Внесу ясность. ОП формирует общественные наблюдательные комиссии по всей стране, наделяет их полномочиями (выдает мандаты). Ну а дальше ОНК вроде как должны вести совершенно самостоятельную деятельность. Но в отличии от ОП у ОНК нет ни здания, ни даже почтового адреса. Потому казалось абсолютно нормальным, когда свои совещания члены общественной наблюдательной комиссии проводили в стенах Общественной палаты (ну не в ресторанах или в подворотне же собираться правозащитникам!). Так было в Москве и практически во всех регионах.
ОП РФ еще при прошлом составе сама любезно предложила использовать ее почтовый адрес заключенным для связи с ОНК Москвы. В итоге сегодня во всех подразделениях полиции, в каждом спецприемнике и каждой камере в каждом СИЗО Белокаменной висят информационные листки, где сказано, что в случае нарушении их прав люди могут писать на адрес — Миусская площадь, дом 7 (здесь располагается ОП).
Заключенные из камер, как известно, ни позвонить не могут, ни послать весточку о помощи через интернет. Адвокаты есть не у всех. Так что обычный почтовый адрес для многих был единственным способом связи с правозащитниками. Создавало ли это какие-то проблемы для ОП? Сомневаюсь. Общественная палата ведь такие письма не регистрировала, не присваивала им номера, не читала их и на них не отвечала. Секретарь ОП всего лишь откладывал их, а члены ОНК регулярно приходили и забирали. Все было просто и естественно. Примеру ОП России последовали и ОП в регионах: они тоже разрешили местным ОНК указывать почтовый адрес как способ связи заключенных с правозащитниками.
И тут вдруг палата взбрыкнула, мол,: «я вам не заочница» (для справки - заочницами называют женщин, которые переписываются с мужчинами, находящимися в заключении). «Сообщаем вам о недопустимости использовать впредь адрес для корреспонденции, направляемой в ОНК Москвы, - цитирую обращение общественника-чекиста Бочарова, которое она направил правозащитникам. - Так же просим вас не использовать почтовый адрес на бланке ОНК».
С начала этой недели нам, по сути, запрещено получать письма в адрес ОНК. По всей видимости, уже написанные и отправленные обращения заключенных будут просто выбрасываться сотрудниками ОП. Господин Бочаров не оставил нам даже времени, чтобы подыскать новый почтовый адрес. А ведь его мало найти - нужно изготовить информационные листки для размещения на стендах в каждой камере СИЗО и в каждом подразделении полиции Москвы (для этого, кстати, нужны деньги - тираж нам за красивые глазки никто не напечатает). После этого требуется еще передать их руководству УФСИН Москвы и ГУ МВД по Москве и ждать месяца два-три, когда их разместят в камерах. Куда все это время будут писать заключенные? Я бы предложила прямо в Кремль. Если Общественная палата не хочет даже в руки брать «письма счастья из неволи», то может «за зубцами» примут?
Печально, что глядя на «старшего брата», такому же примеру последовали ОП некоторых регионов. Вот, к примеру, ОП Московской области также запретила ОНК Подмосковья использовать ее почтовый адрес. Ай да общественники, ай да «молодцы». Может, Общественная палата нового состава пока еще не поняла для чего она и с кем она? Иначе ведь не объяснишь ни историю с письмами, ни тот факт, что президент Владимир Путин подписал долгожданный закон о донаборе в ОНК еще в начале июня, а ОП до сих пор не может этот донабор объявить? Меж тем во многих регионах правозащитников так мало, что они в отдельные СИЗО и колонии до сих пор даже не смогли заглянуть. А теперь и рассказать в письмах об этом арестанты не смогут...
«Не пиши мне письма, не пиши. Мы друг другу все давно сказали», - так и вижу за этими строчками суровый образ полковника Бочарова. Не напоминает ли вам это что-то из прошлого? В период сталинских репрессий заключенным давали сроки с формулировкой «без права переписки» (сокращенно в официальных документах писали БПП). Один из приказов НКВД СССР от 1939 предписывал на запросы родственников о судьбе того или иного расстрелянного отвечать: «был осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки». Грустная аналогия. Но я теперь и вправду не знаю, что отвечать заключенным в камерах на вопрос: «А куда писать, если с нами что-то плохое случится завтра?».
Ева МЕРКАЧЕВА, первый заместитель председателя ОНК Москвы