— Вскоре мы, большевики, выступим против Керенского, — предупредил его Кедров, — и первое, что мы сделаем, — это вдребезги разобьем ваш Генеральный штаб.
— За что же? — удивился Потапов.
— Ваша контрразведка занимается политическим сыском и после июльского выступления арестовала целый ряд наших товарищей.
— Категорически заявляю, — обиженно ответил Потапов, — что наша контрразведка, которая наряду с другими отделами подчинена мне, политическим сыском не занимается и никакого участия в аресте ваших товарищей не принимала. Она в политику не вмешивается, а борется исключительно с военным шпионажем.
— Однако же во всех газетах сообщалось, что аресты были произведены именно контрразведкой, — возразил Кедров.
— В газетах шла речь не о нашей военной контрразведке, а об органе, который под тем же названием создало у себя Министерство юстиции. Если нужны для подтверждения моих слов документальные доказательства, то я с полной готовностью предоставлю их: приходи ко мне на службу с кем-либо из твоих влиятельных товарищей, и я ознакомлю вас обоих со всей перепиской по этому поводу.
Они подружились задолго до революции и были на «ты». Генерал Потапов и большевик Кедров встречались и сохраняли добрые, товарищеские отношения даже в те времена, когда Михаила Сергеевича разыскивала царская полиция.
Через день Кедров привел к Потапову Николая Ильича Подвойского. В октябре его включат в состав Петроградского военно-революционного комитета, которому будет поручено готовить вооруженное восстание, чтобы свергнуть Временное правительство. Беседа продолжалась более двух часов. Этот разговор решил судьбу генерала Потапова, Генерального штаба и всей России.
Сын вольноотпущенного крепостного крестьянина, Потапов окончил 1-й Московский кадетский корпус, артиллерийское училище и Академию Генштаба. Служил помощником военного атташе в Австро-Венгрии, помогал создавать армию Черногории. В разгар Первой мировой, в 1915 году, вернулся в Россию. Во время Февральской революции — заместитель начальника Генштаба. Поддержал большевиков. И не прогадал.
«И ЗАМАШКИ-ТО ВСЕ СТАРЫЕ»
В Петрограде 14 сентября открылось Демократическое совещание, которое должно было сформировать новое коалиционное правительство. Но никто не хотел договариваться. Председательствовал социал-демократ Николай Чхеидзе, который с горечью заметил:
— Вместо скачка в царство свободы сделан прыжок в царство анархии…
«В Таврическом дворце помещалась вся Россия, — поражался прибывший с фронта офицер. — Временное правительство, Исполнительный комитет Государственной думы и Совет рабочих и солдатских депутатов… Двигаться и дышать было трудно. Стоял тяжкий дух пота и махорки. Под ногами скользкий, грязный, заплеванный подсолнухами и окурками пол… В «советском» буфете было тесно, душно, накурено, но всех задаром кормили щами и огромными бутербродами. Еды было много, посуды мало, а услужения никакого».
Временное правительство на большинство населения не производило впечатления настоящей власти, которая внушает страх и уважение. Иное дело — большевики.
В сентябре известный публицист Николай Устрялов писал о большевиках:
«И замашки-то все старые, привычные, истинно-русские. Разве вот только вывеска другая: прежде — «православие, самодержавие», ну а теперь — «пролетарии всех стран». А сущность все та же: заставить, арестовать, сослать, казнить. Большевики — родные братья царя Николая, как бы они к нему ни относились. Их ненависть к нему есть жгучая ненависть соперников, борющихся равными средствами и обладающих одинаковым кругозором».
Николай Васильевич Устрялов, приват-доцент Московского университета, состоял в кадетской партии. Он был сторонником диктатуры, считал лозунг созыва Учредительного собрания неправильным: для «народоправства» еще надо созреть.
Он радовался переходу власти к большевикам:
«Мы имеем перед собою настоящую подлинную русскую революцию… Реализуется известный комплекс идей, пусть ошибочных, пусть ложных, пусть диких, но все же издавна присущих нашему национальному самосознанию… Летний период русской революции — эра господства меньшевиков и эсеров — меньше нам дал, чем дадут нынешние дни. Поистине, то был какой-то слякотный период, выявление русской аморфности, пассивности, женственности… Теперь мы обрели, наконец, начало активное».
Устрялов пришел к выводу, что большевики — единственная сила, работающая на Россию, единственная сила, осуществляющая национальную идею. И главное — большевики восстановят порядок в разваливавшейся стране!
Солдаты не хотели воевать, поэтому просто возненавидели правительство, которое считало своим долгом сражаться с Германией. Военно-политический отдел Ставки докладывал о настроениях солдатской массы накануне Октября: «Неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание прийти к какой-нибудь развязке… Армия представляет собой огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием».
Известный своей книгой «Россия, кровью умытая» писатель Артем Веселый цитирует фронтовика: «Бить их всех подряд: и большевиков, и меньшевиков, и буржуазию золотобрюхую! Солдат страдал, солдат умирал, солдат должен забрать всю власть до последней копейки и разделить промежду себя поровну!»
Командный состав был напуган такими настроениями. Иван Бунин горестно замечал: «Бледный старик-генерал в серебряных очках и в черной папахе что-то продает, стоит робко, скромно, как нищий… Как потрясающе быстро все сдались, пали духом!»
Одним офицерам просто сильно не понравилось правление Керенского, другие увидели в большевиках сильную власть, способную управлять страной. Именно поэтому армия не захотела защитить законное Временное правительство и вполне благожелательно отнеслась к тому, что власть взяли большевики.
Генеральный штаб и пальцем не пошевелил, чтобы спасти Временное правительство и помешать большевикам взять власть. 25 октября Генеральный штаб и военное министерство вели себя так, словно политические баталии их вовсе не касаются. Генералы и офицеры соблюдали удивительный для военных людей нейтралитет. Офицеры штаба Петроградского округа и Генерального штаба, узнав о начинающемся восстании большевиков, преспокойно отправились в заранее оборудованное убежище, где провели ночь, выпивая и закусывая.
Утром там появился представитель Военно-революционного комитета большевиков — составить список офицеров, готовых сотрудничать с новой властью. Генштабисты самодовольно говорили:
— Они без нас не могут обойтись...
Узнав, что большевики свергли Временное правительство, сотрудники многих министерств разбежались или саботировали новую власть. «Ярким исключением из этого, — с гордостью вспоминал генерал Потапов, — явилось царское военное министерство, где работа после Октябрьской революции не прерывалась ни на минуту».
«НАРОД ОПАСНЫЙ И ПРЕПОТЕШНЫЙ»
До революции армейское и флотское офицерство не очень интересовалось политикой. В дни Февральской революции поддержало свержение царя, считая, что это неизбежно, и этой неизбежности следует подчиниться. Многие считали, что нельзя идти против народа. Это привело их в Красную Армию.
По подсчетам историков, на стороне большевиков в Гражданскую войну служило почти пятьдесят тысяч бывших офицеров. Из них — более шестисот генералов и офицеров Генерального штаба. Генштабисты внесли заметный вклад в победу Красной Армии. Из двадцати командующих фронтами семнадцать были кадровыми офицерами, все начальники штабов — бывшие царские офицеры. Из ста командующих армиями восемьдесят два — в прошлом офицеры.
При этом в большевистском руководстве бывших офицеров на дух не принимали. Дмитрий Фурманов, комиссар чапаевской дивизии, писал: «Спецы — полезный народ, но в то же время народ опасный и препотешный. Это какое-то особое племя — совершенно особое, ни на кого не похожее. Это могикане. Больше таких Россия не наживет: их растила нагайка, безделье и паркет».
Многие бывшие офицеры уже после Гражданской войны будут арестованы и уничтожены. Судьба генерала Потапова сложилась удачнее.
Кедров и Подвойский когда-то подружились с ярославским агрономом Александром Дидрикилем. Он познакомил молодых людей со своими многочисленными и весьма привлекательными сестрами. Кедров женился на Ольге Дидрикиль, Подвойский — на Нине.
Еще одна сестра вышла замуж за швейцарца Фраучи; их сын Артур Фраучи после революции превратился в Артура Христиановича Артузова и служил на Лубянке. В 1924 году он попросил бывшего генерала Потапова помочь чекистам, и тот принял участие в знаменитой операции «Трест». Выдавал себя за активного участника подпольной монархической организации, которая будто бы готовила в стране военный переворот и нуждалась в помощи белой эмиграции и иностранных разведок.
Из всех, кто участвовал в этих играх, генерал Потапов чуть ли не единственный, кто умер своей смертью: он скончался в феврале 1946 года. Остальных уничтожили. Руководителя операции «Трест» Артура Артузова расстреляли в 1937-м. Его дядю, Михаила Кедрова, старого друга Потапова, — в 1941-м…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ: после Февраля все делалось слишком поздно, слишком медленно, слишком половинчато, поэтому республика пала.
Начало в номерах «МК» от 19 декабря, 9 января, далее — каждый понедельник, а также 28 апреля, 5 мая, 9 июня.