«Я не сектантка!»
Если бы все эти события произошли у нас, то эту историю наверняка бы уже обсасывали на всех ток-шоу. В Белоруссии со скандалами поспокойнее — тем не менее громкий судебный процесс «о домашних родах» в Витебске тоже обсуждает вся страна. Так же, как и недавнее видеообращение Ольги Степановой к главе республики.
Имеет ли женщина право рожать там и так, как ей хочется? Есть ли у нее выбор?
Должно ли государство вмешиваться в столь интимные процессы в жизни своих граждан? И, наконец, кто должен отвечать за то, если что-то пошло не так?..
«Мне больно от того, что в стране, где я родилась и выросла, напрочь забыты понятия чести, совести, человечности, справедливости и законности…» — заявляет Ольга Степанова, сама уроженка этих мест, на камеру белорусскому президенту. Голос ее дрожит. В глазах — слезы. В руках — плюшевый мишка, которого она сжимает так, как по ее словам, врач «скорой помощи» сжимал умирающую девочку.
«Врач держала мою дочь и приговаривала: «Дыши, малышка, дыши!» И это были все ее реанимационные мероприятия», — снова и снова повторяет Ольга.
…По телефону в разговоре со мной голос у нее более уверенный. Телефон — не видеокамера. Да и я, беседующая с ней из Москвы, не президент.
■ ■ ■
Убитой горем женщине уже пришлось прожить четыре месяца за решеткой в ожидании суда. В данный момент на кон поставлено не только ее собственное будущее, но и жизнь ее семьи — мужа и старшей дочки, так что Ольге поневоле приходится быть сильной.
В ее рассказе поэтому сантиментам нет места. Ольга так и говорит: «За эти месяцы я разучилась плакать». «Эти месяцы» — с 17 февраля 2017 года, когда погибла ее младшая дочь. 2 марта, две недели спустя, против россиянки было возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 144 УК Белоруссии «Причинение смерти по неосторожности». Наказывается исправительными работами на срок до двух лет или лишением свободы до трех.
В сентябре Ольга уже получила свои шесть месяцев в колонии-поселении. Четыре из них она отсидела в СИЗО еще до суда: под стражу ее взяли, так как, видимо, опасались, что может сбежать в Россию. Осталось еще два месяца. Но она не хочет их отбывать, потому что считает себя не преступницей, а жертвой.
«Мои роды не были домашними. Они могли произойти где угодно и с кем угодно», — уверяет Ольга.
У Ольги два высших образования. На своей малой родине, в Белоруссии, она получила диплом финансиста, позже, в России, — клинического психолога. В России же удачно вышла замуж и осталась жить. Муж — бизнесмен.
Она совсем не похожа на неграмотную дурочку, начитавшуюся Интернета и решившую разрешиться от бремени в полнолуние в бане, а затем годами хранить пуповину в холодильнике. Однако основное доказательство ее преступления, и именно на это упирало белорусское следствие, — то, что свою первую дочку Ольга тоже рожала в домашних условиях, но в Санкт-Петербурге. Следовательно, гибель второй произошла из-за самонадеянности.
«Это правда: Настю я рожала дома. Так мне было спокойнее, комфортнее. Но все это время под моими окнами дежурил реанимобиль со всеми необходимыми специалистами и оборудованием. В 2015 году это стоило 7 тысяч рублей в час. Мы с мужем сознательно выбрали такой способ родовспоможения, оба шли к нему и готовились, супруг даже отучился на специальных курсах, новорожденного ребенка сразу же осмотрел неонатолог, меня — гинеколог, у нас не было ни проблем, ни осложнений. В конце концов, многие так рожают, и законом это не запрещено. Ни в России, ни в Белоруссии», — рассуждает она.
Незадолго до новых родов, в ноябре прошлого года, Ольга приехала погостить к маме в Витебск. Хотела, чтобы та помогла ей со старшей дочкой Настей, которой на тот момент не было и двух, хотя донашивать беременность в Белоруссии девушка, скорее всего, не собиралась — что вполне естественно: если первые роды в России закончились благополучно, то проще и надежнее, конечно, и второй раз рожать дома. Эта беременность, по словам Ольги, первоначально протекала вполне нормально.
«Сейчас заявляют, что я чуть ли не сектантка, которая не состояла на учете и пряталась от медиков, что я отказывалась от госпитализации, и у меня все было плохо, — но это не так. Я встала на учет, прошла все необходимые обследования, но просто еще не решила, где буду рожать — дома или в больнице, хотя сначала склонялась к тому, что в этот раз будут госпитальные роды, так как у малышки было тазовое предлежание, а в этом случае самый безопасный вариант — кесарево сечение», — поясняет Ольга.
Но 3 февраля девочка перевернулась. Ольга еще раз прошла доплерометрию — четвертую за месяц; исследование показало, что врожденных патологий нет, нет обвития и гипоксии. «И тогда я все же стала подумывать о домашних родах. 18 февраля должен был приехать муж, который бы решил все организационные вопросы. Он скептически относился к здешней медицине и поэтому настаивал на повторном обследовании в Санкт-Петербурге».
■ ■ ■
В Белоруссии домашние роды не запрещены. Но вот официально оказывать медицинскую помощь на дому нельзя, так как это подпадает под статью «Незаконное врачевание», на такой риск ни одна знахарка не пойдет — не то что дипломированная акушерка: это грозит реальным уголовным сроком, здесь с таким не шутят.
Так что легальными остаются исключительно государственные роды. Государство, и только оно, имеет монополию на это. Даже у коммерческих медцентров нет таких полномочий. То есть сами домашние роды есть, но принять их некому — такая вот казуистика.
Тем не менее о своем желании рожать дома Ольга сообщила местным эскулапам. Что было довольно опрометчиво, ведь именно на их свидетельских показаниях — хотела так, и никак иначе! — и строилось потом обвинение.
Вернуться в Россию и даже дождаться мужа Ольга не успела. Схватки начались преждевременно. Раскрытие шло стремительно. Супруг еще находился в Санкт-Петербурге. Бабушка растерялась. Старшая девочка плакала и не понимала, что происходит…
В общем, произошло все совсем не так, как ожидалось.
Немедленно была вызвана «скорая помощь», но та ехала полтора километра целых 22 минуты. А счет шел на секунды…
«Врач бригады «скорой» повела себя более чем странно, — считает Ольга. — Увидев, что ребенок находится в крайне тяжелом состоянии, она ушла в коридор, чтобы вызвать подмогу, так как у них самих не было необходимого реанимационного оборудования. Она словно умышленно уклонялась от оказания медпомощи, вероятно, опасаясь, что малышка умрет у нее на руках и испортит им статистику. А затем оговорила меня, что якобы я находилась в неадеквате и препятствовала им…»
В городской клинической больнице скорой медицинской помощи Витебска, куда привезли новорожденную, ее сразу же подключили к аппаратам жизнеобеспечения. В реанимацию девочку доставили 17 февраля в 20.28, зафиксировали смерть в 21.40. «Лиза дышала еще два часа после родов. Я считаю, что врачи лгали, заявляя, что она умерла дома, и сделать было ничего нельзя. Она дышала, когда приехала первая бригада и когда вторая — интенсивной терапии; все это время она была жива, понимаете? Иначе бы ее отвезли в морг! Через 32 минуты после прибытия в больницу у нее взяли анализ крови проколом из пятки, а это было бы невозможно, если бы она была мертвая», — будто заново переживает все Ольга.
Но и это было не самым страшным, через что ей предстояло пройти.
Испорченная статистика
«Оказывается, моя дочь не выжила бы при любом исходе. У нее было серьезное внутриутробное расстройство, несовместимый с жизнью смешанный ацидоз, который и спровоцировал стремительные роды, — это показала последняя экспертиза, она есть в деле», — объясняет Ольга.
Всего судмедэкспертиз было несколько. И, судя по всему, все они — о разном. Например, в озвученном во время судебного процесса официальном заключении речь шла о том, что девочка умерла от аспирации — захлебнулась околоплодными водами. В остальном, согласно вердикту специалистов, ребенок был абсолютно здоров, и если бы ему оказали своевременную врачебную помощь в условиях стационара, то трагедии, скорее всего, удалось бы избежать.
Прокурор так же категорично заявил о том, что мать должна понести наказание, так как именно своими необдуманными действиями оставила новорожденного в условиях, заведомо опасных для его жизни. Мол, об этом гласит и декрет президента Лукашенко №18 «О дополнительных мерах по государственной защите детей в неблагополучных семьях».
И даже руководитель Следственного комитета Белоруссии Иван Носкевич в интервью многочисленным республиканским СМИ выразил уверенность, что суд примет сторону следствия: «Мать неоднократно предупреждали, что она может попасть в ситуацию, когда возможны сложности с родами. Именно поэтому инцидент был квалифицирован как причинение смерти по неосторожности».
В дело вступила государственная машина — оправдания и доводы несчастной матери уже никто и не слушал… Тем более что тема действительно неоднозначная — домашние роды и их последствия; тут каждый непричастный готов внести свои пять копеек.
…Во время оглашения приговора, который освещали все белорусские СМИ, Ольгу Степанову держали в клетке, которую охраняли пять конвоиров. Не всех маньяков-убийц так серьезно «пасут».
«Я думаю, что, если бы сразу не стала поднимать шум и требовать независимой экспертизы, а просто уехала в Россию и забыла о случившемся, этого приговора не было бы, дело бы просто закрыли и переписали все медицинские документы, — рассуждает Ольга. — Но я с самого начала пыталась понять: от чего погибла моя дочь? Кто виноват в ее смерти? Я требовала, чтобы вскрытие тела проходило в России, в Петербурге. Но даже труп нам отдали только через 2,5 месяца, в мае».
Малышку кремировали в Белоруссии. На похоронах дочери Ольга не присутствовала: в этот день ее арестовали.
«Я испортила им всю статистику, — горько усмехается она. — Ведь по официальным данным в Белоруссии — практически нулевая младенческая смертность. И это не потому, что здесь такая отличная медицина, а из-за того, что при всяких ЧП на родах сразу пишут в патологоанатомическом заключении, что ребенок родился мертвым, и, значит, вины медперсонала нет… Уголовных дел по смерти новорожденных тоже нет почти. И только я одна начала качать права и требовать призвать к ответственности виновных. Вот мне и заткнули рот».
Слова Ольги Степановой не голословны: по почте она присылает мне сразу несколько статей из белорусских газет о недавних трагедиях в местных роддомах.
Так, 13 октября в Любанской районной больнице скончалась новорожденная девочка. В справке из загса было написано, что эта малышка уже родилась мертвой — тоже, конечно, плохой показатель, но все же разбирательств гораздо меньше, чем когда ребенка просто врачи не сумели спасти.
В первую ночь сентября, во время родов, в центральной районной больнице белорусского городка Мяделя погиб другой мальчик. При этом все исследования, проведенные буквально накануне — УЗИ, КТГ, — показали, что малыш был готов к появлению на свет. «Достали живым, был в коме, сразу же отвезли в реанимацию. Дочери ввели наркоз, что было дальше, она не помнит», — рассказала журналистам бабушка малыша.
В Управлении Следственного комитета по Гомельской области в августе 2017 года поступили заявления сразу от двух семьей, чьи новорожденные дети скончались в областном роддоме 23 и 28 июля.
В этих двух случаях, что подтвердила и заведующая роддомом, беременные, как и положено, стояли на учете в женских консультациях, рожали в условиях государственного роддома, и по всем показателям с их детьми все должно было быть нормально… Но что-то опять пошло не так.
Флешмоб в ее защиту
Открываю ссылку за ссылкой, обращая внимание, что почти все даты публикаций — «свежие», то есть уже после смерти дочери Ольги Степановой. Так уж получилось, что именно беда нашей соотечественницы стала спусковым крючком для остальных похожих случаев, которые посыпались вдруг как из рога изобилия… Не все в порядке, стало быть, в датском королевстве.
На своих страницах в соцсетях пережившие подобные трагедии и те, кому повезло чуть больше, исповедовались в том, как изощренно подчас издеваются акушерки над роженицами в обычных роддомах, о криках, ругательствах, бесконечных «тужься!»… Женщины провели свой флешмоб в поддержку домашних родов. На которые многие, как выясняется, решаются не от хорошей жизни, а потому, что хуже уже не будет. «Просто женщины хотят быть услышанными», — как написала одна из мам.
Слова поддержки утешали Ольгу и придавали ей сил, но исход ее дела все еще был неясен.
«Когда меня арестовали, Настя находилась еще на грудном вскармливании, для нее и меня это было шоком, ведь мы никогда до этого не расставались. Из-за того, что случилось, она до сих пор еще не может прийти в себя. Слава богу, что муж бросил все, примчался сюда и все время, пока я была в СИЗО, был с нею рядом, но дочка еще долго оттаивала, заново привыкая ко мне».
Первоначально потерпевшей признали маму Ольги, то есть бабушку умершей девочки. Но так как та стала ходить по инстанциям и требовать материалы уголовного дела, то ее этого статуса быстро лишили. А новой потерпевшей назначили… представителя органов опеки некую Юлию Алипову. То есть представителя государственной власти. Которая погибшего ребенка и в глаза не видела.
Но именно она вместе с прокурором выступила за то, чтобы процесс шел в закрытом режиме, без журналистов. Ведь здесь «затрагиваются интересы несовершеннолетних». Хотя сама обвиняемая настаивала, чтобы ее судили публично: «Здесь затронуты только мои интересы, а мне скрывать нечего».
И лишь под давлением общественности наконец потерпевшим стал отец девочки — Олег.
Прокурор просил для Ольги год лишения свободы. Шесть месяцев колонии-поселения, четыре из которых она уже отбыла в СИЗО, — это был практически подарок от суда, а не приговор, но Ольга все равно не согласилась его принять.
Она готова бороться до самого конца — до своего полного оправдания. Более 150 тысяч россиян и белорусов подписали петицию в защиту этой молодой женщины.
«Государство — это я»
«Я уверена, что в России, в Москве или в Санкт-Петербурге, такой ситуации просто не возникло бы», — считает Ольга Степанова.
И на самом деле это очень белорусская история. О приоритете государства над личным. О свободе выбора и о том, кто в итоге за эту свободу заплатит.
Вспоминаю, как несколько лет назад я ехала в командировку на западную границу Белоруссии, в маленькую деревеньку в окружении голубых озер. Здесь очень красиво летом и холодно, вьюжно зимой.
Героиню другой моей статьи осудили за то, что она не пристегнула своего семилетнего сына к автомобильному креслу. Забыла, закрутилась, 1 сентября на носу…
Произошла авария. Мальчик пострадал. Несильно, но в больнице отлежал пару месяцев. И все это время мать провела вместе с ним. И все это время белорусское государство исправно вычитало из ее зарплаты частями сумму огромного штрафа, к которому ее присудили. Помимо скольких-то часов исправительных работ.
Государству было все равно, что в этом случае больше всего страдает сам травмированный ребенок. Что он редко видит мать, и у нее просто не остается денег на апельсины и прочие вкусняшки в больницу: семья была небогатая, да и машина — рухлядь и старье, поэтому и развалилась на повороте.
Но виновата — отвечай. И плевать всем на твои жизненные обстоятельства. Государство всегда право. Правосудие победило. Кого? Милосердие и справедливость?..
«Выше Закона может быть только Любовь, выше Права — лишь Милость, а выше Справедливости — лишь Прощение» — эти слова Алексия Второго не имеют правового статуса. Очень жаль. Ибо люди — не сухие страницы Уголовного кодекса, и иногда главное — не слепо следовать букве закона, а оставаться человечными, оставаться людьми.
Кому она нужна теперь, пиррова победа Витебского суда… Ибо кто может судить мать, потерявшую своего ребенка, сильнее и безжалостнее, чем это сделает она сама?
…В конце прошлой недели коллегия Витебского областного суда все-таки отменила приговор в отношении Ольги Степановой. Сейчас это дело направлено на новое рассмотрение, уже с другим составом суда.
Новая дата слушания определится в течение ближайших двадцати дней. До суда обвиняемая будет находиться под подпиской о невыезде.
КОММЕНТАРИЙ ЭКСПЕРТА
Марина СИЛКИНА, кандидат юридических наук:
— На мой взгляд, следует разделять домашние роды по желанию женщины и внезапные, скоротечные роды. В этом случае именно от слаженной работы медиков во многом зависят жизнь и здоровье женщины и ребенка.
Законодательством Республики Беларусь (так же, как и России) домашние роды не запрещены. Вместе с тем ответственность в случае наступления смерти ребенка в таких родах установить достаточно сложно.
Обвинение Ольги Степановой в причинении своей новорожденной дочке смерти по неосторожности вызывает по меньшей мере недоумение. Следуя логике обвинения, Степанова должна была предвидеть возможность наступления смерти дочери в результате своих действий, не желала их наступления, но самонадеянно рассчитывала, что справится сама. Но возникает закономерный вопрос: как женщина могла предвидеть стремительные роды? И вряд ли она, даже подумывая о домашних родах, отказалась бы полностью от помощи врачей и акушеров.
Со своей стороны в минуту опасности Ольга сделала все что могла, то есть незамедлительно вызвала «скорую», и теперь уже необходимо разобраться, насколько профессионально и быстро сработали врачи в этой ситуации, имеются ли в их действиях признаки халатности и небрежности при выполнении своих профессиональных обязанностей, невыполнение которых и могло повлечь за собой смерть новорожденной девочки.
Даже в том случае, если бы она собиралась рожать самостоятельно, действия врачей никто не отменял — это не означает, что приехавшая бригада «скорой помощи» должна была просто стоять и смотреть, как умирает ребенок.
МЕЖДУ ТЕМ
В мировой практике законодательство по-разному подходит к регулированию родов на дому. В настоящее время большинство государств терпимо относится к желанию своих гражданок разрешаться от бремени вне больничных условий. Тем более что с точки зрения страховщиков это еще и гораздо более выгодно.
В то же время согласно законодательству, например, Чешской Республики работникам здравоохранения категорически запрещается оказывать родовспоможение на дому под угрозой уголовного наказания.
В нашей стране роды могут проходить не только в условиях государственных роддомов, но и в частных клиниках и при участии практикующих акушерок — в отличие от Белоруссии, у нас это обычный бизнес, приносящий неплохой доход.
Роды в ванну, соло-роды, вообще без участия медперсонала, так называемые, лотосовые роды — на любой вкус и кошелек.
По самым приблизительным подсчетам, проведенным экспертами еще в 2011 году, можно говорить примерно о тысяче родов в Москве в домашних условиях. Тогда же в столице было зафиксировано порядка 20 случаев гибели новорожденных.
Проверка в случае смерти младенца проводится обязательно: так как может иметь место умышленное убийство новорожденного матерью.
В России было бы практически невозможно привлечь Ольгу Степанову к уголовной ответственности за причинение смерти по неосторожности. Ответственность за такое деяние тоже предусмотрена ст. 109 УК РФ, согласно которой последует наказание до четырех лет лишения свободы. Однако судебная практика показывает, что данная норма чаще всего применяется судами в отношении лиц, ненадлежаще выполняющих свои профессиональные обязанности, как то: врачи, пожарные, полиция. Но не самих мам.
Ни одна россиянка, случайно потерявшая ребенка в процессе домашних родов, в итоге не села на скамью подсудимых. Во-первых, очень сложно доказать причинно-следственную связь между действиями матери и гибелью ребенка, а во-вторых, здесь вступает в силу и моральный аспект, ведь став невольной причиной гибели своего малыша, женщина и так уже достаточно наказана.
Однако есть прецеденты привлечения к уголовной ответственности нерадивых акушерок и руководства целых коммерческих материнских школ, практикующих новомодные способы родоразрешения и активно вдохновляющих мамочек рисковать не только собой, но и детьми.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram