- Надо же, я не ожидала, что столько людей в августе в Москве осталось, - делятся впечатлениями две женщины. - Думала все разъехались, а тут - час точно нам стоять.
- А ты как думала? Артистка то какая хорошая. И человека была, говорят, приличный.
- Видно, что приличный. Ты на глаза её посмотри.
Такие разговоры я слышу, проходя вдоль толпы, чтобы отыскать конец очереди. Далеко надо идти, чтобы встать в хвост. По дороге меня перехватывает Андрей Давыдов, мхатовский актёр из актерской династии.
- Представляешь, покупал рано цветы на Новослободской в маленьком магазинчике. Продавщицы, когда узнали кому, денег не взяли. Попросили: "Поклонитесь от нас". Нет, я с ней не работал, к сожалению, но не могу забыть эти огромные её глазища в фильме 1977 года "В четверг и больше никогда", по по сценарию Андрея Битова. Она там юной девочкой ещё с Далем, Смоктуновским, Добржанской играла.
А через служебный вход кинематографического дома идёт своя очередь - друзья и коллеги. Практически все в чёрном, как на последний приём к принцессе. С пухлыми букетами из роз и хризантем. И тут же, стоя в очереди, плачут.
Давно я не видела такого прощания (а за последний год их было не мало), чтобы люди плакали, не скрывая слез. Женщины, мужчины, крепкие, с имиджем мачо, что ни за что и никогда слезы не проронят. Плачут и они. Такое это прощание с Верой Глаголевой, которое пришлось на субботу жаркого августовского дня и светлого праздника Преображения, его ещё зовут Яблочным спасом.
Зал. На белом экране - Вера. В чем-то белом - не то кофте или платье, поворот головы и летящие светлые волосы. Точно под ветром. Возле гроба из дубового дерева слева - пять рядов черных стульев с родными. В первом ряду, крайнем к залу - муж Кирилл Шубский и три её девочки, три сестры, какие-то чеховские, тоненькие, в черных платьях и темных очках. Глаза-то заплаканные, сухие от слез. Какая-то женщина в чёрном присматривает за внуками Веры, мальчиком лет пяти на вид и девочкой постарше. Они пока мало понимают, что значит фраза "бабушки больше нет".
За вторым мужем сидит первый - Родион Нахапетов, он прилетел из Лос-Анжелеса, успел. Всю панихиду так и просидит не шелохнувшись, с прямой спиной. Известный хоккеист Овечкин, зять Веры и муж её младшей дочери Насти тоже здесь, сидит в глубине у экрана. Говорят, что Вера на свадьбе дочери отплясывала и, зная о своей болезни, запрещала себя укладывать.
...И плачут, плачут, кажется все по Вере, о её такой внезапной и потому оглушительно-страшной кончине. Вот же она была, вот же она отплясывала на свадьбе и готовилась к съемкам нового фильма... Да она, да мы с ней... Всеобщая растерянность, от которой нельзя прийти в себя и понять раз и навсегда - Веры нет. Кино без Веры. Как пугающе и двусмысленно это звучит, особенно сейчас, когда и веры, и надежды остается мало, все меньше и меньше. Давит цинизм, причём со всех сторон, не оставляя шансам на НОРМАЛЬННЫЕ ПРОСТЫЕ ценности - совесть, честность и веру. Веры нет, Глаголевой Веры, этой чудесной и чистой души. Она - не только по имени Вера, но и по сути своей, символ, хотя никогда никаким символом себя не считала.
Поэтому в Доме кино в жаркий августовский день столько народа, столько слез и горя, слившегося в одно общее. Многие друзья прилетели из-за границы - на один день: проститься, бросить горсть свежей земли на Троекуровском, поднять рюмку водки, не чокаясь.
- Господи, да она всех спасала. Она меня спасла, когда ...( плачет), - говорит мне Аня Козакова (она накануне похорон прилетела из Тель-Авива). - Когда у нас с Мишей все было плохо. Я в отключке, двое детей, а она примчалась, уложила меня в больницу и в общем-то спасла, понимаешь. Это же Вера. Она такая.
Актриса Марина Могилевская рассказывает:
- Ровно шесть лет назад, 19 августа я родила дочь. Я специально не покупала вещей, боялась - мало ли что. И ни о чем не просила. Пришла из роддома домой, а комната вся завалена детскими вещами. Понимаете, это Вера (плачет).
Судя по тому, что рассказывают друзья, Вера была человеком не слова, а действия и жеста. Её близкая подруга прижимает к груди дорогую чёрную сумку и говорит, что специально с ней пришла - Вера сказала: если похудеешь, подарю тебе сумку от Картье. "Я тогда похудела килограмм на десять. И Вера сумку, как и говорила, привезла".
О Глаголевой вспоминают Виктор Проскурин, Валерий Гаркалин: удивительная чистая, звездная
Начинается панихида. Телеграмм соболезнования много, но ведущий зачитывает одну - от президента России, без казенных слов. Потом читают письмо от Райфа Файнса, английского актера, который сыграл у Веры в фильме по Тургеневу. Письмо очень личное, с болью и любовью: "Дорогая Вера, я пишу тебе это письмо, зная, что больше никогда не увижу и не услышу тебя, но ты должна знать..."
Председатель комиссии по культуре Московской городской думы Евгений Герасимов сообщает новость, которой Вера несказанно обрадовалась бы - её последний фильм "Две женщины", где как раз и снимался и Райф Файнс, с сегодняшнего дня будет показан во всех столичных кинотеатрах. "Волевым решением прекращен спор правообладателей картины", - говорит Герасимов. Сколько сил унёс у режиссера Глаголевой этот спор и, наверняка, усугубил болезнь и приблизил её конец. Кто об этом думал, мучая порядочного человека, нежного художника бюрократической волокитой, тяжбой за права...
Александр Балуев шумно сглатывает слезы в микрофон, чтобы не заплакать - не получается. Близкий друг, Вера называла его своим талисманом.
- А я тогда обижался. Зачем? Теперь горжусь.
Слова прощения, прощания. Слезы и боль. Невероятное для мира кино и искусства вообще прощание - без фальши и лукавства, притворной скорби... Все искренне, у некоторых, может, и единственный раз. А Вера, Верочка... Она лежит в красивом гробу. Как принцесса, которая устала и уснула. Прозрачная, в светлом платьице. Красивая и молодая.