Окончание.
Генеральный консул Америки пообещал мне по телефону, что при необходимости может дать нашим часть запасов консервов. Директор шведско-русско-датской телефонной компании Нильсон расположил у себя докторшу Сет и г-на Лундберга из Красного Креста. Они также в относительно неплохом положении, но весь их дом под сильным наблюдением, и под угрозой смертной казни им запрещено ходить по двору или показываться в окне. Поэтому все переместилось во внутренние покои. Причиной такого запрета, как говорят, является подозрение, что на крыше дома расположен пулемет.
Воздух в округе наполнен настолько противоречивыми слухами, что можно прийти только к одному выводу: никто в действительности ничего не знает. В пятницу передали газету «Официальные сообщения», где было сказано, что все миссии в Петрограде оставили город и выехали в Финляндию. В тот же день при встрече с консульским корпусом выяснилось, что сообщение было неверным. Прибыло с курьером письмо от американского посла, где сообщается, что миссии решили остаться в Петрограде. Один шведский инженер, который прибыл из Петрограда, сообщил, что наша миссия точно намерена остаться.
И вот с тех пор мы полностью отрезаны от внешнего мира.
Ситуация напоминает осаду Пекина во время восстания 1900 года. И я тешу себя в моменты покоя тем, что перечитываю об этом событии еще раз.
Вторник, 13 ноября.
Ночь была довольно спокойная. Около 16 часов дня я отправился в дом генерал-губернатора, чтобы получить пропуск для всех, кто у меня проживает, и чтобы исследовать возможность отправить через исполнительный комитет телеграмму в департамент иностранных дел. Мне охотно пообещали пойти навстречу в обоих случаях. Мне нужно было вернуться назад для составления списка всех имен и частных адресов, а также текста самой телеграммы с моей подписью и печатью консульства. Короткий отрезок обратного пути был сопряжен с серьезной опасностью для жизни. Я попал в перестрелку. Но все обошлось, я не был ранен. Когда бумаги были готовы, оказалось, что вице-консул Хэльестранд не сможет даже попытаться пройти назад — солдатские пикеты никому не разрешали приближаться к дому генерал-губернатора, который находился под сильным обстрелом. Стреляли из ружей и пушек. В то же время пришло сообщение, что вокруг хагманского дома падают гранаты, и несколько близлежащих строений уже в огне. Я только что по телефону призвал американского консула вместе с женой и сыном присоединиться к нам, поселившись на нижнем этаже нашего дома или в подвале. Кроме того, я написал запрос главнокомандующему войсками, что нужно принять меры по защите дома Хагмана, где шведы и американцы подвергаются непосредственной опасности. Я попробую уговорить одного из постовых, стоящих на улице, передать ему мое письмо.
Сегодня мы водрузили над домом флаг. Раньше мы не делали этого, чтобы не привлекать лишнего внимания, но теперь это может спасти нам жизнь. Господин Линделёф решил сделать это сам. Я договорился с постовыми прикрывать крышу, пока он там находился. Нужно было быть бдительными, потому что поднятый иностранный флаг мог показаться подозрительным сигналом. Тем не менее все прошло хорошо. И дом генконсульства украшается сине-желтым полотном всего в нескольких метрах от штаб-квартиры большевиков (некогда бывшим дворцом генерал-губернатора).
Швеция позже других стран признала первое революционное русское правительство, но мы вынуждены сейчас одними из первых обратиться к власти большевиков для спасения жизни и имущества шведов. Как быстро все может измениться! Мои письма благополучно дошли до исполнительного комитета. Солдат, согласившийся доставить их за хорошее вознаграждение, вернулся с квитанцией, подписанной самим главкомом. Теперь предстоит посмотреть, каким будет результат моего ходатайства. Мы сейчас не в состоянии определить положение дел в хагманском доме, так как оборвана телефонная связь (вероятно, линия пострадала от огня). Гул пушек сейчас сильнее, чем когда-либо. Стреляют, кажется, с разных сторон, и часто прямо рядом с нами. Но в наш дом попали всего только один раз.
Чуть позже.
Интенсивность боя после обеда значительно ослабла, по крайней мере, в нашем секторе. Исчез дым пожарищ. Однако реальную ситуацию мы вообще не знаем после того, как последняя связь с внешним миром — телефон — была обрезана. Требует большого напряжения сидеть вот так, без возможности оценить ситуацию и без уверенности, что сможешь выйти отсюда живым. Самое плачевное для меня, что не могу связаться с колонией, которой я мог бы быть полезен, по крайней мере, в той части города, которая в руках большевиков.
Командование оказалось очень любезным. Оно прилагает усилия для поддержания дисциплины и подавления любого произвола со стороны солдат.
14 ноября, среда.
Когда я вчера вечером попробовал отправить письменное сообщение через одного из солдат к нашим друзьям в хагманском доме и попытался открыть дверь на улицу, то тут же прогремел выстрел. Пуля пролетела так близко от головы, что я ясно почувствовал движение воздуха. Сообщение я так и не отправил. Никто больше не пытался приоткрыть дверь.
Ночь прошла довольно спокойно. Но наш американец и его русская жена всю ночь ужасно шумели — разговаривали, курили, кашляли, храпели. Мы почти совсем не спали из-за этого. Решено, что они переедут в корпус «Б», где достаточно места, и вряд ли оттуда они будут слышны здесь. Сегодня я был там, чтобы посмотреть, насколько сильные там разрушения. Оказалось, они не особенно заметны.
Вскорости после завтрака я отправился к дому генерал-губернатора для разговора с властями. Я получил все запрошенные пропуска для проживающих в консульствах лиц. Я попросил выдать нам предметы первой необходимости. Я подчеркнул, что в текущей ситуации, которая вызвана ими, снабдить всем необходимым — это их долг. Они пообещали, что все сделают. Но когда встал вопрос «когда именно?» — я не получил четкого ответа и попросил сразу же выделить мне пару человек, которые прямо сейчас могли бы взять с собой что-то из предметов. К моему сильному удивлению, мне пошли навстречу, и еще до моего возвращения к консульству была отправлена корзина, наполненная хлебом, мясом, сыром, маслом и консервами. В консульстве она была встречена с сильным удивлением и радостью. Раздобыть ее посреди дикой суматохи, царящей в штабе, было достижением. И оно подстегнуло на новое предложение: я попросил о встрече с командующим войсками и запросил приказ, подписанный им самим и еще одним членом исполкома, направленный всем военным лицам, чтобы всеми возможными средствами предотвратить все беспорядки вблизи двух блоков генерального консульства. Дело в том, что попытки к грабежу уже имели место в непосредственной близости от нас. Мне выдали запрошенный документ для предъявления его патрулю. Позже меня заверили, что вчерашняя телеграмма министру иностранных дел отправлена, что меры защиты хагманского дома уже приняты, а также выполняется моя просьба о снабжении и охране шведской колонии и расположенного там же убежища для немцев. Теперь остается только смотреть, как все эти обещания будут выполняться. Справедливости ради должен сообщить, что до сих пор они охотно выполняли мои пожелания. Это странное чувство — выставлять свои требования в доме генерал-губернатора в окружении леса штыков... Я отдаю себе отчет, что они могли бы убить меня без малейшего для себя риска.
Не без чувства юмора я смотрел, как несколько важных доверенных персон бегали кругами в этом большом доме, чтобы поймать гуся, которого обещали шведам. Дело было так. Во время разговора о продуктах меня спросили, хотел бы я взять гуся. Я ответил: «Да». И могущественный исполком прямо посреди решения вопросов государственной важности и гула пушек направил всю свою энергию на поимку этой птицы. Потом с извиняющимся выражением лица мне сказали, что данный гусь только что был пожертвован на алтарь человеческой любви — отдан Красному Кресту. Они очень вежливо спросили меня, мог бы я принять 10 фунтов свежего мяса вместо этого гуся. Для меня было несложно доставить им радость, приняв их предложение с благодарностью.
Вообще даже в такие по-настоящему серьезные времена не обходится без комических ситуаций.
Я уже должен был оставить дом генерал-губернатора, и в этот момент туда были конвоированы четыре бельгийских солдата. Их арестовали за то, что они не участвовали в боях на стороне большевиков. По моему мнению, они не виноваты и абсолютно правильно держали полный нейтралитет в этом политическим конфликте. Вскоре прибежал французский офицер, он сильно возмущался по поводу ареста. У меня было достаточно забот с моими земляками, и я не хотел вмешиваться в дела бельгийцев. Мое пребывание здесь длилось уже почти три часа, а в России время бежит быстро…
Вскоре после моего возвращения мы все сидели за обеденным столом и обсуждали, как лучше наладить контакт с колонией. В военном штабе мне объяснили, что как бы они ни хотели наладить нам постоянную телефонную связь, сейчас это технически невозможно, так как центральная станция полностью разрушена. Во второй половине дня полковники Генберг, Хольм, Сандберг и Линделёф по разным дорогам добрались до хагманского дома. Но дойти им удалось только до угла Малой Никитской и Георгиевского переулка, где их обстреляли солдаты с крыш. Им пришлось вернуться домой. Тем не менее экспедиция помогла убедиться, что хагманский дом находится в критической ситуации. Обстреливается с нескольких сторон, а также окружен горящими домами. Весь оставшийся вечер мы обсуждали, как им можно завтра оказать помощь. Их положение опасно, ведь они прямо рядом с границей между правительственными войсками и большевиками.
К вечеру канонада усилилась, и появилось такое же ощущение, что бывает в сильную грозу. Пламя пожаров пробивается через сумерки вместе с грохотом, создает ужасное впечатление. Невольно приходили мысли о пожаре в Москве во время наполеоновского нашествия 1812 года... Мы попробовали по карте определить, где находятся горящие дома, и пришли к печальному выводу, что это где-то совсем рядом с домом господ Болин и американского генерального консульства, то есть в 500–800 метрах от нас. Высокие близлежащие дома закрывали обзор, но все равно было видно, как свирепствует огонь, и все небо в дыму.
Сегодня близко от нас со свистом пролетел осколок разорвавшейся гранаты.
15 ноября, четверг.
Пожарища, кажется, потушены, но пушечная канонада по-прежнему сильна. За утренним чаем решили снарядить в колонию и хагманский дом экспедицию под прикрытием флагов Красного Креста и добраться до места. Все это мы могли сделать с чистой совестью, потому что среди нас было двое представителей шведского Красного Креста. К тому же в безвыходной ситуации все средства хороши. На всякий случай я написал письмо командующему о разрешении для колонны на беспрепятственное передвижение по городу. Девушки несли флаги с изображением Красного Креста из простыней и красных наволочек. Вице-консул добрался до дома генерал-губернатора и представил мое письменное прошение. Ему тут же выписали нужные бумаги. Выяснилось, что телеграмма так и не была отправлена из-за обрыва телеграфной связи. Это было плохо. Наши родные дома находятся в полном неведении относительно нашей судьбы и, видимо, сильно за нас переживают. Сегодня мы попробуем отправить еще одну телеграмму, сообщив, что правящие власти обеспечили нас едой и защитой, а также пообещали сделать то же самое для всей колонии, и что мне известно: еще ни один швед не пострадал. Но сильно сомневаюсь, что эти сообщения когда-нибудь дойдут.
По нашей улице под военной охраной шла толпа людей, несших самые разные вещи. По-видимому, это те, кто остался без дома после вчерашнего большого пожара. У нас сложилось впечатление, что не так уж все гладко у большевиков, не все в порядке у них с дисциплиной. Один из солдат, что стоял на посту возле нас, тем не менее сообщил, что скоро все закончится, так как правительственные войска не смогут продержаться дольше.
Спасательной экспедиции удалось добраться до места назначения и возвратиться обратно с тремя господами и двумя девушками. Все они очень рады воссоединиться с нами. Теперь нас 15 человек без прислуги, плюс американцы в корпусе «Б».
Вице-консул Хэльестранд рассказал, что во время посещения дома генерал-губернатора сегодня утром он был свидетелем, как митрополит московский, сопровождаемый многими высокими духовными чинами, явился в исполком для мирных переговоров между воюющими сторонами. Он попросил о том, чтобы Кремль не обстреливался артиллерией (такое намерение есть у большевиков). Было стыдно наблюдать, с какими презрительным выражением лица и оскорбительными криками большевики приняли этих ранее так глубоко уважаемых представителей духовенства.
16 ноября, пятница.
Сегодня большевики сообщили о полной победе над противником. Спокойствие восстановлено, выстрелы почти совсем прекратились, люди снова начали показываться на улицах. Многие представители колонии явились в консульство, а из Самары прибыла сама баронесса Анна Линдер. Среди посетителей были также шеф «Северной компании» господин Ульссон, который рассказал, что граната ударила в дом, в котором он жил, и что при этом генералу Брусилову перебило кости одной из ног. Когда же врач спросил его о боли, он ответил: «Болит не в ноге. Больно оттого, что я три года воевал за родину и ни разу не был задет ни немецкой, ни австрийской пулей, но стал жертвой моих собственных соотечественников». Во второй половине дня мои гости разошлись, кроме Линдер, полковника Генберга, вице-консула Хэльестранда и господина Сандберга. Вечером отъезжает наш первый курьер в Санкт-Петербург. Во время обеда я высказал горячую благодарность всем за то, как они жертвовали собой на всеобщее благо во время испытаний (теперь уже, к счастью, завершившихся).
Комментарии нынешнего посла Швеции в России Петера ЭРИКСОНА:
«В этом году мы вспоминаем о революции в России, которой исполняется 100 лет. Это была революция, которая не только в своей основе изменила Россию, но и всю Европу. Я рад, что читателям «МК» предоставляется случай познакомиться с отчетом моего коллеги. Историки до сих пор исследуют как процессы, которые привели к революции, так и глубину ее последствий. Документы помогут понять, что же случилось 100 лет назад. Захват большевиками власти в Москве был кровавым событием. Уличные бои шли несколько дней, погибли сотни людей. В ноябре 1917 года генеральный консул Швеции Клас Аскер отправил в Стокгольм длинный отчет, в котором рассказал о событиях этих дней.
Положение Аскера было непростым: Швеция не признала большевиков законными правителями России, но консулу все равно приходилось вести переговоры и сотрудничать с новыми властями. Соблюдать такой баланс — сложное и неблагодарное дело, и в 1918 году большевики объявили Аскера персоной нон грата. После этого он получил новый пост в шведском посольстве в Норвегии, где и умер, заразившись испанским гриппом.
Швеция и Россия поддерживали разнообразные контакты в течение тысячи лет — мы вели торговлю, были врагами и союзниками, многому друг у друга научились.
Несмотря на смену политических режимов и эпох, Россия и Швеция всегда оставались соседями и относились друг к другу с уважением».
P.S.: Благодарим за помощь в переводе Василия Крохина.
Читайте первую часть впервые опубликованного дневника.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram