На прошлой неделе мне исполнилось 50 лет. Из них 17 с половиной лет я занимаюсь помощью сиротам.
Когда я начинал помогать сиротам в 1998 году (год дефолта, если кто забыл), конечно, ни о какой социальной адаптации сирот мысли и в голову не приходили. В детских домах была тотальная нищета, и задача была одна: обеспечить детей самым необходимым. В качестве самой первой помощи в самый первый детский дом я купил зимние ботинки. Было там примерно 80 детей, и завозить пришлось в два приема, так как одномоментно я это не мог осилить. Потом, когда через моего коллегу произошла утечка информации, и появились желающие помочь со стороны, мы стали закупать все прочее, по приоритету необходимости, — куртки, джемпера, джинсы, сумки и так далее, вплоть до носков и белья.
И такое происходило со всеми детскими домами, которых становилось все больше и больше.
Таким вот удовлетворением базовых потребностей в повседневной и теплой одежде, зимней и демисезонной обуви мы занимались потом еще 15 лет. Сегодня из списка материальной помощи я оставил только обувь, потому что обувь быстрее изнашивается, и в ней всегда есть нужда. Но в целом с одеждой и обувью, с бытовыми условиями в детских домах сегодня неплохо, иногда даже хорошо, а в отдельных детских домах, которым активно помогают какие-нибудь богатые организации, так вообще прекрасно.
Примерно к 2001 году мы уже понимали, что только материальная помощь — это путь в никуда. Нужно заниматься образованием детей, профессиональной ориентацией, трудовым воспитанием, социально-бытовой адаптацией.
Первые выпускники детских домов нами были трудоустроены уже в 2003 году. Опыт «первых ласточек» показал, что примерно половина из них испытывают большие трудности, так как не имеют представления о многих сторонах жизни, не готовы к работе в современных компаниях, не адаптированы к быту и жизни в большом городе.
Поэтому возникла идея привозить в Москву не сразу выпускников на постоянную работу, а воспитанников сиротских учреждений предвыпускного возраста на пробную «стажировку» на 2–3 недели, месяц.
Все это было трудно организовывать, потому что главной проблемой было жилье. Благодаря сотрудничеству с телеканалом мы кинули клич пенсионерам, многие из которых живут одни в больших квартирах и могут принять сирот у себя на 2–3 недели. Было немало откликов, и мы несколько групп устраивали таким образом. Группа состояла из трех человек — двух девочек и воспитателя.
Понятно, что ресурсные затраты были очень велики по сравнению с результатом. Хотелось, чтобы группы были больше. Для этого было нужно помещение, над покупкой которого мы задумались в кризис 2008 года, когда цены на недвижимость сильно упали.
К сожалению, тогда еще сделки с недвижимостью по безналу проходили очень редко, нам никто не хотел продавать за безналичный расчет.
В итоге мы все же решили эту проблему другим путем — путем аренды загородного дома.
Таким образом, за несколько лет возможность пройти курс трудовой, социальной и бытовой адаптации получили сотни сирот. Мы привозили группы по 6–8 детей, устраивали их на работу в государственные компании официально, они вели самостоятельно хозяйство — сами готовили себе еду, стирали, убирали и т.д. Сами распоряжались полученной заработной платой.
Собственно, мы дали стране хороший рецепт решения проблемы адаптации сирот к взрослой жизни и интеграции их в общество, но страна этим рецептом не спешит воспользоваться — на сирот по большому счету всем наплевать.
Чиновники областных департаментов образования, которые являются главными распорядителями сиротских судеб, занимаются в основном распилом на госзакупках для нужд детских домов и интернатов. Что будет с детдомовцами после выпуска, их не волнует. Они за это никакой ответственности не несут. Так построена вся система сиротских учреждений.
Поэтому на сегодняшний день самая лучшая социальная адаптация сирот — это устройство их в семью. В семье так или иначе ребенок вынужден адаптироваться. Главное, конечно, чтобы семья была нормальная.
Возможно, многие из вас удивятся, но в этой сфере последние годы произошел настоящий прорыв! Детей стали разбирать по семьям.
Причин здесь две.
Первая причина — «закон подлецов», который многие из вас знают под названием «закон Димы Яковлева», — закон, запрещающий международное усыновление.
Казалось бы, парадокс: запретили иностранное усыновление, а сирот в семьи стало уходить больше! Дело в том, что общество было так возмущено этим законом, что сверху было негласное указание соответствующим чиновникам всеми силами способствовать тому, чтобы российские граждане брали сирот в семью.
Наши россияне и раньше брали сирот на усыновление, под опеку и патронат в разы больше, чем иностранцы, но СМИ этот факт как-то игнорировали — вполне возможно, в результате лоббирования со стороны агентств по международному усыновлению, обороты которых на торговле только российскими детьми составляли около 300 миллионов долларов в год. Как только богатые американские покупатели детей ушли с российского рынка, для российских усыновителей открылись все «шлюзы».
Тут меня не нужно подозревать в оголтелом антиамериканизме: подавляющее большинство американских усыновителей — честнейшие, добропорядочнейшие, добрейшие люди, все делающие для усыновленных сирот, вне зависимости от их происхождения и цвета кожи. Негатив касается посредников, которые дерут с усыновителей по 30–60 тысяч долларов за ребенка. И эти посредники — американские агентства по усыновлению. Их почти всегда организуют наши, российские граждане, которые знают все коррупционные лазейки.
Вторая причина бума устройства сирот в семью — кризис. Многие люди, особенно в регионах, остались без работы, а приемным родителям платят деньги, которые, опять же по меркам регионов, очень неплохие.
В итоге детские дома в областях стали закрываться просто бешеными темпами, а оставшиеся — пустеть прямо на глазах!
В марте этого, 2016 года мы провели двухнедельную экспедицию по детским домам Рязанской, Тамбовской, Воронежской и Ростовской областей. Так вот, в Ростовской области в детских домах осталось по 6–7 детей!
Другой пример: в городе Рыбинске, с которого я начал помощь сиротам в 1998 году, до развала СССР был один детский дом. Потом, в бурные девяностые, появились постепенно, один за другим, еще 5 детских домов. Сегодня в Рыбинске опять один детский дом, и детей в нем в 2,5 раза меньше, чем в 1998 году, когда я стал ему помогать.
Судите сами: если в начале двухтысячных в стране было около миллиона сирот, большая часть из которых жила в сиротских учреждениях, то к сегодняшнему дню в детдомах и интернатах осталось 60 с небольшим тысяч детей, а почти полмиллиона устроено в семьи!
Таким образом, друзья, свет в конце тоннеля уже виден, и ясно, что, если мы не хотим передавать тяжкое бремя помощи сиротам по наследству своим детям и внукам, в ближайшие годы нужно поднапрячься и всеми силами стимулировать устройство сирот под опеку, патронат и на усыновление.
Тогда мы с вами доживем до того прекрасного времени, когда детских домов почти не останется. Но! Как я уже говорил, есть и новые вызовы.
Все мы видим, что у нас кризис. Исходя из этого, есть риск, что число сирот может и возрасти — ведь в детдомах у нас на 90% социальные сироты, то есть дети алкоголиков и наркоманов, которые в кризис деградируют быстрее, и дети становятся безнадзорными и беспризорными.
Но тут есть лазейка — государству выгоднее отдавать сирот в семью, даже если оно платит приемной семье деньги: сумма выплат приемной семье в 3–5 раз меньше, чем стоимость содержания сироты в детском доме или интернате. Так что семейные формы устройства сирот — не только самые лучшие для ребенка, но и самые лучшие для бюджета.
Но, к сожалению, наряду с этими позитивными новостями есть и новости погрустнее.
Я случайно обнаружил, что в России каждый год гибнет около 12 000 детей. Гибнет не от тяжелых, неизлечимых болезней, а от побоев, жестокого обращения, несчастных случаев, в результате безнадзорности и беспризорности.
Это ужасающее число отражает поистине жуткий социальный катаклизм.
Когда я начал заниматься помощью сиротам, я вынужден был разрываться между медициной, то есть помощью больным, и нашим благотворительным проектом — помощью сиротам.
Так вот, помощь детям-сиротам, помощь тем детям, которые входят в группу риска, в группу детей, рискующих войти в число тех 10–12 тысяч, гибнущих каждый год, — это тоже служение спасению.
Такие показатели смертности — это настоящая эпидемия, просто не инфекционная, а социальная.
Это в некотором роде тоже медицинская проблема.
Потому что здоровье — это состояние полного физического, психического и социального благополучия. И вот социальное неблагополучие среды и губит тысячи детских жизней.
Это вызов, мимо которого невозможно пройти.