Пятиэтажка без лифта. Квартира на самом верху. Я поднимаюсь по лестнице и думаю: сколько километров ступенек отмерил Сабир, бесконечное количество раз поднимаясь и спускаясь с детскими колясками?
Он родился в Таджикистане, в городе Турсунзаде, в большой семье. У него пять братьев и сестер. Тогда, в советские времена, о которых он вспоминает с ностальгией, их дом был полная чаша: «Родители держали коров, баранов, гусей, кур — всех, кроме поросят. Религия не позволяет. Мой отец — мулла. Святой человек!»
В девяностом году его призвали в армию. Служил в Дальневосточном военном округе. В девяносто втором Сабир мобилизовался, но до дома даже не доехал: там шла война.
Люди бежали кто куда. И Сабир тоже побежал. Сначала в Узбекистан, затем в Туркмению. Его диплом агронома на родине был уже никому не нужен. И тогда он сел в поезд, на котором тысячи его соотечественников ехали в Россию. Сабир сошел в Красногорске.
Без работы не сидел — пахал на стройке, ремонтировал квартиры. Вкалывал без выходных. Каждый месяц отсылал деньги родным. Надо поддерживать семью — так заведено.
С Мариной он познакомился случайно. В тот день его забрали в отделение милиции — рутинный случай для гастарбайтера с неславянской внешностью. Через час отпустили: документы были в полном порядке.
Сабир шел по вечернему проспекту Мира и увидел светловолосую девушку, которая ему улыбнулась в ответ. Он еще не знал, что эта встреча изменит всю его судьбу.
Он заговорил, она ответила. Обменялись телефонами, начались свидания. Ей — 26, ему — 28. Марина была замужем, но семейная жизнь не складывалась. Муж пил и дома не появлялся.
Сабир уехал на время в Таджикистан. Когда вернулся, Марина родила Лену. А вскоре она призналась, что ждет еще одного ребенка. Не от Сабира.
Биологический отец Саши и Лены даст им свою фамилию и исчезнет из жизни семьи навсегда. Из роддома Марину встретит Сабир. Возьмет на руки перевязанный лентами сверток. Дети с рождения будут звать Сабира папой.
Марина жила в совхозе имени Ленина, сразу за окружной. Когда Сабир впервые пришел к ней домой, он потерял дар речи: такой разрухи он никогда не видел. Рваные обои, рассохшиеся рамы, сломанные двери. На две комнаты — три семьи: Марина с детьми, ее родители, брат с сожительницей. За коммунальные услуги, конечно, не платили. Задолженность была космической — 204 тысячи рублей. Жили бедно, но весело: спиртное не переводилось.
В 2004-м Сабир женился на Марине, а через два года у них родилась общая дочь Миля.
Он по-прежнему пахал на стройках: надо было содержать большую семью. Когда появилась возможность, сделал ремонт, поменяв все что можно. Поклеил новые обои, поставил стеклопакеты, утеплил балкон. «Убитая» квартира засияла.
В маленьких поселках жизнь на виду. Здесь все друг друга знают. Соседи, которые сначала встретили Сабира настороженно, теперь повторяли: «Повезло Марине, какого мужа нашла! Не пьет, не курит, все в дом!»
— Мы все его полюбили, — говорит мне Надежда Петровна, которую дети Сабира зовут бабой Надей. — Скромный, аккуратный, вежливый, со всеми здоровается, к каждому с уважением. Надо что-то починить, кого-то в город отвезти — все к нему. Никому не отказывает. Когда один за другим умерли родители Марины, он их похоронил как положено. Он и сейчас на кладбище ездит, за могилой ухаживает, оградку красит…
— У нас таких еще не было! — вторит ей другая соседка по подъезду, Наталья Николаевна. — Что о нем еще скажешь? Придет с работы и всегда идет гулять с детьми. Они его обожают.
…В 2012 году Марина опять забеременела. Когда Сабир узнал, что у них будет четвертый ребенок, он растерялся: жить, по сути, негде, денег мало, работа у него временная. Но раз Аллах дал, учил его отец, надо быть благодарным и принять дитя с радостью.
«Бог дал — Бог взял», — говорят в России. Что там произошло, в роддоме, Сабир не знает, ему никто толком ничего не объяснил. Сказали только, что роды были очень тяжелые, у Марины зашкаливало давление. Азиз появился на свет раньше срока, семимесячным.
— Жена умерла вечером, мне сообщили только утром, — Сабир смотрит в сторону. — В девять часов в квартиру уже пришли представители администрации: «Ты здесь никто! Дети не твои, у них другая фамилия. У тебя гражданства нет, регистрации нет. Мы детей забираем!» У меня в глазах потемнело. Это мои дети, я их воспитывал с рождения. Они меня папой называют. Как же я их отдам?..
Убитый горем отец бросился в роддом. Ему сказали, что его жена в морге, а ребенок в инкубаторе. У него повышенное внутричерепное давление. Мальчик недоношенный, очень слабенький, вес всего 1600 граммов. Надо выхаживать.
В роддоме Сабиру сразу предложили написать отказ от ребенка. Он сказал: «Я только что жену потерял — вы хотите у меня забрать ребенка?! Я еще живой».
Ему говорили: «У тебя не хватит денег его лечить». «Вы назовите сумму — я готов!» — отвечал Сабир. «Тебе свидетельство о рождении не дадут!» — «Почему не дадут? Мать — гражданка России, мы расписаны».
Из роддома он сразу поехал в загс и получил свидетельство о рождении Азиза. Потом Сабир узнал, что его ребенка хотели усыновить. Малыш, в жилах которого смешались русская и таджикская кровь, получился на загляденье: мягкие светлые волосы, персидские глаза…
— Потом звонок в три часа ночи из роддома: «Приезжай, мы врача-специалиста вызывали твоему сыну. Надо заплатить 4 тысячи». Я отдал 4 с половиной, — добавляет он, помолчав.
Он похоронил свою Марину и спрятал горе очень глубоко, на самое дно. Нельзя было страдать и плакать, надо было действовать, потому что в любой момент могли забрать его старших детей.
Когда Азиза, наконец, выписали домой, он весил всего 1800 граммов. Такой маленький, он помещался на крохотном матрасике и плакал не переставая. Глядя на сына, Сабир ощущал свою беспомощность. У него золотые руки, он умеет все на свете и не боится никакой работы, но сможет ли он выходить это существо?
Он позвал младшую сестру Биби из Таджикистана: «Спасай!» И тут на помощь кинулись все соседи, весь подъезд. Кто-то принес детские вещи, кто-то помогал купать ребенка, кто-то гладил пеленки… Простые русские женщины приходили и дежурили по очереди, и Сабир не помнит дня, чтобы он остался один на один с бедой. Он понял: справится!
Все это время он непрестанно думал о Саше и Лене, которых в любой момент могли забрать в детский дом. У Сабира не было еще российского гражданства, только вид на жительство, и ему никогда не позволили бы стать приемным отцом детей, у которых к тому же был номинальный папа.
Сабир нашел бывшего мужа Марины и прямо предложил: «Давай решим вопрос с детьми. Тебе они все равно не нужны!» Тот обещал приехать через неделю и написать отказ от детей. Обещал — и пропал. К телефону не подходил, сам не звонил. Сабир подал заявление в суд, который и лишил нерадивого отца родительских прав.
Сабир отвез детей в Малоярославец, в семью Олеси — двоюродной сестры Марины, которая и оформила временное опекунство. Он разрывался между детьми — родными и приемными. Каждую неделю ездил навещать Сашу и Лену и возвращался с тяжелым сердцем: им там было плохо.
— Мы с братом спали вдвоем на надувном матрасе на полу, — вспоминает Лена. — Наши вещи убрали в сарай, и мы по холоду каждый день бегали за одеждой. А еще родственники отделили нас от своих детей. Они все сидят за столом, а нам дают тарелку, и мы едим стоя. Как-то папа привез нас на выходные домой, и мы в чай по пять ложек сахара положили. Папа спросил: «Вас что, там не кормят?..» А однажды тетя Олеся мне говорит: «Лена, в Одессе есть женщина, у нее двое пацанов, они уже взрослые, а она очень хочет девочку. Поедешь туда?» Я в слезах звоню папе: «Меня отдают в другую семью! Забери нас отсюда!» Нас выставили с вещами за дверь…
В тот же день Сабир забрал своих старших домой. Сразу отнес их документы в школу, чтобы они не пропускали занятий.
— За те три месяца, что дети жили в Малоярославце, опека ни разу ими не поинтересовалась. Но только я их привез домой и они пошли в школу, как нагрянули представители ведомства. Они приехали забирать Сашу и Лену, — у него и сейчас все клокочет. — Я бросился к соседке Наталье Николаевне: «Возьми временное опекунство, пока я сделаю российское гражданство!»
Оформление опеки — процесс непростой, он требует времени на сбор документов, обследование здоровья опекуна, его жилищных условий. Если будущий опекун не является близким родственником, ему надо еще пройти обучение в Школе приемных родителей. Это стало обязательным требованием как раз с осени 2012 года.
Наверное, не каждый бы согласился взвалить на себя такое бремя. Но Наталья Николаевна не раздумывала ни минуты. Без лишних слов стала собирать необходимые документы и записалась в Школу приемных родителей. Ближайшая оказалась в Подольске.
Сабир забросил все дела, лишь бы дети жили с ним. Два раза в неделю возил будущую приемную маму на занятия в Подольск и занимался оформлением российского паспорта.
— За эти четыре года я поседел. Гоняли меня, как футбольный мяч. Страшно вспомнить, через что я прошел. Помучили меня немного, — добавляет он, помолчав. — Как только я стал гражданином России, тут же оформил опекунство на старших детей. Родители Марины не платили за квартиру, мне пришлось погасить задолженность за коммунальные услуги — 204 тысячи рублей. Если бы я не нашел денег, квартиру бы отобрали, а детей отправили в детдом.
Он отдал все свои сбережения за двенадцать лет. Его семья больше никому ничего не должна.
Недавно он возил Лену и Милю на свою родину в Таджикистан. Двух сестричек, одну светленькую, другую темненькую, дочек.
Лена показывает мне фотографии. Вот она в национальном таджикском наряде.
— В Таджикистане нас принимали как родных! — восхищается девочка. — Бабушка меня обнимала: «Моя любимая, моя золотая!» Показали город, угощали национальной едой. Я понимаю таджикский язык, но не надо было много слов, чтобы почувствовать себя в окружении родных людей…
Лена и сама научилась готовить таджикский плов. Почти так же вкусно и живописно, как папа.
— Недавно тетя Биби показала мне, как печь их традиционные лепешки. У папы жены нет, а женская поддержка должна быть, — по-взрослому рассуждает пятнадцатилетняя дочь.
— Пока на всех готовит моя сестра. Столько заготовок на зиму сделала! — он показывает на шеренги банок с аджикой, баклажанной икрой, солеными огурцами и помидорами. — Но если Бибишка уедет домой, придется Лене готовить, — смеется Сабир. — А я буду ей помогать.
В этой квартире он не прописан. Если бы квартира была приватизирована, он бы унаследовал долю после смерти жены. Надо знать Сабира: ему было неловко просить Марину, чтобы она его прописала на многонаселенную родительскую жилплощадь. Он жил себе с временной регистрацией, которую продлевал каждые полгода.
Сейчас ситуация изменилась, но управление опеки и попечительства по Ленинскому району Подмосковья не на стороне многодетного отца. Сабир живет на птичьих правах. В постоянной регистрации ему упорно отказывают, потому что формально он ущемит права своих детей. Его так и спрашивают: «Какой у тебя умысел?»
— Какой у меня умысел? — горько усмехается Сабир. — Я живу здесь с детьми уже шестнадцать лет. Купить новую квартиру я не могу, она стоит миллионы. А мне семью кормить надо. Я у них один.
Я смотрю на Сабира. Ему всего сорок три. Не возраст для мужчины. Уже четыре года, как он овдовел. Все сроки траура давно прошли, и, наверное, он мог устроить свою жизнь.
— Я думал об этом, — честно говорит он. — Можно найти женщину, но для меня самое главное, чтобы она моих детей любила, а потом уж меня.