Когда началась война, Марусе было 13 лет. С 42-го по 52-й год вкалывала в колхозе наравне с взрослыми. Мужчин забрали на фронт, а девчонки, мамы и бабушки трудились в тылу. «Пахать — не пахала, но боронила, на лошади сено возила, косой косила, серпом жала, цепом молотила», — у Марии Ивановны яркая и образная речь.
У нее девять медалей. Первую награду «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны» в колхозе после войны ей вручил председатель сельсовета — инвалид на деревянной ноге.
Она вспоминает, как в 52-м году вышла замуж за бывшего моряка. Ее жених 7 лет отслужил, домой, в деревню под Угличем, вернулся в морской форме: в клешах, бушлате и бескозырке — прямо как в песне «Вот кто-то с горочки спустился». Но брак оказался краткосрочным.
— Мы дружили полтора года. Он работал в Угличе на заводе и каждый выходной ходил к нам в колхоз 15 километров пешком. Однажды сделал мне предложение: «Маруся, нам с тобой надо решать нашу судьбу!» А я ему сказала: «Знаешь что, Виталий, я девчонка колхозная, у меня приданого нет никакого!» Он ответил: «Мне только ты нужна!» 31 августа у нас была свадьба, а 23 февраля я от него ушла. Разрушила нашу семью старая любовь моего Виталия Ивановича из Кронштадта…
— А как деревенская девочка стала сотрудником хозяйственного отдела Управления делами ЦК КПСС?
— Я приехала в Москву в 1952 году из Углича по вербовке на строительство гостиницы «Украина». Рабочих поселили в общежитии в подмосковном поселке Солнцево — сейчас это уже микрорайон Москвы. Зарплата была 350 дореформенных рублей, а работа очень тяжелая. Зимой я часто болела. А потом мне очень повезло. В 1955 году Борис Николаевич Пономарев (в то время кандидат в члены Политбюро, впоследствии секретарь ЦК КПСС. — Е.С.) искал няню для маленькой дочки — аккуратную и честную девушку. Меня рекомендовала моя родственница, которая работала в кремлевской столовой в Доме на набережной. Я проводила отпуск в деревне, когда пришло ее письмо: «Маруся, срочно приезжай в Москву, я нашла тебе новую работу. Зарплата будет почти как на стройке — 300 рублей в месяц, на готовом питании! Купишь себе хорошее белье и туфельки. У тебя начнется другая жизнь!»
— Сомнений не было?
— Никаких сомнений! На большой черной машине меня привезли в Архангельское. Там, в доме Поскребышева, бывшего бессменного сталинского секретаря, временно жила семья Пономарева, пока шел ремонт на их даче в совминовском поселке Успенское на Рублевском шоссе. Девочка меня очень полюбила. Если я уезжала на выходной, она всегда спрашивала: «А где моя мака?» В этой семье я прослужила больше двух лет. Дочка Пономарева подросла, няня была уже не нужна, и я стала искать новое место. И опять случай: встретила знакомую женщину из совминовского поселка, и она мне сказала, что требуются люди по обслуживанию цековских дач. На проходной меня знали: мы часто ездили в их магазин за покупками. Я дождалась директора Александра Сергеевича Галкина и спросила: «Возьмете меня на работу?» — он улыбнулся: «А хозяин-то отпустит?..» Сразу дали направление в поликлинику, где я прошла полную медицинскую комиссию и получила справку, что здорова.
— Где начиналась ваша «спецслужба»?
— На лето меня отправили в столовую оздоровительно-спортивно-трудового пионерского лагеря «Звенигородка» для детей сотрудников ЦК КПСС. Резала вручную хлеб и масло квадратиками, а дежурные пионеры все раскладывали по столам.
Работала на совесть. И когда закончилась последняя смена, меня и еще одну девушку позвали в кабинет директора. На столе лежали два свертка из плотной бумаги. Это были подарки от хозяйственного отдела Управления делами ЦК КПСС: шесть закусочных тарелок и отрез голубого ситца в мелких розочках…
Зимой пионерский лагерь превращался в пансионат, куда на выходной день сотрудники ЦК приезжали отдохнуть. Я работала подавальщицей в столовой. А в 1959 году меня направили на дачу, где находилась Долорес Ибаррури с двумя внуками и дочкой Амайей, которая ждала третьего ребенка.
— В чем заключались ваши обязанности?
— Я и на кухне помогала, и белье меняла, и пыль вытирала. Мы с Долорес много гуляли. Она хорошо по-русски говорила. Сядем с ней на лавочку, я вспоминала истории из своего детства, а она с интересом слушала. Прямо у дачи росли белые грибы. Я выйду, наберу корзинку. Подадим на ужин, а Долорес спросит: «Маша, где вы это взяли?..»
Потом я вернулась на работу в пионерский лагерь. Однажды прибегает в столовую мальчик из штаба лагеря и кричит: «Тетя Маша, вас к телефону!» Я взяла трубку: «Мария Ивановна, мы хотим предложить вам работу. За вами придет «Волга» с таким-то номером и повезет вас на Старую площадь. Мы должны с вами побеседовать».
— Как вы восприняли это предложение?
— У меня в голове все помутилось. Я растерялась: в чем туда идти? Диетсестра посоветовала мне надеть однотонное платье. Подхожу к зданию ЦК КПСС — появляется товарищ в сером костюме: «Вы кого-то ждете?..» Отдел кадров располагался в первом подъезде, на втором этаже. Серые ковровые дорожки — сколько их показывали в фильмах! Длинный коридор. Большущий кабинет. Для меня, простой деревенской девушки, все это было невероятно.
Мне предложили работать сестрой-хозяйкой у Долорес Ибаррури, которая меня успела полюбить. Она жила тогда в Староконюшенном переулке, а я — за городом. Как добираться без опозданий? Мне пообещали, что через месяц вопрос с жильем обязательно решится. И вскоре опять вызвали на Старую площадь: «Получите смотровой ордер! Вам дают комнату 12 метров по адресу Кутузовский проспект, дом 24». Соседями были брат и сестра — дети третьего секретаря Курского обкома КПСС. Их отец сразу навел обо мне справки и узнал, где я работаю. А вообще меня предупредили: работа секретная, никто не должен знать, чем я занимаюсь. Даже пришлось дать подписку о неразглашении.
— Как вас приняла Долорес?
— Она встречала меня в дверях. Вижу ее, как сейчас: высокая, статная, с косами… На ней был очень красивый серебристо-сиреневый халат. Она меня обнимает: «Маша, я очень довольна, что вы будете работать в моем доме!» Квартира была большая и удобная: просторная кухня, красивые комнаты, квадратный холл. Правда, Долорес не нравилось, что в ее подъезд надо было проходить мимо дворницкой и мусорных баков. К ней ведь гости из разных стран приходили. Она попросила поменять адрес, и мы переехали на улицу Станиславского, в новый дом. Там жили и Промыслов, и Громыко, и Туполев. Квартира располагалась на втором этаже. Четыре комнаты, наша, пятая, при кухне — там мы только ночевали.
— Какой был график работы?
— Сутки через сутки. Товарищ Долорес (так я к ней всегда обращалась) жила одна, и мы были еще и своего рода охранниками. За работу платили 700 рублей — в два раза больше, чем я получала на стройке. У нас была форма: кашемировые юбочки клеш, блузочки цвета чайной розы и фартуки. Наколку я никогда не носила. Нам в ателье на Кутузовском шили спецодежду. Кроме того, каждый год выдавали летнее платье, а раз в два года — шерстяное, из рижской пряжи. Еще мы получали две пары капроновых чулок и туфли.
— Как «товарищ Долорес» относилась к обслуживающему персоналу?
— Очень вежливо. Никогда не позволяла себе говорить в приказном тоне, ни разу не повысила голос, не обратилась на «ты». Вот она
собирается на первомайскую демонстрацию, несет из гардероба свою блузу и костюм: «Маша, пожалуйста, когда у вас будет время, надо почистить и погладить». Тут же бросаю все дела, отпариваю костюм и несу. Она посмотрит: «Маша, как вы красиво отгладили!» Однажды попросила: «Вы не могли бы никуда не уходить, а оставаться здесь с Амайей? Ей трудно одной с грудной девочкой».
— Чем кормили вашу знаменитую подопечную?
— Долорес сидела на диете: у нее был вырезан желчный пузырь. Позже такую же операцию перенесла ее дочь Амайя. Свинину готовили очень редко. Обычно в кремлевской столовой на улице Грановского брали курицу, телятину, говядину или рыбу. Долорес очень любила треску. Икра подавалась, но больше для гостей. Хотела я как-то заказать красную рыбу, а Долорес отказалась: «Маша, это много времени!», то есть рыба несвежая. В составление меню она даже не вмешивалась. Мы с сестрой-хозяйкой Екатериной Степановной сами решали, что подавать. Единственное: все продукты готовились исключительно на оливковом масле.
— Она дарила вам подарки?
— Первый подарок от Долорес — большущий крепдешиновый платок. На этом платке — золотые колосья по кайме, а в середине — земной шар и голубь мира. И туфли дарила, и платья, и сервиз чайный, и скатерть, и ложки серебряные. Иногда — духи. Храню, как память маникюрный набор. Молния уже стерлась…
— А у вас были какие-то привилегии?
— В дом отдыха путевку давали, но мы с Екатериной Степановной ни разу не могли заранее заказать, так как никогда не знали своего графика. Долорес не говорила заранее, когда поедет в отпуск. Объявит обычно за три дня, а путевок уже нет. Один раз мы бесплатно ездили в дом отдыха «Озеры», но за три дня до окончания путевки нас вызывают в Москву: Долорес вернулась! А 13 мая 1977 года она улетела в Испанию. Провожали ее товарищи Пономарев, Суслов, Терешкова. Мы стояли в сторонке, Валентина Владимировна была худенькая, в юбочке в сине-бело-красную клетку и синем жакетике…
— Куда вас направили после отъезда Долорес?
— Я продолжала обслуживать иностранцев. Приезжали люди из-за границы, какие-то иностранные партийные деятели. Всегда инкогнито. Их встречали, селили в хорошей квартире. В мои обязанности входило приводить квартиру в порядок и кормить гостей. Это были разные люди и разные адреса. Я никогда не знала ни имен, ни фамилий. Завтракали они сами: пили кофе с бутербродами. На обед я приносила судки с готовой едой из «Президент-отеля». А на ужин часто оставляла полуфабрикаты, потому что иностранцы говорили, что сами себе приготовят.
— А с Долорес больше не встречались?
— Товарищ Долорес через год прилетела в СССР на месяц в отпуск и сразу спросила: «А где моя Маша?» И меня опять посылают к ней работать. На следующий год я уже обслуживала Луиса Корвалана. С ним тоже легко нашла общий язык. Хотя до меня три женщины работали и все просили куда-то от него перевести. Сложно было: большая семья и бесконечные гости из Чили.
Мне надо было убирать квартиру, продукты заказывать. У товарища Корвалана была прелестная супруга Лили. Я ее любила. Вот она стоит в ванной в комбинации, ко мне спиной, и расчесывает свои густые волосы. Я ее поцеловала в спинку. У нас были теплые отношения… Они с Луисом навещали меня в больнице и считали членом семьи.
— Вам приходилось готовить?
— Очень редко, хотя я и окончила трехмесячные поварские курсы. Главным поваром в доме была Ирма, сестра Лили. Она и давала указания: «Мария, надо картошку, морковку почистить, лук порезать, как я скажу». Ирма готовила обед, и всегда ставился прибор для меня. У Корваланов было принято всех приглашать за стол. Я накрывала и садилась вместе со всеми, затем убирала со стола. Уже тогда у них была посудомоечная машина. Через год Ирма уехала на родину, и на кухне теперь руководила Лили. К ней приходили жены чилийцев, работавших с Луисом. Кухня была большая. Они сядут за широкий стол прямоугольной формы и не спеша готовят. Скоро обед, а у них только полуфабрикаты. Думала невольно: если бы я была одна, давно бы обед приготовила.
— А где покупались продукты? Ведь обслуживание семьи главы чилийских коммунистов было организовано на уровне секретарей ЦК.
— Мы делали заказ в столовую на улице Грановского. Так как у Корвалана была большая семья, и многие гости у него кормились, ему полагались две продовольственные книжки в месяц. Каждая книжка стоила 70 рублей. Продукты возились корзинами. Сядем с Лили делать заказ: цыплята — 3 штуки, свиная корейка — 3 кило… У меня глаза на лоб от изумления: «Зачем столько?!» А потом сели обедать — 12 человек за столом.
Корвалан и сам любил за продуктами ездить в магазин и на Центральный рынок. С переводчиком пойдет, а его узнавали в лицо и часто не брали денег — дарили. На проспекте Мира в магазине «Океан» он как-то купил филе морского окуня, два огромных, вот таких (показывает) брикета, и улыбался: «Мария, хорошо?..» Целый брикет подали на ужин. В этой семье любили большие порции. Если готовили цыплят, то не меньше трех.
А однажды Лили легла в больницу на обследование. Я осталась одна. Тут очень пригодилось мое умение готовить: я ведь окончила трехмесячные поварские курсы. Товарищ Корвалан меня хвалил: «Мария, вы маэстро!» Это был лучший комплимент, ведь его теща знала рецепты всего мира, она готовила для богатых людей. Лили говорила: «Мария, пиши рецепт!» Жалею, что мало записала.
Однажды секретарь Корвалана пришел на кухню, а я пекла сырники к чаю. Всегда сметану к творогу добавляла для нежности. Он сказал: «Мария, самые вкусные сырники — у вас!» И товарищ Луис не раз говорил: «Маше надо дать большой орден за ее работу!»
— А Корвалан вам что-нибудь дарил?
— Постельное белье. Уже годы такие были — сплошной дефицит. В знак благодарности деньги давали. Лили подойдет и положит мне в карманчик. У меня было два выходных. Подходит пятница, уже строю свои планы, а Лили спрашивает: «Мария, можно работать завтра? Много люди!» Я выходила, она мне 10 рублей за это платила. У ее старшей дочери была маленькая дочка. Оставят ее на меня. Я на кухне обед готовлю, а ребенок рядом в детском кресле сидит. За то, что я как-то месяц помогала с ребенком, мне заплатили 120 рублей! Прихожу домой и говорю: «Папочка, посмотри, какая у меня зарплата!..»
— Ваше второе замужество оказалось счастливым?
— Да, у нас обоих это был второй брак. Муж мне достался серьезный, инженер. Мне было сорок, а Ване шел пятидесятый год, когда мы оказались перед фактом, что станем родителями. Он как раз уехал в командировку в Калининград. Тогда мы жили на Кутузовском с соседкой, у которой недавно родился мальчик. Она первая предположила, что у меня будет ребенок. Когда все точно выяснилось, я тут же написала мужу письмо: «Милый-дорогой, мы с тобой посеяли семечко, через 9 месяцев прорастет. Что мне делать?» Он мне отвечает: «Машенька, не волнуйся! Я скоро приеду, все будет хорошо». Приехал, я его за руку хватаю, а он спрашивает: «Чего ты боишься: рожать или воспитывать? Не бойся ничего, будешь знать, для чего живешь». И меня врачи в пример ставили, как я родила. Женщины по трое суток рожали, одна даже губы себе прокусила от боли, а меня привезли днем — и уже вечером, в сочельник, 6 января, родилась дочь. Через год вышла на работу. Долорес звонила: «А где моя Маша?..»
— Вы, наверное, встречали многих знаменитых людей?
— Я видела Юрия Гагарина, Алексея Маресьева, Игоря Курчатова, Георгия Гречко. Однажды я подъехала на машине, а он у подъезда стоит, волнуется: «Мой водитель опаздывает. Разрешите вашу машину, я на аэродром не успеваю!» — «Я не могу распоряжаться — давайте поднимемся к Корвалану!» Лили, конечно, разрешила. Потом шофер рассказывал, как Гречко волновался, что нечего подарить. Снял с себя значок и отдал шоферу.
— Кого вы опекали после отъезда Корвалана?
— После Корвалана я работала в «Президент-отеле» технической уборщицей. Однажды убираю посуду после завтрака — вдруг мужчина подходит: «Простите, а вы работали с Корваланом?» — «Работала». — «А вы меня не помните? Вы нас кормили всегда». Я столько людей там кормила! Спросила его: «Как товарищ Луис?» — «Живет в Сантьяго. Сидит в кабинете, пишет мемуары. Внучка его выросла, домой ночевать не приходит!» А с внуками Долорес Ибаррури до сих пор перезваниваемся!