Во многих странах государственный гимн никогда не менялся. Это нерушимый и неприкасаемый атрибут государства. В России гимн менялся множество раз. Всякий раз — по политическим мотивам.
При дворе императрицы Екатерины II оркестры играли «Гром победы, раздавайся». Музыку сочинил Юзеф (Осип) Козловский, любимец князя Потемкина-Таврического, директор его музыкальной капеллы. Стихи — Гавриила Державина. Он написал их, восхищенный победами Суворова, взявшего крепость Измаил.
«БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ»
После победы над Наполеоном при дворе императора Александра I зазвучало «Боже, храни короля». Это гимн Великобритании, союзника по совместной борьбе с Францией. Василий Жуковский перевел текст на русский язык.
А первый Государственный гимн Российской империи был написан при Николае I и на английский манер начинался словами «Боже, царя храни». Музыка — директора придворной Певческой капеллы Алексея Львова. Слова — Василия Жуковского.
В последний раз «Боже, царя храни» исполняли искренне и истово, когда в 1914-м началась Первая мировая война. Толпы выходили на улицу с флагами и хоругвями, молились о даровании победы русскому оружию. Гимн разделил судьбу монархии.
После Февральской революции гимном России стала французская «Марсельеза» — это боевая песня рейнской армии. Ее написал охваченный патриотическим порывом инженер Клод Жозеф Руже де Лиль в 1792 году, узнав, что республиканская Франция объявила войну монархической Австрии. Песню впервые исполнил марсельцы, спешившие на помощь революционному Парижу, поэтому песня называется «Марсельезой», то есть «Марсельской».
Поколения свободомыслящих россиян воспитывались в восхищении перед Французской революцией, и после февраля 1917 года под «Марсельезу» маршировали воинские части, ее исполняли при встрече иностранных делегаций и даже в театрах перед началом спектаклей.
Народник Петр Лавров перевел «Марсельезу» на русский. Первые слова «Отречемся от старого мира!» точно соответствовали настроениям того времени. Французский дипломат вспоминал революционные песнопения на улицах Петрограда:
— Тенора требовали голов аристократов, сопрано — голову царя, басы вообще же не желали никого щадить.
СЛИШКОМ ПОЗДНО, СЛИШКОМ МЕДЛЕННО
Февральская революция практически всей страной была воспринята как очевидное благо. Временное правительство приняло законы, давно назревшие и совершенно необходимые. Но все делалось слишком поздно, слишком медленно, словом, половинчато. Упущения и ошибки складывались в роковую цепь, под бременем которой республика пала. Более точно определить раздвоенную душу Февраля, чем это сделал сам Керенский, невозможно:
— Какая мука все видеть, все понимать, знать, что надо делать, и сделать этого не сметь!
Но почему Временное правительство не сделало то, чего от него ожидали?
Керенский и его министры не считали возможным принять кардинальные решения, меняющие судьбу страны, поскольку это прерогатива представительной власти. После отречения царя постановили, что соберется Учредительное собрание, определит государственное устройство, сформирует правительство и примет новые законы. Временное правительство потому и называлось временным, что должно было действовать только до созыва собрания.
Но с войны вернулся человек с ружьем, и проблемы стали решаться силой. Солдаты, хлынувшие с развалившихся фронтов, склонные к анархии, не желали никому подчиняться. Фронтовики были охвачены ненавистью к тылу, к буржуям, торговцам, вообще обладателям материальных благ.
Из тюрем выпустили уголовников. Получив в руки оружие, бандиты и авантюристы не могли удержаться от убийств, грабежей и погромов. Горожане к осени семнадцатого оказались беззащитными перед волной преступности.
А в деревне крестьяне захватывали помещичьи земли, а усадьбы жгли. Племенные стада пытались делить. Если не получалось, коров забивали...
СУХОЙ ЗАКОН
Император Николай II запретил до окончания мировой войны продажу спирта, водки, виноградного вина крепче 16 градусов и пива крепче 3,7 градусов.
Как же выходили из положения желавшие выпить? Врачи выдавали рецепты на получение спирта в аптеках. В ресторанах и трактирах спиртное подавали в чайниках. А если хотелось выпить дома, то покупали денатурат, пропускали через черный хлеб и добавляли специи — гвоздику, корицу и лимонную кислоту.
Сухой закон подтолкнул к широкому распространению наркотиков. Опиум везли из Персии и Маньчжурии. Гашиш доставляли из Азии. Морфием (а также шприцами) снабжали врачи. Кокаином торговали проститутки.
«Продавался он сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых баночках, по одному грамму, — вспоминал певец Александр Вертинский. — Лучший немецкой фирмы «Марк» стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось все труднее и труднее. Его продавали с рук — нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил в десять раз дороже. Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед выходом на сцену. Актрисы носили кокаин в пудреницах.
— Одолжайтесь! — по-старинному говорили обычно угощавшие.
И я угощался. Сперва чужим, а потом своим».
Временное правительство 27 марта 1917 года подтвердило запрет на «продажу для питьевого употребления крепких напитков и спиртосодержащих веществ». Но желание выпить не угасало. В деревнях гнали самогон. Самогоноварение, впрочем, было и попыткой использовать зерно, продавать которое не имело смысла — рубль стремительно обесценивался.
Анархист Федор Другов, член исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов, вспоминал, как по всему Петрограду банды из вчерашних солдат рыскали в поисках винных погребов: «По толпе открывался огонь из пулеметов, а погреб забрасывали гранатами, превращая его в жуткое месиво вина и крови. Пожарные доламывали бочки с вином, разбивали штабеля бутылок и выкачивали красную смесь паровыми насосами на улицу. Потоки этой пахучей хмельной влаги текли по улице, смешиваясь с грязью и лошадиным пометом.
Однако, невзирая на это, толпа с жадностью набрасывалась на грязную кровяную жидкость и хлебала ее прямо с земли. Было решено не ждать, когда солдатня зайдет в погреб и разломит его, а самим выявить все склады вина и заблаговременно, тайно разлив его в погребе, выкачивать в канализационные колодцы при помощи пожарных».
ОСТАЕТСЯ ОДНО — УЙТИ
Произошло полное разрушение жизни. В стране воцарились хаос и отчаяние.
Министерство путей сообщения докладывало правительству: «Солдаты создают совершенную невозможность пользоваться дорогами как общегосударственным способом передвижения: имеются донесения о случаях насильственного удаления пассажиров солдатами из вагонов, некоторые пассажиры, лишенные возможности выходить в коридор вагона, вынуждены отправлять естественные надобности в окно, женщины впадают в обморочное состояние».
Огрубление нравов. Безграмотность, возведенная в норму. Хамство. Одичание. И уж царский режим вспоминался как время счастливое и прекрасное...
В кризисные времена люди устают от политики и начинают видеть зло в ней самой. Отвращение вызывали бесплодные дискуссии и митинги, взрывы гнева и взаимной ненависти среди депутатов. Вину за экономические проблемы люди приписывали демократии как таковой, ответственность за житейские и бытовые неурядицы возлагали на демократов. Но республика просто не могла так быстро решить все проблемы.
России не хватило исторического времени для развития. Идеалы демократии не успели утвердиться. Не знали иной формы правления, кроме вертикали власти. Не выработались ни привычки, ни традиции искать решения ненасильственными методами. Не успели сложиться представления о жизни, которые после февраля семнадцатого помогли бы самоорганизоваться и самоуправляться.
Василий Воронцов, экономист и народник, на склоне жизни увидел революцию и написал: полная свобода «свалилась как снег на голову народа и совершенно засыпала его ясное сознание!» Широкие массы не имели опыта участия в управлении государством и привычно ждали, что «дело наладит кто-то другой». Вот результаты опроса девочек школьного возраста: два процента девочек хотели «быть царем», четыре процента — «царицей», остальные — «дворянками, княгинями и богачками»...
Временное правительство во главе с Александром Керенским уже ничего не могли предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны.
— Когда страна хочет броситься в пропасть, — бросил в отчаянии Александр Керенский, — никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно — уйти.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:
Осенью семнадцатого года многие считали, что большевики — меньшинство! — не имеют права единолично управлять страной. Но Ленин не желал делиться властью и вступать в коалицию с другими социалистическими партиями.