Основным местом работы выпускника Московской ветеринарной академии имени Скрябина был НИИ вирусологии имени Д.И.Ивановского АМН СССР, где молодой ученый занимался серьезными научными исследованиями, связанными с открытием вируса лейкоза крупного рогатого скота, поражавшего коров в разных уголках страны и многих государств мира. В семидесятые на науку денег не жалели. В НИИ вирусологии, к примеру, были самые современные центрифуги, которые давали 180 тысяч оборотов в минуту.
Но теория, как заметил еще Мефистофель, суха. Поэтому доктор по совместительству трудился на станции скорой ветеринарной помощи, которая располагалась на улице Юннатов. Этот адрес и сегодня известен многим хозяевам кошек и собак.
— В те годы это была последняя надежда в случае внезапного заболевания домашних животных в ночные часы, в выходные или в праздники, когда все ветеринарные клиники уже закрывались, — рассказывает Анатолий Евгеньевич. — Помимо кошек и собак мы лечили лошадей Московского ипподрома, коров, коз и свиней — в то время москвичи, проживавшие в собственных домах на окраинах, держали скот на своих подворьях.
Лечение в клинике было бесплатным, а вот выезд на дом к частникам обходился в 2 рубля 50 копеек. Сейчас трудно себе представить, что на станции имелась лишь одна дежурная машина и два ветеринара: один выезжал на вызовы, другой вел прием в стационаре.
…В тот вечер дежурство выдалось жарким. Коллега Анатолия Евгеньевича поехала к корове, которая никак не могла отелиться, а он остался на приеме. Глубокой ночью на станцию неожиданно ворвался окровавленный мужчина в телогрейке и офицерских сапогах.
— Первая мысль: он кого-то порезал или его ударили ножом. Нередко случалось, когда к нам за первой помощью обращались уголовники. Знали, что в милицию сообщать не будем — такую подписку мы не давали, — вспоминает доктор. — Кроме того, у нас всегда стояли емкости с опийной настойкой, которая отлично снимала послеродовой парез у коров. Эта настойка представляла определенный интерес для наркоманов...
Но это был другой случай. В такси, которое припарковалось у входа, истекала кровью овчарка. Оказалось, на прогулке собака, перепрыгивая через забор, напоролась на огромный гвоздь, который, словно кривой ятаган, располосовал ей живот.
Доктор остановил кровотечение, обработал и зашил рану, но собака потеряла так много крови, что ее жизнь висела на волоске. Айну могло спасти только переливание крови, но кто из ветеринарных врачей тогда этим занимался?
— Я даже пожалел, что эта авантюрная идея сорвалась с языка, но хозяин овчарки ухватился за нее как утопающий за соломинку. Он готов был отдать любимой собаке свою кровь, но человек не может стать донором для животного по причине видовой несовместимости, — говорит мой собеседник. — Собака не прожила бы и минуты.
И тут Анатолия Евгеньевича осенило: в соседнем помещении на карантине содержали безнадзорных животных, отловленных в городе. Если не объявлялись владельцы, несчастных собак отправляли в виварии на опыты. Вот где можно найти донора для раненой Айны! Выбор пал на красивого кобеля восточноевропейской овчарки, который в отличие от своих собратьев, злобно лаявших в вольерах, не выказывал никакой агрессии.
У врача не было опыта прямого переливания крови, на станции не имелось соответствующего оборудования, но ветеринар, заручившись согласием хозяина, решился использовать единственный шанс для спасения пострадавшей овчарки.
Пес, которого Анатолий Евгеньевич окрестил Дружком, приветливо обнюхал лежащую Айну и лизнул ее ухо. Доктор сделал элементарный тест на совместимость, собрал систему для переливания крови из подручных материалов и приступил к делу. Дружок терпеливо перенес манипуляцию. Айна оживала на глазах, ее сердце билось в уверенном ритме, зато донор слабел. Он тоже потерял много крови.
Хозяином Айны оказался Дмитрий Алексеевич Семенов, генерал КГБ. Он, кстати, не бросил Дружка на произвол судьбы, а забрал его домой. А вскоре кровный союз двух овчарок превратился в «брачный»: у них родились прекрасные щенки.
■ ■ ■
История чудесного спасения Айны быстро обрела известность, а фамилия чудо-доктора передавалась из уст в уста и дошла до самого верха. Уже через несколько дней белый «Мерседес» с госномером из четырех семерок, принадлежавший министру внутренних дел Николаю Анисимовичу Щелокову, мчал доктора Баранова к новым пациентам — питомцам Галины Брежневой, дочери генсека. За рулем сидела Нонна Щелокова, невестка министра, жена его сына Игоря.
Галина Леонидовна жила по адресу улица Щусева, дом 10. Квартира этажом выше — наверное, самая просторная в доме, предназначалась Леониду Ильичу, но он туда так и не въехал: посчитал хоромы слишком нескромными.
— Дверь открыла Галина, — вспоминает доктор Баранов. — Она поразила меня портретным сходством с ее отцом. До этой встречи я был заочно знаком с дочерью Брежнева. Однажды мой друг-собачник профессор Людвиг Людвигович Шепуто, в то время завкафедрой философии в Московском областном педагогическом институте имени Крупской, принес мне свою книгу «Философия и медицина» и вдруг спросил: «Ты не сталкивался с Брежневой? Сегодня пришла молодая женщина с письмом из МИДа с просьбой принять у нее кандидатский минимум по философии. Я ей назначил дату через месяц, а сам пошел к ректору: если это дочь Брежнева, как быть? Поставить «пять» просто так нельзя, но «четверку» придется точно». В назначенный день Галине Леонидовне дали билет, как положено. Она прекрасно ответила на все три вопроса и получила «пять».
Дочь генсека держалась просто, без тени снобизма. Сварила кофе и подала на подносе. Поставила на стол огромную коробку шоколадных конфет, изготовленных по спецзаказу на кондитерской фабрике «Красный Октябрь». Предложила творог с кремлевской кухни: «Вы такого не ели!». Прислуги у Галины Леонидовны не было.
Доктор подарил ей свое руководство «Оказание доврачебной помощи четвероногому другу», выпущенное в 1976 году издательством ДОСААФ баснословным тиражом в 400 тысяч экземпляров, который был мгновенно распродан. Галина Леонидовна не поскупилась на комплимент: «Таким тиражом издают только ваши и папины книги».
Анатолию Евгеньевичу предстояло сделать прививку щенку серебристого пуделя по кличке Элли. Это был подарок министра внутренних дел ГДР Юрию Михайловичу Чурбанову. Скрупулезные немцы передали и контейнер с вакциной. В пакете доктор Баранов с изумлением обнаружил записку со своим именем и домашним телефоном — коллеги из ГДР рекомендовали обратиться именно к нему.
— Вакцину фирмы «Дессау» я забраковал, — признается доктор. — Препарат слишком медленно вызывал выработку иммунитета. Сказал, что нужна вакцина производства ФРГ или Франции. Нонна Щелокова тут же сказала, что ее муж Игорь на днях собирается в загранкомандировку и лично привезет препарат. Но моим главным пациентом в доме Галины Леонидовны стал ее пудель Жуня, которого она очень любила. Она мне как-то сказала: «Это мой единственный дружок, черный бриллиант в тысячу тысяч карат!». Я понял, как одинока эта красивая женщина…
Жуня страдал гнойным хроническим отитом, от которого его безуспешно пытались вылечить. На внутренней поверхности собачьего уха живого места не было от болячек и язв. Воспалительный процесс в любой момент мог перекинуться на головной мозг.
Доктор Баранов разработал для Жуни восемь вариантов лечебного раствора, которые предварительно испытал на подопытных кроликах, у которых болели уши. Самое действенное лекарство было назначено Жуне, и болезнь наконец отступила.
Палитра владельцев четвероногих пациентов доктора Баранова была широка. Из квартиры Галины Брежневой или высокопоставленного сотрудника КГБ айболит нередко направлялся к академику Андрею Дмитриевичу Сахарову.
— Он жил на Щукинской, недалеко от института вирусологии, — начинается очередная захватывающая история. — Мы с Андреем Дмитриевичем съели не одну тарелку супа-концентрата из пакетиков. Я невольно сравнивал: у врача хозрасчетной стоматологической поликлиники стол ломится, и прислуга в передничке подает, а всемирно известный ученый живет в скромности. Он не просто был нежен с животными, он их понимал. Мне пришлось лечить его Малыша — метиса таксы.
По симптомам доктору стало ясно, что у Малыша в кишечнике находится инородное тело, но мысль об операции приводила академика Сахарова в ужас.
— Малыш три дня не ел, кормили его через вену. Помогло вазелиновое масло, которое избавило собаку от мучений. Оказалось, он проглотил головку бедренной кости!
А как Андрей Дмитриевич отстаивал право на свободу для своих питомцев! Даже собаку не мог водить на поводке.
— Он радовался как ребенок, что придумал выпускать Малыша на прогулку с длинным поводком, который просто волочился за собакой. Прохожим было ясно, что у пса есть хозяин, — улыбается Анатолий Евгеньевич. — Еще у него был кот, который весил десять килограммов и все время рвался за порог. Когда я предложил Андрею Дмитриевичу кастрировать кота, академик не спал всю ночь, а утром заявил: «Мы же не можем спросить у животного его мнение и тем более получить его согласие. Поэтому я категорически против операции!»
Люди, известные всей стране, открывались Анатолию Евгеньевичу с неожиданной стороны: ведь речь шла о домашних любимцах, в которых они души не чаяли.
С Юрием Нагибиным доктора познакомила собака. На глазах писателя пса зацепил снегоочиститель. Юрий Маркович спас дворнягу от неминуемой смерти и отнес домой. У нее была сломана лапа.
— Я лечил эту собаку, — рассказывает ветеринар. — Когда Юра поехал с писательской делегацией в Америку, он мне несколько раз оттуда звонил и спрашивал, какие лекарства надо привезти. В то время отношения между нашими странами были натянутыми, это сказывалось на атмосфере визита, но, когда американцы узнали, кому звонит писатель Нагибин, все переменилось!
Он вспоминает, как трепетно относился к своей собаке знаменитый режиссер Анатолий Эфрос. У него жил старенький эрдельтерьер Терри, у которого появилась опухоль в области лопатки. Она росла, но делать любимцу операцию хозяин не решался.
— Анатолий Васильевич говорил, что не надо трогать. Все-таки собаке шел двенадцатый год. Вдруг мне звонит его жена Наталья Анатольевна Крымова: «Анатолий Евгеньевич, Терри когтями разодрал опухоль!» — и я понял, что нужно срочно оперировать, пока рана не инфицировалась, — говорит доктор. — Я собрал свой чемоданчик и поехал к ним домой. Пожилой собаке давать общий наркоз в полном объеме нельзя — сердце может не выдержать. Требовалось подобрать небольшую дозу плюс местная анестезия. Но мне нужен был ассистент, который придерживал бы собаку. Только я об этом сказал, как Анатолий Васильевич вдруг в театр засобирался. Следом взял свои эскизы его сын Дима: ему тоже срочно потребовалось в театр. Мы остались с Натальей Анатольевной вдвоем. Она героическая женщина! Спросила «как держать?» и все сделала как надо. Операция прошла успешно и продлила Терри жизнь. Когда я приезжал перевязку делать, все повторялось. Анатолий Васильевич с Димой немедленно исчезали, а мы с Натальей Анатольевной лечили собаку.
Однажды ветврача пригласили в дом Николая Сличенко. У главного режиссера цыганского театра «Ромэн» жил японский хин по кличке Тюпа. Ему нужно было сделать прививку.
— Жена Николая Алексеевича, Тамила, мне сказала: «Анатолий Евгеньевич, я вас сейчас удивлю!». Взяла на руки собаку и запела цыганский романс. Я понял, что последует дальше: не раз наблюдал, как собаки поднимали морду и выли, «подпевая» хозяину. А Тюпочка начала очень мелодично петь, — улыбается мой собеседник.
Увы, но и в его ветеринарной практике не раз возникали ситуации, когда помочь больному животному было уже ничем нельзя.
У композитора Раймонда Паулса был шестнадцатилетний пекинес, который слабел день ото дня, но хозяин надеялся на чудо.
— Я гостил тогда у его друга Юриса в Юрмале, где Паулс строил дом у моря. Осмотрел собаку, послушал сердечко и честно сказал: «Раймонд, она угасает». И через некоторое время она умерла. Потом он со мной советовался, какую породу ему выбрать. Моя жена советовала опять взять пекинеса, но мне казалось, что это неправильно: волей-неволей начнутся сравнения. А в это время неподалеку, в Дзинтари, проходила выставка собак. Раймонд туда поехал и с первого взгляда влюбился в щенка французского бульдога.
■ ■ ■
В 80-е слава московского ветеринара дошла и до иностранных дипломатов. Однажды доктора пригласили в посольство Австрии: у посла заболела кошка.
— Она отказывалась от еды и требовала кота, но парадокс заключался в том, что еще год назад эту кошку стерилизовали в Вене. Я осмотрел животное: на животе был шов. Но все ли было удалено? По моей просьбе господин посол позвонил в венскую клинику, и врач признался, что удалил матку с одним яичником, а другой не смог найти. И тут меня понесло: «Советская ветеринарная школа учит, что, если вы делаете операцию, особенно стерилизацию кошке или собаке, и не можете найти второй яичник, а время действия наркоза заканчивается и пора зашивать, поставьте в известность владельца». Пришлось оперировать кошку второй раз. В знак благодарности попросил привезти комплексную вакцину от чумы, гепатита и лептоспироза для собак.
Дружеские отношения связывали Анатолия Евгеньевича с Бориславом Милошевичем, послом Югославии в СССР. Знакомство началось, естественно, с собаки. Щенок колли, которого приобрел дипломат, заболел чумой.
— Борислав убивался от горя, на нем лица не было, — продолжает свой рассказ Анатолий Евгеньевич. — Тогда мне удалось вылечить Гошу, а с его хозяином мы продолжали общаться. Он был в свое время референтом Иосипа Броз Тито. А мой папа, в 1942 году старший лейтенант-связист, устанавливал связь будущего президента Югославии со ставкой верховного главнокомандующего, за что был награжден орденом Партизанской звезды. С тех пор Тито передавал для моего папы бутылку коньяка.
В практике доктора были и истории строго конфиденциальные. Несмотря на то что прошли годы, Анатолий Евгеньевич не сдает «адреса, явки, пароли».
…Однажды высокопоставленный сотрудник КГБ обратился к Баранову с деликатной просьбой. У жены одного из первых лиц государства проявилось психическое заболевание. Ей казалось, будто за ней неустанно следит недремлющее око госбезопасности, используя для этой цели ее кота по кличке Линкс. Во время приступов несчастная женщина в слезах звонила по спецсвязи членам Политбюро, председателю КГБ и даже пыталась связаться по кремлевской «вертушке» с самим генсеком. Понятно, что простую смертную за назойливость навсегда упрятали бы в психушку, но с женой государственного деятеля так поступить не могли.
«Завербованный» органами кот был редкой пятнисто-тигровой масти с кисточками на ушах, как у рыси. По стойкому убеждению хозяйки, в его желудке находился шпионский «жучок», который скормил животному сотрудник хозяйственного управления, когда чинил телевизор. С тех пор бедному коту нездоровилось: его тошнило, он отказывался от еды. Женщина сохранила «улику» — желтую коробочку с маркировкой изделия, забытую мастером на полу.
Анатолий Евгеньевич понял, что кот, которого давно не вычесывали, страдает от того, что наглотался собственной шерсти. Но, поскольку доводы разума в такой ситуации были бы бессильны, доктор принял остроумное решение — сделать вид, будто верит во всю эту ахинею. Он напоил кота вазелиновым маслом, затем ввел ему лекарство, вызывающее рвоту. Подложить в отходы жизнедеятельности нужную деталь, купленную заранее в магазине, оказалось делом техники. Так удалось победить кошачий недуг и отвлечь от бредовых идей больного человека. Но это была игра с огнем.
— Ко мне порой обращались как к последней инстанции, — вздыхает мой собеседник. — Помню случай, когда через неделю после прививки от бешенства собака перестала ходить. Ее парализовало. Я проверил позвоночный столб, сухожильные рефлексы и поставил диагноз энцефаломиелит — тяжелое поражение нервной системы. А у меня как раз вышла статья про осложнения после антирабических прививок. Вакцина против бешенства гарантировала стопроцентный иммунитет, но давала много осложнений. К тому же ее нередко неправильно вводили: не подкожно, а в мышцу лапы. Ту несчастную собаку хотели усыпить, но я решил попытаться вылечить. Сказал владельцам, что денег мне не надо, но буду к ним каждый день ходить. Паралич отступил. Но если не удавалось вылечить собаку, никакой платы я вообще не брал.
Не могу удержаться от вопроса: в какую сумму обошлось лечение Жуни — любимого пуделя дочери генсека?
— А с Галиной Леонидовной у нас был уговор, что никаких денег я брать не буду. Но она любила делать сюрпризы. Как-то спросила: «Какой размер обуви у вашей жены?» — и подарила ей босоножки из 200й секции ГУМа. Время от времени я находил в почтовом ящике конверт с билетами в Большой театр в седьмой ряд партера. Однажды Галина со словами «купила Юре и вам» вручила мне большой флакон французского парфюма «Арамис». Был и очень необычный подарок: личная печать врача и рецептурные бланки на плотной бумаге с грифом «кремлевский ветеринарный врач-консультант». Правда, я ими почти не пользовался: у провизоров они вызывали некоторую оторопь…