В целом в «Лефортово» наметились позитивные перемены, и не только у одного Маркелова (ему выдают все необходимые лекарства, одежду и т.д.). Возможно, это связано со сменой «куратора»: 1 мая указом президента начальником управления следственных изоляторов центрального подчинения ФСИН назначен Владимир Бурыкин. Напомним, что это место (но с аббревиатурой «врио») занимал Сергей Каземиров. Именно с Каземировым связывали незаконные, по мнению правозащитного сообщества, «новации»: к примеру, членам ОНК запретили общаться с заключенными в камерах.
— Вы не заметили — у меня новая прическа? — спрашивает Маркелов правозащитников.
— Это вас кто-то машинкой почти под ноль постриг?
— Не кто-то, а мой сокамерник, 34-летний сержант полиции. Нам выдали машинку, и мы с ним друг другу сделали прически. (Надо сказать, что из самого Маркелова парикмахер получился хоть куда: стрижку сокамернику сделал модельную, а тот еще сам себе потом оригинально выбрил виски. — Авт.) Одежда теплая есть теперь, а ту фуфайку, что мне изначально выдали, я попросил забрать.
— С сокамерником нашли общий язык?
— Мы иногда чай пьем вместе или обедаем. А так я стараюсь ему не мешать, а он мне. А вообще самое тяжелое за решеткой — безделье. Я ведь очень деятельный всегда был, чего только не построил у себя в республике. А тут нечем совсем заняться. Книги библиотекарь приносит раз в 10 дней, но они у меня заканчиваются быстро. Сейчас в десятый раз перечитываю Валентина Пикуля. До этого прочитал Булата Окуджаву «Путешествие дилетанта» — там прямо почти про меня.
— А стихи почему не пишете?
— Со стихами в СИЗО сложно, нет вдохновения. Я только одно написал в первый день заточения, там есть строчки: «Днем субботним влепили пощечину, не помог мне святой оберег. Меня выбросили на обочину, прямо в грязный апрелевский снег».
Письма не пишу — нет конвертов. И мне никто не пишет. Ни одного письма за весь этот месяц в «Лефортово»... Все друзья, в числе которых ведь и министры, и депутаты, сразу исчезли. Думаю, для них мой арест был шоком. Они не понимают, как так звезды легли, что я оказался за решеткой. Я ведь верный Путину человек. В воздухе витает ощущение, что что-то вырвалось наружу и остановить его не удается. Всем главам регионов сегодня жутко.
— Вы сказали, что никто вам не пишет. А как же сын? Он послал вам три письма, в редакции есть одно из них.
— Не знаю, может, не доходят. Дети — это мое единственное спасение. Других родственников, по сути, у меня нет. Следствие отобрало у меня все, я просил оставить детям хотя бы 500 тысяч рублей — этих денег им хватило бы на год. Но ничего не оставили. Я не знаю, как они (с женой я развелся), надеюсь, что у них все в порядке.
P.S. Из письма сына Игоря своему отцу: «Папуля, учеба у меня по плану, школа и даже репетиторы и спорт. Как бы тебе там ни было трудно, держись! Как поется в одной песне: «Лютое время, час испытаний». Нам нужно это пережить. Я тебя очень жду и скучаю».