у ребят началась истерика. Воспитатели буквально отдирали их от меня. А на следующее утро позвонил психолог и сказал, что запретить видеться с детьми не может, но чисто по-человечески просит ограничить посещения, потому как Диму им потом пришлось успокаивать четыре часа.
Из отчета по результатам общественной проверки:
«Психолог дома ребенка положительно отзывалась об отношениях детей и родителей, подтвердила, что дети на встрече проявляли привязанность. На вопрос, представляет ли Юлия или ее муж, по ее наблюдениям их коммуникации с детьми, какую-то угрозу для детей, ответила отрицательно...»
21 сентября Орджоникидзевский районный суд за одно заседание принял решение о правомерности изъятия детей из семьи. Теперь Юля пытается оспорить этот вывод в областном суде. Апелляция назначена на 6 декабря. На руках у Юли уже есть результаты психологической экспертизы, которую прошли она, супруг и кровные дети.
За возвращение мальчиков в дом Савиновских выступили и члены общественной комиссии. Действия органов опеки они назвали слишком резкими и бездоказательными.
«Основанием расторжения договора стали не претензии к выполнению Ю.В.Савиновских своих родительских обязанностей, а предположение о потенциальном нанесении вреда нравственному воспитанию детей при возможном прохождении операции по полной смене пола. Потенциальная угроза нравственному здоровью детей, на наш взгляд, не имеет доказанных оснований. Органами опеки были учтены потенциальные угрозы, но проигнорирована реальная привязанность, сложившаяся у детей и родителей...»
При положительном заключении психолога и решении суда общественники рекомендовали «вернуть детей в семью на условиях сопровождения независимым психологом».
— С моей точки зрения, единственной причиной расторжения договора с приемной семьей может быть только реальный вред, наносимый детям. Если мы будем принимать решения о прекращении опеки на основании предположений, тогда изъять детей нужно будет из каждой второй семьи, — считает член комиссии по поддержке семьи, материнства и детства Общественной палаты Елена Альшанская. — Если опека предполагает, что поведение Юлии может ударить по психическому состоянию детей, нужно организовать сопровождение этой семьи. Пусть каждую неделю к ним приходит психолог, общается с ребятами и попутно выясняет, не просит ли мама называть ее в мужском роде. А потенциальный риск возникновения какой-либо ситуации не может быть причиной отобрания детей. Конечно, если это не предполагаемые насильственные действия (но и в этом случае нужно иметь веские основания такое предполагать). То, что у Юлии диагностировали поведенческое расстройство, никоим образом не запрещает ей быть опекуном. Ограничить в правах могут только людей, страдающих острой формой психических расстройств, и тех, кто нуждается в диспансерном наблюдении. Юля, судя по документам, которые она нам демонстрировала, в этом не нуждается.
Пресс-секретарь министерства социальной политики Свердловской области Анна Кузьмина отказалась комментировать ситуацию, сославшись на законодательство.
— Все комментарии будут касаться либо несовершеннолетних, либо личной жизни Юлии. Могу сказать одно: суд будет принимать решение (и уже принял в первой инстанции) на основании документов, которые имеются в деле, а не на основании голословных утверждений.
Уполномоченный по правам ребенка в Свердловской области Игорь Мороков также заверил, что, по его информации, решение суда первой инстанции было «весьма обоснованным». Правда, более детально прояснить ситуацию отказался.
В то же время Игорь Рудольфович отметил, что по исполнению опекунских обязанностей у чиновников к Юлии претензий нет.
— Я побывал в центре, где находятся дети, пообщался со специалистами. И все они подтверждают, что Юлия прикладывала достаточно большие усилия для того, чтобы дети получали своевременную медицинскую и социальную помощь. Никто никогда не говорил, что она была плохой приемной мамой, даже наоборот...
Спросили мы и о перспективе этих малышей быть усыновленными, учитывая, что у обоих довольно сложные диагнозы, а один не говорит.
— Неблагодарное это дело — строить прогнозы. Но один из ребят достаточно контактный. И вообще у нас в области неплохая тенденция в плане устройства детей в семьи. Берут...
Адвокат Юлии Алексей Бушмаков говорит, что на апелляционном рассмотрении дела суду будет представлено заключение клинического психолога, профессора, возглавляющего кафедру психологии в Казанском медицинском университете.
— Владимиру Менделевичу был поставлен вопрос: имеется ли у Савиновских какое-либо заболевание? И если имеется, подпадает ли оно под утвержденный правительством перечень заболеваний, препятствующих лицу стать опекуном? В ответе профессора сказано, что такового у Юли не выявлено. Кроме того, к жалобе мы приложим справку из областной психиатрической больницы о том, что на учете моя доверительница никогда не состояла и не состоит сейчас.
Впрочем, возможно, мальчиков вернут в семью Савиновских еще до судебного заседания. На днях супруг Юлии обратился в органы опеки с просьбой сделать его опекуном ребят.
— Решения пока нет. Но что-то мне подсказывает, что Евгению откажут, — предполагает адвокат.
Понятно, что чиновники от опеки перестраховались. Ведь если Юля и правда сделала первый шаг на пути к перемене пола, потом их же и обвинят в неисполнении должностных обязанностей. Мы не знаем, какое заключение дал психолог, обследовавший обстановку в этой семье, не знаем, какие козыри есть у опеки. Но если специалисты не придут к однозначному выводу, что у Юли есть противопоказания к воспитанию детей, может, этой семье нужно дать еще один шанс?
На своей страничке в соцсети Юля выставила фото ребят с подписью: «Мои. Никого. Никому. Не отдам». Говорит, что готова дойти до Верховного, а если потребуется — и до Европейского суда. И по этой борьбе — сперва за реабилитацию детей, а потом за их возможность жить дома — видно, что она настоящая мать. А с грудью или без — другой вопрос.