Психологи утверждают, что основы личности закладываются в первые годы жизни. Это делают семья, детсад и школа, которые погружены в социум. Общество именно туда передает информацию о том, кто ты есть. Если поверить в эту конструкцию, то весьма любопытна судьба нескольких российских поколений. Естественно, что я буду обобщать, не претендуя на описание конкретных людей.
Возьмем, например, тех, кто родился в 1950-е годы. Страна (СССР) все еще жила великим коммунистическим проектом. Оттепель и полет Гагарина доказывали, что после сталинского террора можно надеяться на светлое будущее. В обществе царила атмосфера романтики (вспомните целину и Братскую ГЭС), что передавалось детям и в семье, и в детсаду, и в школе. Потом было глубокое разочарование времен застоя. Но именно поколение оттепели, достигшее 30–40 лет, приняло весьма активное участие в перестройке, а затем энергично поддержало появившуюся ельцинскую Россию. Снова было ощущение, что ты внутри исторического процесса превращения страны в часть европейского (цивилизованного) пространства. Сейчас этому поколению 55–65 лет — и если взять его наиболее активную часть, то оно снова грустит. Причин две:
— от романтики ничего не осталось. Россия явно буксует, и как из этой колеи вырваться, никто не знает. Вся политика сосредоточилась в одной точке, которая совпадает с местонахождением Владимира Путина;
— и в личном плане многим из этого поколения мало что удалось. Работа (если она есть) дает какие-то деньги, чтобы не нищенствовать, но не более того. Мизерная пенсия либо уже начисляется каждый месяц, либо скоро начнет капать. Жилье — еще то, которое получено от советской власти, а значит, старенькое и убогое.
Еще раз повторюсь: не надо примерять все это на себя, конкретный читатель. Но коллективный портрет этого поколения, в котором миллионы людей, вполне понятен.
Но есть еще один предмет для грусти у тех, кто родился в 1950-е. Это преемственность ответственности за судьбы страны. Кто-то ведь идет на смену? Может, им удастся вернуть романтику в общественную жизнь, и Россия наконец выскочит из колеи модернизационных неудач? Как пела группа «Аквариум»: «Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли?»
Следующее поколение — это те, кто родился в 1970–1980-е и получил свои первые уроки жизни при полноценном застое. Родители уже ни во что не верили, советская демагогия была очевидна всем — в том числе и учителям, которые внешне исправно делали свою работу, но души в этом не было. Перестройку и 1990-е эти люди встретили либо подростками, либо только-только выходящими в большую жизнь. Романтики они никакой не испытывали, потому что в самом важном для формирования личности возрасте получили изрядную долю цинизма и неверия в великую идею. А уж 90-е подбавили в эту смесь много чего. То десятилетие было противоречиво. Для кого-то наступила эйфория от того, что Россия вот-вот запрыгнет в большую Европу, кто-то бросился обогащаться, но большинство сильно разочаровалось в проводимых реформах — и не только из-за падения уровня жизни. Мы же помним тогдашние опросы молодежи, которая в качестве успеха рассматривала в том числе занятие валютной проституцией или другим криминальным бизнесом. Преступный мир со своей «романтикой» заполонил телевизионные сериалы и кинокартины. Именно тогда криминал пошел и во власть, расставляя везде, где можно, своих людей.
Так чего же мы ждем от многих из тех, кто это видел, будучи подростком или совсем молодым человеком? Какие представления о нормах общественной жизни они разделяют?
Прежде всего я бы отметил убеждение в том, что никакие из этих норм можно не соблюдать. «Цель оправдывает средства». Если нужно добиться успеха — а это, по-простому говоря, деньги и власть, то дозволено все. Есть такое слово «меритократия», что означает «власть достойных», т.е. тех людей, которые заслужили ее своими способностями, а не силовым ее отъемом.
Кстати, социологи давно отмечают, что в России останавливаются социальные лифты: чтобы пробиться вверх по карьерной лестнице, все чаще используются родственные связи, блат или простой подкуп. В результате те, кто родился в менее обеспеченных семьях и при этом демонстрирует многообещающие (в хорошем смысле этого понятия) задатки, сплошь и рядом оттираются от продвижения самым грубым и нечестным способом. Удачливые отпрыски считают это нормой.
Давно отмечено, что многие из нас не умеют самоорганизовываться, даже если нарушаются твои самые элементарные права. Например, право на чистый воздух или доступность медицины. Но если бывшие советские люди к этой разобщенности последовательно принуждались тогдашней властью, то откуда это у родившихся в 1980-е — начале 1990-х? В генетическую наследственность я не верю. Дело скорее в том, что новая Россия получила в наследство от СССР школу, которую перестроить на другое содержание образования оказалось очень сложно.
Хочу отметить и равнодушие поколения 20–30-летних к политике. Мы все наблюдаем феномен крайне низкой явки на выборы. Несколько лет назад мэр такого крупного города, как Красноярск, был избран 21% электората, а в другом крупном городе — Омске — явка на таких же выборах составила 17%. Кто не пришел прежде всего? Те, кто помоложе. Пожилые люди, как известно, более дисциплинированны. Казалось бы, молодой житель таких городов-миллионников должен быть заинтересован в том, чтобы власть в них работала на него, создавая пространство не для прозябания, а для развития… Но апофеоз наступил в сентябре прошлого года, когда Государственная дума была избрана явкой менее половины потенциальных избирателей. Не пришли прежде всего молодые. Особенно низкая явка была в крупных городах.
Это снова же явное проявление чувства равнодушия к судьбе уже не только собственного города, где ты ходишь по улицам каждый день, но и страны в целом. Какой уж тут может быть патриотизм! Разве что из серии «как мы их (америкосов, гейропу) уделали». А в это время, между делом, у тебя (т.е. у нас) последняя корова сдохла.
Почему я так беспокоюсь о судьбе поколения 20–30-летних? Им ведь очень скоро, через 10–15 лет, нужно будет заступать на вахту на капитанском мостике корабля под названием «Россия». А ведь море-то весьма неспокойно. И очень много сильных подводных течений, мелей и рифов. Нашему обществу для того, чтобы не просто выжить, но и обеспечить себе достойное будущее, нужно сплотиться — и не вокруг очередного вождя, которому мы передоверим ответственность за нас. Даже самый умный и способный авторитарный верховный руководитель в XXI веке, когда успех определяет не хождение строем под маршевую музыку, а раскрытие творческого потенциала каждой личности, ничего с вверенной ему страной не сделает.
Возьмите, например, малый бизнес, работающий в легальном поле. Его в России критически мало — снова же потому, что молодые в такого рода рисковый бизнес не идут, а норовят протиснуться в газпром (с маленькой буквы) или в чего похожее, но обязательно окологосударственное.
А ведь экономика XXI века (если, конечно, наша особость не заведет нас в новое средневековье) — это прежде всего микро- и малые предприятия, на которых производится значительная, а зачастую большая часть ВВП и занято очень много людей. И мотор этому — молодые, умеющие поладить друг с другом без размахивания кулаками, неравнодушные к судьбам как малой, так и большой Родины.
Можно подумать, что я пессимист, из-за того что нарисованный мной собирательный образ рожденных в 80-х — начале 90-х столь непривлекателен. Этакое потерянное поколение. Но это весьма поверхностное заключение. Дело в том, что среди этой когорты есть и те, кто по-хорошему заряжен на работу с собственным будущим, несмотря на все обстоятельства. Их, может быть, всего 10–15% от общего числа, но, как показывает мировая практика, этого достаточно для того, чтобы запустить мотор развития. Для этого надо, чтобы те, кто имеет прямое отношение к принятию решений, во-первых, просто осознали масштаб этой поколенческой проблемы, с которой мы столкнулись. И во-вторых, при разработке планов развития страны рассматривали эти 10–15% в качестве опорной группы, которую надо убедить и вовлечь в процесс. Если это удастся, то тогда многие из, казалось бы, потерянного поколения потянутся вслед за авангардом. Хотя бы из-за появившихся очевидных выгод жить не поодиночке, ощетинившись друг к другу, а в обществе, где разнообразие не тормоз, а двигатель личного прогресса.
После этих слов жду упреков в наивности и ничем не обоснованном оптимизме. А вдруг я прав?