Есть мужчина. И есть женщина. Сначала они живут вместе, потом разводятся, а потом почему-то кто-то из двоих, забыв (и забив на) отношения, какие были, хочет что-то отнять (отсудить). Из имущества, из недвижимости, из денег. Не пополам, не по закону, не тихо-мирно и по-людски, а чтобы обязательно участвовали все. Чтобы мыли кости, трясли белье. Что же это за страсть такая — хотеть больше чем положено. Какая же это пошлость жизни! Откуда это? Почему так случается? Кто прав, кто виноват?
«Из досье «МК». Суть претензий Власовой к Джигарханяну. Татьяна Власова хочет оставить за собой все деньги за проданный ею в Америке дом (куплен на деньги бывшего супруга), а также квартиру на Арбате, а также половину от рыночной стоимости гаражей (их давно нет), а также половину стоимости двух служебных машин театра, оформленных на его имя, но которыми он не пользуется. В свое время Джигарханян купил две квартиры — для сына и матери Татьяны Власовой, которые осталась в их распоряжении».
— Армен Борисович, я ехала к вам и думала: начну расспрашивать Армена Борисовича про это мутное, как всякое имущественное, дело, а он разнервничается.
— Страшная история для меня.
— Почему?
— Потому что мы — разные животные. Это если сказать фигурально, грубо. Да, я ее (Татьяну Власову, экс-супругу А.Б. — М.Р.) встретил еще в Ереване, но чтобы влюбился — нет, не могу сказать. Я до сих пор не знаю, что такое влюбиться. Хотеть — понимаю, нравится запах приятный — это я знаю. А вот это, когда все начинают сходить с ума, — не знаю, даже приблизительно. Умею играть это на сцене: надо долго смотреть, держать паузу, потом снова смотреть. (Смеется.)
— А ведь вы ее, Татьяну Сергеевну, насколько мне известно, в свое время увели у другого мужчины…
— Специально не таскал, поверь мне. Она была завлитом в театре и женой директора, он сейчас руководит Армянским национальным театром. Знаешь, говорю тебе абсолютно ответственно: армяне (я — армянин) трудно влюбляются в не армян. И в русских тоже. Не политически, а по-человечески, на уровне физики: потому что разные супы едят, разные привычки, хоронят иначе. Так что чтобы влюбиться до умопомрачения — нет. Уже говорил тебе: я пошляк по жизни, циник.
— И всегда были?
— Всегда. И знаю: между людьми все очень просто — физика. Потом — благодаря литературе, кино — мы что-то придумали про любовь. А я повторяю: кроме деторождения там ничего нет.
— И тем не менее, если Армен Джигарханян и не влюбился в Ереване в русскую женщину Татьяну Власову, все равно что-то же произошло между ними такое, что сблизило на многие годы? Уже не говорю про штамп в паспорте.
— Тогда мне было плохо там. Актриса, которая старше меня на 15 лет и была первой женщиной, которая ворвалась в мою любовную жизнь, оказалась больна, у нее была хорея, это еще называют «пляской святого Витта». И моя дочь от нее была этим же больна. (Пауза.)
Я тебе расскажу самое страшное в этой истории: ты знаешь, у меня была дочка, она погибла, ей было 23 года. И мои друзья — обоих уже нет в живых — приехали из Еревана в Москву и сказали мне: учти, единственная возможность тебе выжить — это чтобы Татьяна родила ребенка.
Кстати, я озвучивал фильм о землетрясении в Спитаке, и там был потрясающий момент: у женщины погиб ребенок, девочка. А она сама в это время была беременна. И она родила ребенка; это надо было видеть, что с ней происходило. Я не мог озвучивать (замолкает, сглатывает) — такой силы была эмоция на экране.
Так вот я, как дурак, пошел поговорить с Татьяной, но беда в том, что там участвовала ее мать. Она для меня самое ненавистное явление в жизни — работала парикмахером при вокзале в Красноярске. И вот они собрались, обсудили и сказали: нет, никакого ребенка. Я попытался разобраться, в чем проблема: мы живем вроде давно, оба здоровые люди, но… Они с мамой решили: нет. А тогда еще можно было родить и нужно было родить.
— Армен Борисович, но вы же очень решительный человек. Могли бы развернуться и уйти. Женщины вас любили, и любая с радостью бы согласилась от вас родить.
— Нет-нет-нет. Я решительный быть директором, замдиректора, быть артистом, играть Отелло, Гамлета. А судьбу решать… Это две большие разницы. Не мог я уйти.
— Может быть, вам удобно было так жить — в этой семье, с этой женщиной? Мужчина порой превыше чувств ценит похлебку, которую варит сварливая жена: у нее такие борщи и котлеты! А еще комфорт, которым она его окружает. Может быть, Татьяна Сергеевна создала вам прекрасные бытовые условия для жизни и работы?
— Условия у меня никогда не были отличными. Самой отличной в этом смысле была моя мама. Как мамы не стало, так и условий не стало.
— Но все же, когда опостылела жена так, что нож к горлу, мужчины уходят. Тем более что вас ничего не связывало с Татьяной Власовой — общих детей нет.
— Видишь, как ты отвечаешь сама — это неправильный ответ.
— А как, по-вашему, надо отвечать?
— Я не отвечу на оба твои вопроса: первый — почему они полюбили друг друга, и второй — почему они разлюбили. Даже во время первой брачной ночи ни один, даже очень умный, человек точно не ответит. Одни сходятся, другие расходятся. Я знаю близких мне людей, которые ненавидели друг друга, но жили годами и не разошлись. Один раз ребенок родился, другой — еще что-то, и всё: мы ввязались в эту игру. А раз так, значит, мне выгодно жить так.
— Если бы в тот период, когда вам отказали в возможности иметь ребенка, вы встретили молодую женщину, такую, например, как Виталина…
— Не знаю… Не знаю… (Молчит.)
— Армен Борисович, кто первый подал на развод?
— Мы разводились не по суду, а через загс. Заявления подавались одновременно. Но инициатива исходила от меня, потому что появилась Виталина, я хотел с ней оформить отношения. Да и брака к дате нашего официального развода фактически не было лет пять. Я жил в России. Она — в Америке.
-. Сведения об имуществе новой супруги Армена Джигарханяна, Виталины Цымбалюк-Романовской, находятся в открытом доступе на сайте Департамента культуры Москвы. К народному артисту она пришла не бедной девочкой из провинции — ей принадлежит квартира в Красногорске, купленная на деньги от проданной квартиры родителей в г. Киеве, однокомнатная квартира в Красногорском районе, (куплена на личные сбережения). Квартира в Москве (накануне свадьбы куплена по инициативе Джигарханяна)».
— Не могу скрыть от тебя, что очень люблю Америку. Даже сейчас; мне очень симпатичен новый президент, ты внимательно слушай, что он говорит: «Меня заботит только мой народ: его накормить, напоить, а не куда-то там давать деньги». Я всегда про это думал, и про Россию тоже: зачем вы всех кормите? Вы своих покормите людей. А лишнее останется — отдайте другим.
— На какие деньги жила Татьяна Сергеевна в США? Вы ее содержали?
— А что бы она ела тогда? Я присылал две тысячи долларов каждый месяц. А все заработанные здесь деньги привозил в Америку – по 30 тысяч долларов. Знаешь, каждый раз боялся везти, чтобы на границе не обнаружили. Это когда я приезжал на 2–3 месяца пожить. Я же купил там дом. И купил, чтобы там жить.
— И вы готовы были уехать в Штаты? Ведь у вас тут все — слава, успех, любовь народная, в конце концов здесь хороший и гарантированный заработок. И променять все это непонятно на что в Америке?
— Вот ошибка в этом самом твоем «непонятно что». У меня был человек, который руководил Далласским театром и который звал меня работать. Я рассчитывал, что сделаю гастроли нашего театра в Далласе, а их — в Москве. Я завел дружбу с Чаком Норрисом, который был там большой человек, и через него я хотел осуществить свой план. Я ему очень понравился, очень. Серьезно говорю, я хотел, чтобы наш театр имел филиал в Далласе, и понял, что это возможно, потому что самая слабая вещь там — это драматический театр.
Конечно, я понимал, что жить будет непросто: языка нет, не то мышление, поэтому рассчитывал пять-шесть лет потратить на то, чтобы только войти, начать работать. Кто скажет, что завоевал Америку, — не верь. Я общался с Михаилом Барышниковым (еще по Ленинграду дружил с ним). «Молодец, Мишенька, ты здесь такой человек!» — сказал я ему. «Нет, я здесь русский артист, живущий в Америке». — «Как? Вся Америка говорит о твоем балетном искусстве!» — «Нет, я — гость из России».
В общем, были большие планы, но здоровье меня подвело — что-то я стал кашлять, и мои врачи сказали: «Арменчик, не надо, давайте месяц пропустим». И так во мне постепенно появилась боязнь. А тут кто-то из них еще и спросил: «Ты что, хочешь в самолете умереть?»
— Значит, вы купили дом. На чье имя он был оформлен?
— Когда покупал, настоял, чтобы его оформили на нас двоих. Но деньги на дом заработал я. Мне даже пришлось тогда взять в долг. Спустя какое-то время Татьяна попросила у меня: «Дай мне право продать его, купим вместо дома квартиру — дом не нужен». Я дал согласие, но я еще тот хамишуцер: разрешения на продажу там здесь не дают, для этого надо в Америке быть.
А знаешь, кто писал характеристику, чтобы мне выдали грин-карту? Первый — Горбачев, второй — Ельцин; самые большие люди страны дают мне рекомендацию. При этом я и Горбачеву, и Ельцину честно рассказал, что задумал с театрами.
Сейчас на судах Татьяна Сергеевна льет на меня все, что существует на свете. Слушай, смешно же — в суде ее адвокат сначала вообще говорит, что дом купили, потом, что продали. Потом, что продажа была, но Татьяна Сергеевна никаких денег не получала. Как так? (Нервничает.)
— Суд верит документам. Они у вас есть?
— У меня никаких документов не было — все у нее. Пришлось нанять адвокатов и детективов в Америке, теперь на руках копии всех документов: дом продала, купчую от моего имени подписала и деньги получила. Претендую лишь на половину того, что получила Татьяна Сергеевна от продажи дома, купленного на мною заработанные деньги. Ни больше, ни меньше… Но Татьяна не унимается, а тут еще какая-то артистка подключилась.
— Елена Проклова.
— Кто такая? Не знаю. Можешь в любой ситуации поверить мне, что я все сделал честно, я никого не хотел обмануть. В чем меня обвиняют? У меня, кроме любовных интриг — говорю тебе как на Страшном суде, ни от кого не стану закрываться, — других не было в жизни.
— Вернемся от Прокловой к бывшей жене: вы жили в двух разных странах, какие между вами были отношения?
— Только деловые.
— Значит, когда встречались, не ссорились?
— Каждый день. Вот, скажем, я вчера прилетел в США из России на два месяца, чтобы пожить. Завтра мы уже ссоримся, потому что какой-то актрисе понравилась моя работа в каком-то фильме. Все, это конец: «Это любовница твоя, ты ведешь грязные интриги!». Главная претензия, но… только через пять минут, как она получила от меня деньги.
— То есть она вас ревновала?
— Но как! Без повода. Я тебе говорю честно: не понимаю, когда ревнуют. Если человек хочет изменить, он это сделает. Более того, если женщина начинает догадываться про это, считай, что ты проиграл уже. Я ей говорил: «Если ты боишься, что я лягу с какой-то женщиной, я обещаю тебе, что первой информацию об этом получишь ты».
— Ревность — обратная сторона любви, хоть и собственнической. Может быть, Татьяна Сергеевна вас безумно любила и потому ревновала без ума?
— У обезьян, у кошек тоже есть любовь. Я против. Во всяком случае, так жить не хочу.
— На тот момент, когда жена решила продать дом, вы ничего плохого не думали? Подумаешь, дел-то: из дома переехать в квартиру.
— Я только одно подумал: что деньги, которые я тяжело заработал, она забирает. Если ты думаешь, что такие поступки совершаются из благородства, ошибаешься.
— Вы хотите сказать, что вы бессребреник?
— Почему? Я очень люблю деньги, очень.
— Вы любите деньги, она любит деньги, все любят деньги. Сложнее сказать, кто не любит; разве что монах? Но, приняв решение о разводе, люди сначала договариваются на берегу. У вас как было?
— С кем? Там не люди! Нелюди! Она не хочет разговаривать вообще. Ко мне как-то у театра, после спектакля, какая-то старушка подошла: «Армен Борисович, вы же джентльмен. Отдайте ей квартиру». — «Я — джентльмен. А мне где жить?» — «Но вы же с другой женщиной, вы у нее…». И пальцем на Виталину показала. Это что? Это уже мне в трусы лезут? Темно было, потом понял, что это была Татьяна.
— Поставлю иначе вопрос: вы готовы были к честному разделу имущества, то есть пополам?
— Конечно: был готов и сейчас готов: вот квартира на Арбате, которая сейчас продается, — я же ее поделил честно. По закону половина моя. Я не говорю об американском доме. Когда я решил его покупать, я поехал в Москву и занял деньги у Олега Табакова. Он дал, и я купил. У меня есть свидетели.
— Каковы, по-вашему, причины упорства бывшей супруги — нежелание отдать вам половину денег, вырученных от продажи американского дома? Почему не желает по закону разделить квартиру?
— Потому что она Оксфорд не закончила, а Кембридж не начала.
— Смешно сказали, хотя, кажется, все же так просто: вот стул, пилим его пополам — твоя половина, моя половина.
— Твоя ошибка в том, что ты говоришь «люди». Все дело в том, что моя партнерша — не человек, ответственно тебе заявляю. Могу на любом уровне это сказать.
— Вы хотите, чтобы я это напечатала?
— Везде это скажу. Громко! И так и была до этого, когда была моей женой. Я рассказал тебе историю про мою дочку? Вот и все. Это очень грязная история. И не потому, что я вдруг обнаружил, что, оказывается, живу вовсе не с королевой Америки. По редакциям она ходит, судится со мной. Она что, не понимает, что я могу...
— Знаете, когда двое в конфликте, у каждого есть своя вина. Почему же она, как вы говорите, «не человек»?
— И я не человек, и я — скотина. Я пришел к ней, по сути, большим человеком. Я сильно обидел мою маму. Она на лето обычно уезжала в Ереван, фрукты там готовила, а на зиму приезжала в Москву. И в один прекрасный день она мне сказала: «Знаешь, я, наверное, больше не поеду в Москву». — «Почему? Что случилось?» Она ничего не сказала. Потом понял, что с разными животными заставил мою маму жить. Видел, что это другие животные, но сделал. Это самое страшное. (Долго молчит.)
— Вы принимали участие в воспитании сына Татьяны?
— Нет, но растил. Я квартиру ему купил в этом же доме. Сейчас мы не общаемся. Как армяне говорят: «Не мой человек». Не говорят, плохой или хороший, — просто не мой человек. Так что эти люди — не мои.
— Жалеете, что не разорвали отношения раньше?
— Очень жалею, очень. Я расплачиваюсь за свои ошибки, за нерешительность. Я могу тебе сказать, если ты спросишь «а вы бы могли повторить?». Я бы повторил, потому что это я. Червоточина во мне, понимаешь? Это во мне вылезли слабости.
— Опыт — сын ошибок трудных. Сейчас вы живете с Виталиной, молодой, милой женщиной. Говорите, что она вас любит. И, судя по тому как она о вас заботится, в это веришь. Вы делаете выводы?
— Боюсь, боюсь. Если вдруг появляется какая-то тень, становлюсь очень грубым. Я говорю: «Если это повторится, сюда не приходи». Потому что я знаю, какая это страшная вещь — ошибки.
— Но вы ей доверяете?
— Тебе отвечу: себе доверяю только. Я ее очень люблю, она очень заботится, много думает обо мне. Но ты знай, девочка моя: у нас разница в 50 лет.
— Но это в первую очередь должно было вас насторожить, а не меня.
— Что я должен сделать? Моя великая мама говорила: «Только люби себя». У армян это хорошо звучит: «Кестес». То есть «отражайся в себе». Сегодня мне эта идея выше, чем господь бог. Правду говорю.
— Почему люди так устроены: только наделав ошибок, они вспоминают про маму?
— Мы можем и плохих мам вспомнить, я знал таких.
— Еще раз хочу спросить: имеет смысл пожалеть и простить ближнего, тем более пожилую женщину?
— Отвечу: если так, то лучше не жить. Так даже думать не хочу! Я тебе уже сказал: мою маму и дочку я не прощу ей никогда!