Еще увлекательней ДНК-экспертизы в прямом эфире. В вечерних шоу про известных и неизвестных граждан хорошенькие барышни берут у трех-четырех предполагаемых отцов образцы слюны, и через несколько минут — не переключайтесь! — оглашается результат. Отдельная прелесть — шоу с экстрасенсами и гадалками. Эксперт потеет, тужится и наконец с грехом пополам озвучивает вывод. А вдруг он ошибся? Единственный способ проверки — гадалка. Рука с накладными когтями делает пассы над картами, в клубах магического дыма едва видны пудовые серьги и расписные губы — и вот из дыма выплывает ответ. Ну слава богу, а то чуть не поверили эксперту…
Когда же у человека случается настоящая беда, оказывается, что судебно-медицинская экспертиза требует времени. И проводится она не на письменном столе, а в лаборатории, которая сегодня больше похожа на пульт управления орбитальным комплексом.
■ ■ ■
Судебно-медицинский эксперт высшей категории, доктор биологических наук, профессор, лауреат Государственной премии РФ, Павел Иванов — заместитель директора Российского центра судебно-медицинской экспертизы по высокотехнологичным исследованиям.
В начале 90-х годов, еще до экспертизы останков семьи последнего российского императора, которая прославила Иванова на весь экспертный мир, он рассказывал мне, что генетики могут извлечь информацию о человеке из одной клетки. Но тогда это был научный эпатаж, никто этого еще не делал. Сегодня же методы развились настолько, что где-то подошли к теоретическому пределу.
Сейчас эксперты-генетики могут установить принадлежность слюны на окурке сигареты, которую курили два человека. Это можно рассмотреть через микроскоп, который называется лазерный диссектор. Видны отдельные клетки, и эксперт предполагает, что они могут принадлежать разным людям. При обычной схеме анализа, когда извлекается суммарный генетический материал, разделить их невозможно, потому что по физико-химическим свойствам ДНК у всех людей одинакова. Как разделить? Индивидуального носителя ДНК меньше, чем одна клетка, в природе нет. Поэтому понятно, что, если взять по одной клетке, материал не смешается.
Смотрим на экран, на котором видны отдельные клетки. Эксперт берет нечто похожее на фломастер. И в режиме реального времени можно, нажав кнопку, обрисовать интересующую вас клетку. Лазерный луч режет ее, и она капает в пробирку. Понимаете? Гиперболоид инженера Гарина. Чтобы было ясно: лазерный луч проходит через объектив микроскопа. И прибор, и пробирка, и условия в лаборатории, и сама лаборатория должны соответствовать последнему слову техники ХХI века. Это еще не практический метод, не профессиональная рутина, а демонстрация возможностей на грани науки и искусства. Но главное, что это не мечта, а факт.
Второе направление движения — это ускорение процесса идентификации личности. 25 лет назад никого не удивляло, что экспертиза может проводиться несколько месяцев. Первые сложные экспертизы по чрезвычайным происшествиям с массовыми человеческими жертвами в России, а это были взрывы домов в 1999 году, проводились около полугода.
На идентификацию 290 жертв из нидерландского «Боинга», сбитого в 2014 году, в развитой европейской стране, которой помогали больше сотни специалистов из десятка лабораторий других стран, ушло четыре месяца. А эксперты РЦСМЭ идентификацию 217 из 224 жертв из аэробуса, упавшего на Синае, провели за 4 недели. Специалисты называют это невероятным. Да, невероятно, но факт.
Как это оказалось возможно? Были использованы роботизированные станции. В отличие от людей, которые трудились без отдыха несколько смен, роботы работали круглые сутки. Это высокостандартизованное исследование, то есть микроскопическое отклонение от стандарта бракуется. У неподготовленного человека, оказавшегося в такой лаборатории ночью, останавливается дыхание: светится множество лампочек и внутри больших стеклянных шкафов самостоятельные механические руки роботов перемещают пробирки. И есть даже роботы, у которых внутри центрифуга. Механическая рука берет пробирку, ставит в центрифугу, запускает ее, потом, не встряхнув, забирает пробирку, специальная игла вытягивает жидкость — воистину сегодня уровень генетического исследования можно назвать сказочным.
■ ■ ■
Иногда перед экспертами ставятся локальные задачи. Например, в 2006 году пять сотрудников российского посольства в Багдаде поехали на рынок за продуктами. И пропали. Через 8 лет обнаружили останки, которые, по мнению спецслужб, могли принадлежать российским дипломатам. Экспертизу проводили сотрудники РЦСМЭ. Сложность состояла в том, что это была непрямая идентификация, то есть не было заведомого образца ДНК от погибшего человека, который взяли при его жизни. Когда имеется биологический материал от конкретного человека, например, его кровь, волосы, слюна, кожный эпителий, — есть с чем сравнивать. А тут пришлось использовать родственные связи, как это чаще всего и происходит при массовых катастрофах. И в одном случае родственников не нашлось. Пришлось просить предоставить вещи, которыми пользовался погибший человек перед уходом из дома, чтобы не было последующих наложений чужого биологического материала. Личности всех погибших идентифицировали, хотя с момента их гибели прошло много лет.
Чтобы объяснить, какие приходится решать головоломки, профессор Иванов рассказал мне историю двух маленьких сестер. Были найдены останки двух жертв женского пола и установлено, что это дети конкретных родителей. С точки зрения генетики, сказал Павел Леонидович, они для нас равноценны. А родители спрашивают: где останки одного ребенка и где — другого? И как это установить?
Такая же проблема возникла при идентификации дочерей Николая II. Установили, что это останки трех дочерей царя и царицы. Но кто есть кто? Вот откуда пошли разговоры о том, что великая княжна Анастасия чудом спаслась, что ее останков не обнаружили. Нашли всех. Просто не сразу удалось их разделить. Генетика оказалась бессильна, потому что не было никаких биологических объектов от самих девушек — пришлось решать задачу криминалистическим методом, то есть по фотографиям, их костному, зубному возрасту и росту.
Так вот в случае с двумя маленькими девочками можно было исследовать личные вещи: одна девочка носила такую шубку, а другая — такую шапочку. И генетики сравнивали материал с тем биологическим материалом, который удалось «снять» с этой одежды. Но задача оказалась намного сложней, потому что одну и ту же одежду время от времени носили обе сестры. Но эксперты это увидели, во всем разобрались — просто на такие скрытые сложности уходит время.
■ ■ ■
Идентификация жертв авиакатастрофы дубайского самолета, разбившегося при посадке в Ростове-на-Дону, оказалась наисложнейшей из экспертиз: там была колоссальная степень фрагментации останков. Дело в том, что механизм авиакатастроф бывает разный. Один самолет упал, ударился о землю, развалился на части, их разбросало. И совсем другое дело, если самолет взорвался при ударе о землю на скорости свыше 200 километров в час. Происходит пульверизация, то есть распыление материала — не только биологического, но даже железа. По словам профессора Иванова, в его огромной практике единственным примером катастрофы с такими последствиями было падение самолета с российским экипажем в Джакарте. Даже при свободном падении самолета с высоты скорость примерно 200 км в час. А в Джакарте было за 500 км в час — самолет на большой высоте врезался в гору Салак. Была высокая скорость разрушения, но огненного взрыва не было, а было разрушение от удара и высвобождение энергии. Топливо не успело взорваться, оно распылилось!
Нужно ли объяснять, каков был класс сложности экспертизы идентификации останков членов экипажа? Заоблачный. Но эксперты РЦСМЭ справились и с этим. Такими работами можно гордиться.
Экспертов-генетиков из РЦСМЭ постоянно привлекают к работе в других странах. Так произошло и при идентификации жертв цунами 26 декабря 2004 года в Таиланде. Решено было идентифицировать всех погибших, а их было 6 тысяч. Это совершенно потрясающая история, потому что то цунами было едва ли не самым мощным за всю историю человечества.
Эпицентр находился где-то в Индийском океане, около Суматры. Сдвинулись земные пласты, провалилось дно океана. Это вызвало резкий динамический удар — и возникло цунами. Многие понятия не имеют о том, что это такое. Думают, что все взлетело до неба. На самом деле в эпицентре цунами никто его даже не заметил, только чуть-чуть тряхнуло, потому что волна была пологая. Подъем океана произошел на 1–2 метра с крыльями на несколько километров. А дальше волна распространяется как круг от брошенного камня и при этом движется во все стороны со скоростью 800 км в час. И самое страшное происходит тогда, когда такая волна приближается к берегу. За счет уменьшения глубины возникает сопротивление — и придонные слои не могут двигаться так же быстро, как верхние, они тормозятся о дно и поэтому отстают. А верхние несутся вперед. И тогда возникает горб. То есть это выглядит не как волна, а как подъем уровня пола. Вот берег, пляж — а вдалеке уровень океана на 10 метров выше. Это не волна, это надвигающийся слой воды. И то, что засняли камеры видеонаблюдения, выглядело неописуемо. Сначала произошел отток воды — и примерно на полкилометра обнажилось морское дно. И туда побежали люди и, конечно, дети — интересно же! А потом возник страшный гул — и стена воды полетела к берегу, теперь уже со скоростью самолета, 300 км в час. Люди побежали назад, но спасения уже не было — разве что взобраться на небоскреб. В нескольких прибрежных отелях, которые стояли на сваях, все было выбито до 5-го этажа, а наверху все уцелело, и там оказались люди, которые не знали, как оттуда спуститься.
Когда наши эксперты прилетели в Таиланд, их повезли в джунгли, километрах в трех от моря. И среди деревьев они увидели бронекатер охраны внука короля Таиланда. Наследный принц в это время катался на водных лыжах. Катер выбросило на несколько километров от берега в джунгли, вытащить его не смогли, оставили как музей. А наследный принц пропал, его так и не нашли.
Так вот на курортном острове Пхукет погибло 6 тысяч человек, по преимуществу иностранцы. Поэтому 37 стран создали консорциум по идентификации жертв цунами. И Россия приняла участие в этой работе, хотя россиян там было намного меньше, 10 человек. Консорциум с участием наших экспертов работал два года.
■ ■ ■
Блистательной работой экспертов РЦСМЭ называют в международном сообществе судебных медиков генетическое исследование останков Ясира Арафата.
Лидер Палестины умер в 2004 году. Его останки покоятся в мавзолее. Но несколько лет назад его вдова, Суха Арафат, обратилась к правительству страны с просьбой выяснить, не был ли ее муж отравлен.
Решили провести экспертизы. Правительство Палестины доверило эту работу экспертам трех стран: России, Франции и Швейцарии. Судебные медики эксгумировали тело, изъяли кости — теперь нужно было проводить экспертизу. Конечно, никто не сомневался в том, что это останки Арафата. Но нужна была гарантия того, что после путешествия в другую страну, в лаборатории, где проведут исследование, это по-прежнему будут останки Арафата.
Профессор Павел Иванов:
— Возникла обоюдоострая ситуация. Допустим, эксперты-токсикологи ничего не найдут, и тогда противники этой версии скажут, что это чужая кость — вот ничего и не обнаружили. А если найдут какую-нибудь отраву — скажут, что подобрали «нужную» кость и все обнаружили. Мы с этим столкнулись во время идентификации останков царской семьи, когда нам говорили, что мы понабрали музейных препаратов, а дальше все понятно. И вот теперь было предложено доказать, что объекты, доставленные в российскую лабораторию, — это объекты от останков Арафата.
Сложность состояла в том, что со дня смерти прошло более 8 лет, жаркий климат с большими суточными перепадами температур, неизвестное состояние почвы, и как со всем этим взаимодействовал биологический материал — неизвестно.
И главный вопрос: если мы установим комплекс признаков, с кем сравнивать? От самого человека заведомого образца нет. Есть дочь и жена, живут на Мальте. Здесь возникают дипломатические сложности. С этим мы столкнулись, когда идентифицировали останки жертв падения польского самолета, когда погибло 96 человек высшего политического руководства страны. И нам по тем же соображениям для идентификации не было представлено ни одного родственника — предоставили только личные вещи. Исследование в десять раз сложней, но зато не будет вопросов. А вопросы возникают часто…
Так вот российским экспертам дали разрешение изучить личные вещи Арафата из его резиденции Муката в Рамалле. Там все сохранилось так, как было при жизни Арафата.
Делались смывы с выключателей, с разных вещей и предметов, про которые его адъютант, а сейчас хранитель музея рассказывал, где он мог оставить следы. Например, про пульт телевизора экспертам сказали, что Арафат его не смотрел. А вот ношеные вещи, которые так любят эксперты из-за возможности обнаружить нужный биологический материал, например парадный мундир, арафатка, оказались подвергнуты химчистке. Казалось бы, все пропало. Ничего подобного. Сделали смывы с вещей и установили, как говорят эксперты, полный генетический профиль. И это был чрезвычайно важный результат для криминалистики. Выяснилось, что с точки зрения исследования следов человека стирка вещи гораздо хуже химчистки. Вода, как прекрасный растворитель, вымывает из ткани одежды клетки, а химия, которая удаляет только жировые наложения, и гидрофобные агенты — плохой растворитель для клеток. И клетка с ДНК как бы припаивается к нитям ткани и так сохраняется.
И это оказался уникальный опыт, который ещё не был описан в мировой экспертной литературе.
■ ■ ■
10 июля 2006 года министр обороны России Сергей Иванов объявил о гибели Шамиля Басаева. Сообщали, что четыре боевика подорвались в автомобиле, начиненном взрывчаткой. Среди боевиков был и Басаев.
На счету Басаева самые чудовищные теракты. Этот человек был сама смерть. Поэтому всем было важно знать: а точно ли Басаев погиб? Ведь однажды его уже записали в мертвые, а он был тяжело ранен, потерял ногу, но выжил. И если после объявления о смерти он снова возникнет из небытия и потребует выкуп за очередного заложника — как быть? Надо знать правду.
Снаряжается специальная группа, находят останки четырех человек. Действительно, взорвался автомобиль, и там мало что осталось. Разыскные службы представили экспертам биологический материал от родственников Басаева. И вот эксперты говорят: среди предоставленных нам образцов останков Басаева нет.
Снаряжают новую группу, которая находит еще несколько фрагментов тел погибших. И выясняется, что почти все они относятся к тем четверым, кого уже идентифицировали в первый раз. А несколько фрагментов относятся к пятому человеку. И вот они оказались останками Басаева. Тогда возник второй вопрос: что это за фрагменты? А может быть, его ранило, может, палец оторвало — с этим можно жить. А вот если это, например, фрагмент аорты, то — исключено.
И вот судебные медики РЦСМЭ установили, что это часть внутреннего органа, который так просто потерять нельзя, и жить без него невозможно.
Такая феноменальная работа стоит любой награды. Но людям, которые избрали такую профессию, награды дают редко. Тут награда — найденный ими ответ на вопрос, на который, казалось, не существует ответа.
Когда американские войска на востоке Афганистана с лупой прочесывали плато Тора-Бора в поисках Усамы бен Ладена, по сообщениям прессы, все участники этой операции должны были отделять у убитых боевиков фалангу пальца или мочку уха — чтобы понять, кто есть кто и пополнить базу специальных данных. Это целое направление — создание баз генетических данных для идентификации останков людей в случае военных конфликтов или событий, произошедших в условиях неочевидности.
■ ■ ■
У лаборатории колоссальный опыт работы с общественно значимыми делами. Можно сказать без преувеличения: последние несколько лет экспертизы по всем социально-чувствительным делам поручаются именно экспертам РЦСМЭ. И дело не только в уровне специалистов — думаю, он самый высокий в России. Дело в репутации, которая зарабатывается долго и трудно, а разрушается мгновенно и навсегда.
17 августа 2009 года произошла авария на Саяно-Шушенской ГЭС, которая является одной из трех самых больших ГЭС в мире и представляет собой уникальное сооружение. Высота плотины 242 метра — мало кто в состоянии представить, что это такое.
В результате аварии вырвало одну из турбин, которая весила в 7 раз больше Эйфелевой башни. То есть колоссальное давление воды, вместо того чтобы вращать турбину, вырвало ее. После этого весь машинный зал залило водой под давлением 25 атмосфер — под таким давлением разрушается бетон (для сравнения: в водопроводе давление в 2 атмосферы). В этот момент там находилась целая рабочая смена, 75 человек. Все погибли. И очень важно было установить личности всех погибших. Особо охраняемый объект: а вдруг там был террорист?
Когда взбунтовавшееся железо растащили, нужно было доставать тела погибших. И там, где не смогли откачать воду, использовали военных водолазов. Но такое светопреставление случается нечасто, поэтому не учли многих нюансов. Водолазы уже спустились на дно, и тут выяснилось, что в воду вылилось трансформаторное масло, а это работа для войск химзащиты. И у водолазов начали лопаться костюмы, пришлось спасать уже самих водолазов. Апокалиптическая картина. Ценой героических усилий всех погибших подняли наверх. И администрация, и водолазы, и эксперты были на пределе человеческих возможностей. А снаружи, вокруг заводоуправления, стояли родители, жены и дети погибших. И кто-то им сказал, что идентификацию тел можно провести за два дня. И вот они стояли и ждали. Понятно же, что людей было не вернуть, но каждый знает, что после смерти близкого человека буквально все имеет значение, и на то, чтобы ответить, что результатов генетической экспертизы придется ждать не один месяц, тоже требовалось мужество.
Все без исключения массовые исследования чрезвычайно сложные. Достаточно сказать, что приходится проводить множество перекрестных сравнений — на первом этапе работы возникает проблема неоднозначного соответствия, когда биологический материал подходит к разным родственникам, и нужно проводить более сложное изыскание. И если общество хочет получить достоверные результаты, не нужно ожидать, что все произойдет быстро. Ключевое слово здесь: достоверный.
■ ■ ■
Во время исследования останков жертв падения ростовского самолета, которое профессор Павел Иванов назвал наисложнейшим, следствие поставило перед экспертами вопрос: не было ли на борту кого-то, кто не указан в списке? Смысл понятен: этот кто-то мог быть террористом.
С одной стороны, это не взрыв башен-близнецов в Нью-Йорке, где погибло более 3000 человек, а идентификация 20 тысяч фрагментов погибших продолжается 15 лет и до сих пор не закончена: долг чести государства найти всех. В списке пассажиров ростовского самолета значились 62 человека. Но история приняла неожиданный оборот. Эксперты действительно обнаружили останки человека, которого не было в списке.
Провели ультрасложное исследование, и оказалось, что это останки родственника пассажиров самолета. Более того, это член семьи: женщина, ее муж и ребенок. И выяснилось, что это еще один ее ребенок. Но ребенок, который еще не родился — пассажирка была беременна.
Эксперты долго мучились: не является ли 63-й человек кем-то из пассажиров, а вдруг это фрагмент уже идентифицированных останков? И чтобы в этом разобраться, понадобилось очень много времени и тонких дополнительных экспериментов.
И тут я подхожу к главному. В случае спешки и при недобросовестном подходе к работе проще было приписать этот фрагмент кому-то уже установленному, например погибшему ребенку супругов. И когда все фрагменты будут захоронены, никто и никогда проверить этого уже не сможет.
Над каждым экспертом горит невидимое огненное слово: ответственность.
■ ■ ■
Ни мы, ни следователи, ни судьи не разбираются в генетике. Всем нам приходится доверять экспертам на слово. Но где же гарантия того, что это добросовестное слово?
Павел Иванов — создатель российского метода ДНК-идентификации и родоначальник самостоятельной криминалистической отрасли, молекулярно-генетической экспертизы.
С момента создания метода прошло 28 лет. И если вначале было ощущение, что он даст возможность избежать страшных судебных ошибок, сейчас профессор Иванов лучше кого бы то ни было понимает, что именно ДНК-идентификация — плодородное поле для всякого рода негодяев. Весь вопрос в добросовестности эксперта, а такого экзамена в вузах нет.
Павел Леонидович постоянно возвращается к 18 августа 2011 года, когда он выступил в Таганском суде Москвы во время слушания дела по обвинению Владимира Макарова в изнасиловании собственной дочери.
Экспертизу проводила Майя Исаенко из бюро СМЭ Департамента здравоохранения Москвы (больше она там не работает). Она не обнаружила сперму в вещдоках, однако пришла к выводу, что это всего-навсего говорит о ее низком содержании в объекте исследования. При этом осмотр ребенка несколькими специалистами Минздрава ни одного повреждения у ребенка не выявил.
Профессор Иванов и его коллеги провели вторую судебно-медицинскую генетическую экспертизу. Заключение экспертов РЦСМЭ исчерпывающе опровергло заключение Исаенко: сперму не нашли не только у ребенка, но и на ее нижнем белье — а ведь на этом упорно настаивало следствие. В этом заключении говорилось: «Присутствие генетического материала от Макарова В.В. исключается».
Павел Леонидович объяснил судье Таганского суда, что полученные экспертом Исаенко результаты непригодны для интерпретации. Он сказал, что своим ученикам демонстрирует подобное как образец неудачи. И вывод был взят из воздуха. И есть только два варианта: или эксперт не знает азбуки, или, если он специалист и делает подобные экспертизы, значит, он негодяй. Но Исаенко — ученица Иванова и защищала у него диссертацию. То есть инструментом владеет…
Никто на его выступление внимания не обратил, ведь экспертиза — доказательство, которое оценивается судом по его усмотрению. А судьи в тонкостях генетики не разбираются. И прокуроры тоже не разбираются. Прокурор перебил его и не дал Иванову назвать вещи своими именами. Он только сказал: странная история, эксперт говорит, что видела сперматозоиды, а вы говорите, что ничего не видно.
Ну и все. И на основании одних косвенных доказательств суд приговорил Макарова к 13 годам лишения свободы в колонии строгого режима. Вышестоящая судебная инстанция переквалифицировала обвинение с сексуального насилия на развратные действия и снизила срок до 5 лет. Здорово, конечно, но Иванов повторяет: осужден невиновный человек. А что может быть страшнее?
■ ■ ■
Даже мне, журналисту, попавшие в беду люди часто задают вопрос: а можно ли по останкам установить личность, если человек сгорел? Человек вроде бы летел в самолете, который загорелся и упал. Человека не нашли. Может, его там и не было? Вот на днях спрашивали: можно ли понять, что произошло с ребенком, над которым долго издевались, убили, а тело сожгли.
Профессор Павел Иванов:
— Есть множество ученых, которые с прошлого века изучали и изучают вопрос: как горит человеческое тело? И мы четко знаем, что в зависимости от температуры воздействия есть белое, серое и черное каление человеческой кости. Если нагреть кость до 100 градусов и прокипятить ее, глазом никаких изменений увидеть невозможно. А если вы видите, что она черная, это значит, что температура была не меньше 300 градусов. И есть работы, которые доказали: в таком случае органика уходит — все. Законы природы отменить нельзя. Остается одна минеральная составляющая. Тем не менее многие говорят: есть же шанс, что чуть-чуть сохраняется… Конечно, весь вопрос только в том, что именно. Нам-то ведь важно не сохранение белка или нуклеиновой кислоты как химического вещества, оно какое-то время, может, выдержит даже 400 градусов. Но мы-то работаем на уровне биополимеров, очень тонкой верхней структуры. Нам нужно, чтобы сохранилась не сама молекула, а ее информативная для эксперта структура, такая нитка, которая должна сохранять свою длину, там должны правильно образовываться внутренние связи — и только в этом случае она несет в себе индивидуализирующие признаки, то есть уникальную информацию. А она может эту информацию потерять уже при 100 градусах горения.
— Павел Леонидович, весь ужас состоит в том, что к услугам родственников погибших или следователей, которым нужно как можно быстрей завершить расследование (особенно если оно резонансное), всегда есть недобросовестный эксперт. И он говорит: они не нашли, а мы найдем. И обязательно найдет — дело лишь в цене вопроса. И при определенных обстоятельствах такое выгодное заключение может взять верх над настоящим, но следствие и суд все устраивает — и точка.
— Когда мы начинали работать над останками царской семьи, нас не ограничивали во времени, это было во всех смыслах историческое дело. И там с одним объектом можно было возиться и год, и больше, и подбирать разные условия — что получится? А в сложных уголовных делах, когда мы проводим экспертизу, мы не имеем права применять экспериментальные, до конца непроверенные методы. Если ты эксперт, закон требует: проведи исследование и на его основании сделай вывод. Мы проводим исследование и не всегда получаем исчерпывающий ответ. Но здесь есть принцип разумной достаточности: если у вас есть сто обугленных останков и вы знаете, что по всем данным ни из одного такого фрагмента никогда ничего достоверно не получалось — значит, нет смысла все это делать.
Хочется, чтобы люди понимали: один господь бог обладает всемогуществом. Мы не обладаем. И если объект в таком состоянии, что в нем не осталось органической составляющей из-за воздействия высокой температуры, пламени, химических веществ, — сделать ничего нельзя. Объект потерял свои индивидуализирующие признаки. Он стал неотличим от любого другого подобного объекта. Осталась только форма, нужное нам содержание ушло. И все.
■ ■ ■
Обычная экспертиза — это профессионализм.
Сложная экспертиза — это наука на грани искусства.
Сейчас очень сложное время. Такое, когда не только обычным гражданам, но и представителям правоохранительных органов хочется верить в помощь потусторонних сил. Вот почему таким бешеным спросом пользуются все эти ТВ-передачи с воскрешениями в прямом эфире, сериалы о сыщиках, которые в одиночку находят преступников, и экспертах, которые за час в тихом углу проводят любые экспертизы.
Сегодня, в начале ХХI века, оборудование современной экспертной лаборатории, которая проводит генетическую идентификацию, стоит миллионы долларов. И каждый день в мире появляются новые приборы и реактивы. Поэтому стоит помнить, что на улице Кощея Бессмертного, в угловом доме, в офисе 66 на коленке делают не экспертизы, а деньги.
Не нужно верить людям, у которых на все есть ответ. Таких людей не существует. На вопрос, кто живет в квартире, ответить может только тот, кто в ней живет. И если в ситуации со всеми неизвестными вы нашли организацию, которая гарантирует ответ на любой вопрос, — бегите не оборачиваясь. Идите туда, где отвечают: мы попробуем.
Потому что вместе со стремительным развитием экспертных возможностей неуклонно увеличивается количество подонков, киллеров от экспертизы. И не случайно, выступая на встрече экспертов в РЦСМЭ в феврале 2016 года, президент Северо-Западной ассоциации судмедэкспертов, профессор Вячеслав Попов сказал: «Мало иметь большие знания, надо иметь мудрость ими управлять».
Уважаемый профессор, вы сказали «мудрость», а хотели сказать «совесть»?