Да, я смотрел. И сразу мысленно стал диссидентом. Захотелось увидеть это воочию, лицезреть, насладиться. Зачем нас так провоцируют?
Эх, правы были советские пропагандисты. Но даже там, в старой программе «Время», когда на фоне небоскребов проверенные во всех местах репортеры рассказывали о том, как ужасно жить в том Нью-Йорке, какая там страшная безработица и что человек человеку волк, мы их все равно не слушали. Только смотрели во все глаза на эти супермаркеты, на эти тачки. Да, «нам стали слишком малы твои тертые джинсы, нас так долго учили любить твои запретные плоды».
Казалось, теперь всего этого добра у нас предостаточно. Вот супермаркеты, вот тачки, вот почти небоскребы. Живи — не хочу. Не хочу!
Все есть, но чего-то не хватает, самого малого. Культуры, естественности, наверное. Ну а вы-то смотрели эту «Грэмми»? Вы видели эту Адель, эту Бейонсе?.. Этих беременных великих певиц. С чем такое можно сравнить? С «Золотым граммофоном»? Лучше не сравнивать.
Наши тоже стараются, очень. Хотят повторить. У них отличная аппаратура, на уровне мировых стандартов. Наверное, даже у них есть талант. Но мы все равно так не умеем и, кажется, не сможем уже никогда. Нет, беременеть, конечно, сможем. А вот так петь и так это подавать и так радоваться за других…
Возможно, я наивен и непатриотичен. Вы хоть сейчас можете меня обвинить в преклонении перед Западом. А это немодно сейчас, чай не 90-е. У советских собственная гордость! Мы лучшие, духовные, самые крутые. И все, что у нас есть, — тоже лучшее. Пусть даже оно и не наше. «Еще мы делаем ракеты и перекрыли Енисей и даже в области балета…» Старая песня о главном.
И Обама — чмо, и Трамп уже почти что… Но включишь «Грэмми» и обалдеешь. В хорошем смысле. Выпадешь в осадок и поймешь, что мы все-таки живем в другой стране. Этот культурный шок нам просто нельзя показывать, иначе качество и количество патриотизма на душу населения резко уменьшится. Поэтому лучше поздно, очень поздно, чем никогда. Когда все нормальные люди уже спят и видят сны про великую Россию.
А сегодня еще и «Оскар» покажут. Детям и особо впечатлительным взрослым смотреть не рекомендуется.
Один губерний
Нет, так нечестно, наши были на допинге. Они его принимают вот уже много-много лет, но так еще и не попались. Это вам не мельдоний!
Мельдоний легко обнаруживается, как оказалось. Его сначала глотают, затем чего-то выигрывают… А дальше всё, крышка, кончилось кино: тебя посадят, а ты не воруй. Не глотай всякую фигню запрещенную. И на зеркало неча пенять.
Но есть другой вид допинга, несравнимо лучший. Абсолютно безвредный, только полезный. Дающий высочайшие эмоции, стимул, энергию. С таким допингом хочется побеждать, всех и каждого. И еще: этот допинг никогда тебя не подведет.
Допинг называется губерний. Болельщики его принимают даже не в час по чайной ложке, а каждую зиму горстями. Можно даже не запивать или вообще не пить. Принял губерний — и ты в порядке! У тебя всё в тонусе. Ты рад, счастлив и доволен жизнью. Достаточно одной таблетки.
Наверное, когда Дмитрий Губерниев кричал на чемпионате мира по биатлону: «Ну давай, Антоша, ты можешь, давай, родной, постарайся!» — Антон Шипулин это не слышал. Или слышал, кто его знает. Потому что сделал невозможное, когда привел мужскую команду России первой в эстафете. Он чувствовал, что есть такой Губерниев, который будет болеть за наших из последних сил, а там хоть земля содрогнется. И пусть весь мир отдохнет!
Верю, слово материализуется, когда идет от самой души. И в далеком уже 88-м на Олимпиаде в Сеуле в финале футбольного матча СССР—Бразилия, когда Владимир Маслаченко вот так же кричал Юрию Савичеву: «Юра, давай, я тебя умоляю!» И Юра услышал и забил.
Вот так же Шипулин услышал Губерниева. Вся сборная услышала, мы все. А когда Дима еще подбежал к ребятам со своим микрофоном и заставил петь их наш гимн, это был уже полный отпад, финал-апофеоз. По-моему, пора уже Губерниеву золотую медаль вручать. По совокупности.
Тише, Танечка, не плачь
Наконец-то я увидел женщину моей мечты. Мисс совершенство. У которой все было прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Как Антон Павлович завещал.
Вы думаете, это была Мона Лиза, Венера Милосская? А вот и не угадали! Это Таня Буланова, и увидел я ее у Андрея Малахова, вечером в субботу.
Нет, я догадывался, что она именно такая. Чистая, лучистая, как слеза ребенка. И тут я вспомнил все. Вспомнил, как она начинала в конце перестройки. Как плакала на всю страну. А мы с ней плакали вместе. И как нам ее было жалко, очень жалко.
Когда слушали Пугачеву — не плакали. Сопереживали, смеялись, горевали, осуждали, любили. Но Таня — совсем другое. Может даже, она певица одной ноты, но какой!
И еще я помню санта-барбару о ее замужестве с замечательным футболистом Радимовым. Вся страна это обсуждала не меньше, чем пугачевскую любовь с Киркоровым. Или с Челобановым. Или с Кузьминым… Помню, как мы болели за Таню в этом ее бесконечном бурном романе. Почти как за ЦСКА или «Зенит», где играл Радимов. А потом они разошлись, как того и ожидала вся страна.
Обо всем этом и еще много о чем Таня поведала по большому секрету Андрею Малахову. И нам, оказавшимся невольными свидетелями на этой «свадьбе». О Татьяне также говорили ее подруги, друзья по несчастью и даже ее первый, самый первый…
Но все это было как-то не пошло, по-нашему, по-человечески. Ее непосредственные реакции, слова, глаза… Ох уж эти глаза. Грустные-грустные, но очень красивые.
Татьяна, русская душою. Кажется, это Пушкин про нее написал, честную женщину с тонкой душевной организацией. Которую обижать не рекомендуется, ведь она такая вся беззащитная.
Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч. Буланова, мы вас любим!