— Дети голодают, мужья умирают на фронте! — возмущались женщины. — За что? Чтобы царь с царицей пьянствовали с прихлебателями! Это немка… это Алиса погубила Россию. Перебить их всех!
Камни летели в окна магазинов.
— Чертовы спекулянты! Погодите, вам покажут, как обирать народ!
Охранное отделение 5 февраля 1917 года докладывало министру внутренних дел: «Никогда еще не было столько ругани, драм и скандалов, как в настоящее время… Если население еще не устраивает голодные бунты, то это еще не означает, что оно их не устроит в самом ближайшем будущем. Озлобление растет, и конца его росту не видать».
ОБОШЛИСЬ БЕЗ КАРТОЧЕК
Первая мировая война перевела продовольственный вопрос в разряд политических. Во всех воюющих странах продовольствия не хватало. Особенно в Германии и Австро-Венгрии. От голода погибло около шестисот тысяч немцев и австрийцев. А в России даже карточек не вводили.
В русской армии до войны мясной паек составлял один фунт (четыреста граммов), после начала войны его увеличили до полутора (шестьсот граммов). Утвердили требования к мясу, которым можно кормить армию: «Мясо должно быть вполне доброкачественное, свежее, от здорового, хорошо упитанного скота. На ощупь хорошее мясо — упругое, в отличие от дурного мяса, мокрого и дряблого. Запах — приятный мясной, слегка ароматный». В феврале 1915 года Совет министров разрешил заменять говядину свининой и бараниной, рекомендовал шире использовать соленую, сушеную и вяленую рыбу, а также яйца. Как отмечали экономисты, «миллионы людей, которые до войны не ели мяса или ели очень редко, стали его теперь получать как необходимый продукт ежедневного питания».
Накануне революции, 14 декабря 1916 года, Ставка уточнила: «При замене мяса колбасой, сосисками, салом или соленой, сушеной и вяленой рыбой все эти продукты выдавать в равном с мясом весе, а копченую колбасу и копченое мясо по семьдесят два золотника за фунт» (то есть не четыреста граммов, а триста).
Продовольствия стране хватало. Проблемы возникли с доставкой. В западной части России железные дороги перешли под управление военных властей. У них были свои приоритеты — прежде всего фронт должен получать оружие и боеприпасы. В результате в начале 1917 года сократился подвоз хлеба и топлива для столицы. И Петроград вспыхнул!
В Великую Отечественную карточки ввели сразу. Колхозы и совхозы не могли накормить страну. Еды не хватало. Подолгу стояли в очередях... А тут магазины полны. Рыночная экономика обеспечивала Россию всем необходимым. Но едва появился намек на нехватку — возмутились: до чего довело проклятое правительство!
В Первую мировую не возникло ощущение смертельной схватки: проиграем войну — потеряем все! С лета 1914 и до осени 1917 года мобилизовали почти шестнадцать миллионов человек. Из них тринадцать миллионов, то есть подавляющее большинство, были крестьянами. Они едва ли могли найти на карте Сербию, из-за которой вспыхнула мировая война, и просто не понимали, за что их отправили умирать.
Подвоз продовольствия скоро бы возобновился в полном объеме. Но волнения в Петрограде стали желанным поводом для давно подготовляемой атаки на императорскую власть.
ИНФОРМАЦИОННАЯ ВОЙНА
1 ноября 1916 года в Государственной думе речь держал депутат от партии кадетов Павел Милюков. Он обвинил правительство в намерении заключить сепаратный мир с Германией. С парламентской трибуны главу правительства он назвал изменником и взяточником, а императрицу объявил предательницей.
Каждый пункт обвинений он заканчивал словами: «Что это — глупость или измена?» Эта фраза словно била молотом по голове. Милюков с удовлетворением отметил реакцию зала: «Аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование — даже там, где я не был в нем вполне уверен».
Несколько месяцев Милюков провел за границей. Выяснял, правда ли, что русское правительство ведет переговоры о сепаратном мире с Германией. Информацию получал от журналистов и русской эмиграции. Не очень достоверную.
Еще 5 сентября 1914 года союзники подписали в Лондоне декларацию: «Российское, английское и французское правительства взаимно обязуются не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны». Петроград хранил верность союзническим обязательствам и отвергал любой зондаж немецких дипломатов.
Понимал ли Милюков, что он клевещет?
«В истории бывают моменты, когда личность служит ее орудием. И я послужил орудием истории в этом случае, — вспоминал Павел Николаевич. — Я думал в тот момент, что раз революция стала неизбежна — а я считал ее уже неизбежной, — то надо попытаться взять ее в свои руки». Решил идти до конца: «Я сознавал тот риск, которому подвергался, но считал необходимым с ним не считаться, ибо наступил «решительный час».
Он-то ничем не рисковал. В царской России даже в военное время депутат Думы мог говорить все, что считал нужным. А вот страна рухнула... Это была продуманная атака на правительство с дальней целью — взять власть в свои руки. Впору говорить об информационной войне и информационных киллерах.
А глава правительства предлагал Думе сотрудничать в трудные военные годы:
— Забудем споры, отложим распри, посвятим все время положительной работе.
Правительство строило вполне разумные планы. Но отклика не находило. Власть искала компромисса, а в Думе решили: «Ставка струсила». Жгучая ненависть к правительству объединила даже политических противников. Депутаты не желали разговаривать с министрами.
Заместитель председателя Думы граф Владимир Бобринский, монархист и националист, возмущался:
— Неужели же у министров хватит наглости, чтобы явиться сюда?
Ему вторил депутат Василий Маклаков, один из лучших адвокатов России, член ЦК кадетской партии:
— Либо мы, либо они. Вместе наша жизнь невозможна.
Федор Родичев, депутат всех четырех Дум, дворянин и землевладелец:
— В России нет ни одного течения, ни одного направления, которое может поддержать вот это жалкое, ничтожное правительство.
Еще один заместитель председателя Думы Николай Некрасов:
— В бурю и хаос мы должны создать новое правительство, которое немедленно могло бы успокоить страну и приступить к громадной творческой работе.
Государственная дума и Государственный совет, верхняя палата законодательного органа России, выразили недоверие правительству. Государственный совет потребовал устранить «темные силы» и сформировать правительство, которое пользовалось бы «доверием страны».
Социал-демократ (меньшевик) Акакий Чхенкели объявил с думской трибуны:
— Господа, мы упираемся в тупик, откуда один выход — революция!
«НАДО МЕНЯТЬ ИМПЕРАТОРА»
Движущая сила событий февраля 1917 года — отнюдь не недостаток демократии. Политикам, которые вознамерились избавиться от императора и сами управлять страной, хватало свободы, прав и возможностей. Другое дело, что война затянулась и жизнь стала менее комфортной. Правящий класс, или, как бы сейчас сказали, истеблишмент, негодовал. Вину за свое некомфортное положение возложили на императора с императрицей.
Столица той зимой переживала тяжкий стресс. Очереди за хлебом, слухи о немецких агентах, заговоре, измене. В обществе создалось напряжение. А механизма улаживания конфликтов не существовало, поэтому всеобщее недовольство обратилось против высшей власти.
— У населения осталось только одно учреждение, которому оно верит. Это учреждение — Государственная дума. Мы говорим этому правительству: мы будем бороться с вами, — обещал с думской трибуны Павел Милюков, — будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете... Вы спрашиваете, как же мы начинаем бороться во время войны? Да ведь только во время войн они и опасны. Они для войны опасны, и именно поэтому во время войны и во имя войны мы с ним теперь боремся.
Осенью 1917 года предстояли выборы в Думу. Думская оппозиция должна была активизироваться. Историки отмечают, что оппозиция вышла за рамки обычной политической борьбы — надо было заявить о себе погромче.
14 февраля 1917 года в Думе монархист и националист Владимир Пуришкевич заявил, что нельзя сотрудничать с правительством изменников. Социал-демократ (меньшевик) Николай Чхеидзе потребовал взять власть в свои руки.
В Петроград приехала делегация союзников. Александр Гучков, бывший председатель Думы, страстно ненавидевший Николая II и Александру Федоровну, раскрыл глаза на происходящее в России будущему президенту Франции Гастону Думергу: борьба ведется против «тех, кто не хочет победы в войне, — против Царского Села». То есть против императора и его семьи.
И вот что определило судьбу Николая II, монархии и всей страны. Думцев поддержали генералы. Командированный в Россию британский дипломат Брюс Локкарт докладывал в Лондон: «Прошлым вечером я обедал вдвоем с начальником генерального штаба. Он мне сказал: «Император не изменится. Нам надо менять императора».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:
Роковое решение. Зачем император покинул столицу в решающие дни 1917 года?
Начало в номерах «МК» от 19 декабря, 9, 16, 23, 30 января.