«Отец отшутился: «Засекли летающую тарелку»
— Станислав Евграфович сознательно выбрал военную профессию?
— Отец был из семьи военных. Был отличником, занимался боксом, физически был подготовлен очень хорошо. Они тогда жили под Владивостоком. Вступительные экзамены отец сдавал выездной комиссии в Хабаровске. Он был очень увлечен математикой и с радостью в 1967 году узнал, что попал в Киевское высшее инженерное радиотехническое училище на факультет, где готовят алгоритмистов. Начиналась эра кибернетики и электронно-вычислительных машин. После училища он попал служить в Подмосковье, в военный городок под кодовым названием Серпухов-15. Официально там располагался Центр по наблюдению за небесными светилами, на самом деле — засекреченная часть.
— Вы знали, что он работает с системой предупреждения ракетного нападения?
— У отца была высокая группа секретности, о своей службе он ничего не рассказывал. Пропадал на объекте. Не считаясь со временем, его могли вызвать на работу и ночью, и в выходной. Мы знали только, что его работа связана с вычислительным центром.
— Как стало известно о том, что в ночь с 25 на 26 сентября 1983 года мир был на грани ядерной катастрофы?
— Информация о нештатной ситуации на объекте просочилась в гарнизон. Мама стала расспрашивать отца, что произошло, он отшутился: «Засекли летающую тарелку».
И только в конце 1990-го генерал-полковник в отставке Юрий Вотинцев в беседе с журналистом Дмитрием Лихановым рассказал о том, что на самом деле произошло в ту сентябрьскую ночь в Серпухове-15. Генерал в 1983 году командовал войсками противоракетной и противокосмической обороны войск ПВО и уже через полтора часа был на объекте. А вскоре журналист нашел во Фрязине моего отца. В еженедельнике «Совершенно секретно» вышла статья, где отец подробно рассказал, как действовал при боевой тревоге.
Только тогда мы узнали, что отец работает в космической разведке, о группировке космических аппаратов, которые с высоты около 40 тысяч километров следят за девятью американскими базами с баллистическими ракетами. О том, как 26 сентября в 00.15 всех, кто дежурил на объекте, оглушил зуммер, на световом табло зажглась надпись «старт». Компьютер подтвердил запуск баллистической ракеты с ядерной боеголовкой, причем достоверность информации была наивысшая. Ракета якобы летела с военной базы на Западном побережье США.
Отец потом вспоминал, что весь боевой расчет обернулся и смотрел на него. Нужно было принимать решение. Он мог бы действовать по уставу и просто по цепочке передать информацию дежурному. А «наверху» бы уже давали приказ на ответный пуск. От него ждали подтверждения. Но специалисты по визуальному контакту, которые сидели в темных комнатах, не видели на экранах старта ракеты… Когда позвонили по правительственной связи, отец сказал: «Я ВЫДАЮ ВАМ ЛОЖНУЮ ИНФОРМАЦИЮ». И тут снова заревела сирена: пошла вторая ракета, третья, четвертая, пятая… На табло горела надпись уже не «старт», а «ракетное нападение».
Отца насторожило, что ракеты были выпущены с одной точки, а его учили, что при ядерном ударе идет пуск ракет одновременно с нескольких баз. По правительственной связи он еще раз подтвердил: «Информация — ложная».
— Трудно поверить, что офицер в советское время не поверил системе и принял самостоятельное решение.
— Отец был алгоритмистом, аналитиком, сам создавал эту систему. Считал, что компьютер — лишь машина, а у человека есть еще интуиция. Если бы ракеты действительно шли к цели, их должны были «увидеть» радары дальнего обнаружения. Это вторая полоса контроля. Потянулись томительные минуты ожидания… Вскоре стало ясно, что нападения и старта ракет не было. Мама, узнав, насколько близка была ядерная катастрофа, пришла в ужас. Отец ведь в ту ночь не должен был дежурить на центральном командном пункте. Его попросил подменить сослуживец.
— Комиссия потом установила, из-за чего мог произойти сбой?
— За пуск американских ракет датчики спутника приняли свет солнечных лучей, отраженный от высоких облаков. Отец тогда заметил: «Это космос над нами подшутил». Потом в космическую систему были внесены изменения, которые исключали подобные ситуации.
— А через год после случившегося Станислав Евграфович уволился из армии, не получив полковничьих погон…
— Отцу тогда было 45 лет. За плечами — солидный стаж. В ту ночь, когда радары не подтвердили ракетный запуск, а решение отца оказалось верным, сослуживцы говорили ему: «Ну все, подполковник Петров, сверлите дырочку под орден». Но приехавший на командный пункт генерал… отчитал отца. Обвинил его в том, что боевой журнал оказался незаполненным. А время ведь тогда было спрессовано: компьютер сообщил об ядерной атаке, одна ракета шла за другой… В одной руке у отца была телефонная трубка, в другой — микрофон. Ему потом говорили: «Что ж ты задним числом не заполнил?..» Но отец считал, что дописка — уже уголовное дело. На подлог он не пошел бы.
Нужно было найти козла отпущения — отца и сделали виноватым. В итоге, как он сам признавался, его все достало, и он написал рапорт. К тому же наша мама сильно болела, ей требовался уход. А отца как главного аналитика даже в нерабочее время постоянно вызывали на объект.
«В тяжелое время отец работал на стройке охранником»
— Помните, как переехали во Фрязино?
— Это было в 1986 году, мне было тогда 16 лет. По окончании воинской службы отцу нужно было освободить квартиру в гарнизоне. У него был выбор, куда переехать жить. У мамы во Фрязине жила родная сестра. В этом подмосковном городке и решили обосноваться. Отца сразу же взяли в научно-исследовательский институт «Комета», где и была создана космическая информационно-управляющая система, работающая на объекте. На предприятии оборонно-промышленного комплекса он работал уже как гражданское лицо, старшим инженером в отделе главного конструктора. Это была головная организация в области противоспутникового оружия. Что примечательно, тогда запрещалось использовать любые импортные комплектующие.
График работы у отца уже был другой, никто его не дергал, не вызывал на работу по праздникам и выходным. На «Комете» он проработал больше 13 лет, а в 1997 году вынужден был уволиться, чтобы ухаживать за нашей мамой, Раисой Валерьевной. У нее обнаружили опухоль мозга, болезнь стала прогрессировать, врачи ее практически списали… После ее смерти отец работал на стройке охранником. Его позвал туда бывший сослуживец. Они заступали на суточное дежурство, охраняли новостройки на юго-западе Москвы.
— О Станиславе Петрове стали писать зарубежные газеты. Он был удостоен престижных международных наград…
— В 2006 году в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке ему вручили хрустальную статуэтку «Рука, держащая земной шар», где было выгравировано: «Человеку, который предотвратил ядерную войну». В 2012 году в Баден-Бадене отец получил премию немецких СМИ. А еще через год стал лауреатом Дрезденской премии, которую присуждают за предотвращение вооруженных конфликтов.
Отец вспоминал об этих поездках с теплотой. На всех выступлениях повторял, что не считает себя героем, что это был один из рабочих моментов. А решение об ответном ударе принимал бы не он, а высшее руководство страны.
— Премиальные пришлись кстати?
— Отец поддерживал деньгами семью дочери, моей сестры Лены. Она в свое время окончила техникум, получила специальность шеф-повара. Но потом вышла замуж, родила двух детей. Они с мужем жили на юге, а когда грянула перестройка, вернулись во Фрязино. Не было ни работы, ни жилья…
— А вы не стали военным?
— Мне хватило двух лет в армии. Я понял, что военная стезя — не для меня. Но я работаю наладчиком технологического оборудования на военном заводе — научно-производственном предприятии «Исток».
«Кевин Костнер прислал в благодарность 500 долларов»
— В 2014 году про Станислава Петрова сняли художественно-документальный фильм «Человек, который спас мир», где он сыграл самого себя. Как он оценил картину?
— Это фильм производства Дании. Отца с большим трудом удалось уговорить принять участие в съемках. Его «обрабатывали» около полугода. Он выдвинул условие, чтобы его особо не беспокоили, поэтому съемки растянулись на довольно долгий период. Помню, киношники звонили: «Мы едем» — отец категорически заявлял: «Когда я вам скажу, тогда и приедете».
Но все-таки режиссеру Питеру Энтони и продюсеру Якобу Старбергу отец рассказал все возможное о том дне — 26 сентября 1983 года. Они досконально, по чертежам, воспроизвели командный пункт. Снимали эти сцены на военном объекте в Риге. Роль молодого отца играл Сергей Шнырев. Также в фильме снимались зарубежные звезды: Мэтт Дэймон, Роберт Де Ниро… А задействованный в картине Кевин Костнер в благодарность за то, что отец не поднял в воздух ракеты с ядерными боеголовками, прислал потом отцу 500 долларов.
На кинофестивале в Вудстоке фильм получил две поощрительные премии. Но отец картины так и не видел. Я скачал фильм в Интернете, предлагал ему посмотреть, но он отказался. По контракту ему был положен гонорар. Точной суммы я уже не помню, но на полученные деньги мы купили новую одежду, начали делать ремонт, правда, так его и не закончили.
— То есть Станислав Евграфович не бедствовал?
— В последние годы у него была пенсия 26 тысяч рублей.
— А чем увлекался?
— Математикой, военной историей. Отец всегда очень много читал, собрал большую библиотеку. Я предлагал ему написать книгу, описать события его жизни. Но у него не было на это никакого желания.
— К нему приезжал кто-то из сослуживцев?
— Во Фрязине жили с семьями три его сослуживца. При встрече он с ними охотно общался. Но какого-то одного закадычного друга у него не было. Отец по натуре был домосед. Читал научные журналы, художественную литературу… Ему не было скучно.
— Какими были его последние годы?
— У отца начались проблемы со здоровьем. Сначала обнаружили помутнение хрусталика, сделали операцию, но выяснилось, что сетчатка глаза сильно повреждена. Зрение у него особо не улучшилось.
А потом случился заворот кишок. Отец не любил ходить по врачам, думал: поболит живот и пройдет. Дотянул до того, что пришлось вызывать «скорую». Когда врачи перед операцией стали выяснять, какими хроническими заболеваниями он болел, отец не мог ничего вспомнить: он никогда не лежал в стационаре, не проходил диспансеризацию…
Операция длилась четыре часа. После наркоза отец был не в себе, бредил, у него начались галлюцинации. Я взял отпуск на работе, стал его выхаживать, кормил детским питанием. И все-таки вытащил его из этого состояния. Казалось, что все стало налаживаться, хотя он и оставался прикован к кровати. Я ему привязывал ремни безопасности от машины, чтобы он мог с их помощью самостоятельно садиться. Но отец всегда очень много курил, а так как мало двигался, у него развилась застойная гипостатическая пневмония. В последние дни он совсем не хотел бороться. Я ушел на работу, а когда вернулся, его уже не было в живых. Отец умер 19 мая 2017 года.
— На похороны много народу собралось?
— Я сообщил о его смерти только родственникам. А телефонов друзей и сослуживцев я просто не знаю. В день рождения отца, 7 сентября, на его электронную почту пришло поздравление от его зарубежного друга, политического активиста из Германии Карла Шумахера. Я с помощью онлайн-переводчика сообщил ему, что папа умер еще весной.
— Документы, награды и вещи отца не просят отдать в музей, чтобы сделать экспозицию?
— Таких предложений не было. У нас в квартире три комнаты. В одной из них я хочу повесить фотографии отца, выложить документы, книги, которые он любил читать… Если кому-то интересно будет на это взглянуть, пускай приезжают, я покажу.
За границей Станислава Петрова называют «человеком мира». От военной службы у него остались орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, юбилейная медаль «За доблестный труд» («За воинскую доблесть»), медаль «За безупречную службу» III степени.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram