— Александр Иванович, итак, 39 лет назад...
— 39 лет назад мама принесла мне объявление, что Алма-Атинский аэроклуб набирает желающих заниматься парашютным спортом. Я побежал, записался в крайнюю группу. Ходил на вечерние занятия два раза в неделю, потому что мы все где-то учились, кто-то где-то работал… Самое смешное, Вань, что меня не взяли в первый год. И я пришел во второй раз.
— Второй шанс давали?
— Чем отличалась система — тем, что если тебя не взяли в первый раз, то ты мог прийти попробовать еще. И вот когда на второй год я пришел снова, инструкторы меня спросили: а как же мы тебя раньше не заметили? Я говорю: потому что я был скромным, но сделал правильный вывод. В жизни надо быть дерзким, немножко нахальным, чтобы тебя видели. Потому что если тебя не видно и ты с толпой сливаешься, то выбор всегда или в большинстве случаев — не в твою пользу. Везде нужны дерзкие.
— В какой момент вашей жизни парашютизм стал профессией?
— Когда в армию пошел. Потом — Центральный спортивный парашютный клуб, Воздушно-десантные войска…
Перед армией я два года прыгал и выполнил норматив кандидата в мастера спорта. На мастера мне чуть-чуть не хватило. И попал в стройбат. Я перед медкомиссией покупался в речке, и у меня в ушке захлюпало. И меня сразу забраковали как спортсмена. Я об этом поздно узнал. Ну и ладно, говорю, поедем в Москву! Москва — все-таки столица. Там письма будут быстрее ходить из одного департамента в другой. Опять же ребята — спортсмены опытные — посоветовали: «Езжай, там быстрее правды добьешься!»
Ну, я приехал в Москву и там сразу начал писать. В первый же день в части я поднялся в Ленинскую комнату, нашел журнал «Советский воин» и написал им письмо, где рассказал свою ситуацию. Оттуда прислали: «Мы твою тему поняли, но помочь ничем не можем. Вот тебе адрес Воздушно-десантных войск, штаб ВДВ. Пиши туда».
Я написал первое письмо — заместителю командующего, и пришел ответ: «Спортивные команды укомплектованы, спортсмены не нужны». Просто никто не хотел связываться, как всегда. Но не на того напали! Я опять написал: «Согласен служить просто десантником! Дайте автомат, берет! Это мечта детства, через нее перешагнуть трудно!» Ну а мне приходит: «Из одного рода войск в другой не переводим!» Я говорю: «Как же так?! Я же знаю, что переводят!» Я третье письмо пишу уже командующему ВДВ, эмоциональное. После такого уж точно должны были перевести из Москвы. Не знаю, в ВДВ или еще куда…
Но недели через две пришло распоряжение: «Отправить военного строителя рядового Мерца на аттестацию». А через несколько недель приходит приказ — меня вызывают в часть и говорят: «Пришел перевод. Давай собирайся, езжай». Я говорю «А куда?..»
— Ключевой вопрос после оживленной переписки...
— Да-да! В Одесскую область, в Болград, в ВДВ. Там и началась моя спортивная эпопея. Меня сразу напрямую в спортивную команду отправили. В отдельный батальон десантного обеспечения. Полтора года служил в ВДВ. За полгода я, как всегда, зарекомендовал себя. Прорвался вверх — и уже в крайний год в спортивной команде был старшим среди солдат. Так получилось. Везде я на главенствующих ролях…
— Выполнили мастера спорта?
— Выполнил мастера спорта. Наш батальон получил максимальную оценку во всем ВДВ и за счет моего выполнения мастера спорта был лучшим в ВДВ по спорту.
С 1982 года я перешел на сверхсрочную. Выступал за ВДВ. Боролся там за призы, защищал честь. И потихонечку меня начали привлекать в сборную.
В 1985 году сборная СССР выехала в Югославию. Но это была вообще первая наша поездка за рубеж. Туда приехали, посмотрели, как люди работают. Обратно уже вернулись с багажом знаний, который дал необходимый толчок. А в 1987 году, на чемпионате мира в Бразилии, мы уже третьими были. Американцы нас уже тогда начали побаиваться. Но в первый раз чемпионами мы стали только в 2001 году.
Тогда, в 2001-м, было очень много нюансов, коллизий, и мы перед крайним прыжком проигрывали американцам три фигуры. И вот тут нам Господь помог. Как говорится, во все времена он помогает сильным и тем, кто хочет победить. Мы прыгаем — строим 23 фигуры. Судьи нам отсуживают этот результат. Вывешивают. У нас уже ничего отнять нельзя. Наш результат известен. Идут американцы после нас, прыгают — и строят всего 19 фигур. Им не прибавишь. А у нас — уже нельзя отнять. И вот на этом мы стали чемпионами мира. Это было в Испании, на первых Воздушных играх, в Сьерра-Неваде.
— По поводу советских рекордов. Ведь все, что сейчас делают, делали уже тогда...
— Да. Энтузиасты всегда и во все времена есть. Невзирая на трудности, наши ребята пробивали каждый на своем месте. Большое спасибо тем, которые были при погонах и могли как-то помогать. Они подключали военную технику. Первые рекорды — сорок пять человек, шестьдесят, восемьдесят…
Высотные прыжки — это вообще отдельная тема. С двадцати пяти километров ребята прыгали! У того, кто раскрывался на высоте, дырка в скафандре была, и он умер. Тот же, кто был в свободном падении, — раскрылся, остался жив. Люди на Памир, на горы прыгали. При том уровне техники, которая на тот момент была, это вообще — «безумству храбрых поем мы песню»! Там такие ветра, а люди — на таких парашютах! Это чудо, что вообще кто-то выжил.
— Александр Иванович, по поводу экстрима и соотношения разумного риска... Есть такая грань, которую пересекать либо нежелательно, либо надо предельно осторожно?
— В этой жизни всегда есть линии, которые предопределяют, что если ты шагаешь за них, то, значит, будь готов к тому, что с тобой произойдет очень страшное. Ты можешь умереть. Поэтому все эти экстримные дела — они, конечно, прекрасны в своих эмоциях, но люди должны быть очень хорошо подготовлены, сильно мотивированы, и у них должно быть безумное желание жить. Прежде всего — чтобы всем этим заниматься. И потом, там линии настолько близко между жизнью и смертью, что можно легко не заметить, как уже перешел…
— А фактор чистого везения-невезения?
— Ну, есть такое понятие в жизни, что если ты родился счастливым, то тебя хоть откуда скидывай — все равно что-то случится, и Господь тут подушку подстелет, там что-то отведет… Это есть в жизни. Но надо всегда рассчитывать на чистый профессиональный уровень. Чем ты лучше готов, чем холоднее твой рассудок — и в итоге тем дольше ты живешь.
Возникает и адреналиновая зависимость. Потому что в основе у нас, как и у любого хобби, — любовь. Если ты этим не занимаешься, то у тебя начинаются ломки. Потому что парашютизм украшает твою жизнь. Он добавляет тебе эмоций. Он стимулирует тебя на дальнейшее развитие. Он просто тебя подхлестывает жить!
— А что вы думаете по поводу американского прыжка без парашюта, который сейчас наделал много шума?
— Ну, история знает примеры, когда летчик выпрыгнул из самолета и не разбился, упав в сугроб. Вообще, когда человеку становится скучно, он делает что-то такое невообразимое. Как профессионал он рассчитал все абсолютно точно. Но элементарно мог промахнуться мимо сетки или попасть в нее не плоско, а, допустим, головой. И все…
— Какими людьми становятся после занятий парашютным спортом? Через вас множество студентов прошло...
— Люди менялись в лучшую сторону, становились свободнее, раскованнее… Но это не тот фактор, что если человек был гадом и начал прыгать с парашютом, то он станет хорошим. Это не так. Просто у каждого свое хобби, которое помогает человеку украшать свою жизнь. А у нас — очень сильное и красивое хобби.
— Сейчас коломенский клуб «Аэроград» — один из лучших в Европе и даже в мире. Как он выглядел после распада Советского Союза?
— Как и везде: Ан-2 и прыжки с 800 и 1000 метров. Когда Роман Леднев (основатель и руководитель клуба. — Прим. авт.) приехал — он до этого побывал в Америке и посмотрел, как там идет развитие. Роман Валерьевич сказал: «Давайте сделаем конфетку, которая будет не хуже американской!» — и пока у него, я считаю, получается.
— А наши ребята, которые сейчас берут призы, — они ведь тогда начинали заниматься, в 2000-е годы. Им удавалось заниматься при поддержке государства?
— Нет, это уже все. Как только развалили Советский Союз, ДОСААФ перестал заниматься благотворительностью. Единственное, что можно было, — это по разнарядке от военкомата попасть в группу тех, кто готовится в ВДВ, и совершить три прыжка, но не больше.
— То есть они стали чемпионами за свой счет?
— Да, но это — мировая практика. Весь мир так делает. В Америке тоже, чтобы получить грант и начать заниматься на высшем уровне, ты сперва вкладываешь в себя деньги, учишься прыгать и совершенствуешься.
— То есть вам тогда, когда вы брали призы, удалось найти спонсоров, увидевших в вас потенциал?
— Да, они реально помогли и поддержали. Даже сейчас спонсоры двигают наш спорт, потому что федерации на всех не хватит. Федерация не может даже банально содержать сборную. К примеру, сборная во Франции — на полном обеспечении: человек прыгает, живет, деньги получает и целиком себя посвящает спорту. То есть спорт — профессиональный. А у нас все наоборот. Если ты нашел себе спонсора, то, значит, будешь жить и заниматься любимым делом. Если же ты со спонсором не работаешь, то у тебя развиваться шансов нет.
— Молодых ребят к вам много приходит заниматься?
— У нас сейчас «молодые» — понятие относительное. Чтобы дорасти до спорта, надо начать в 16 лет. Но если ты начинаешь в 30, то тоже можешь прорваться. Просто ты должен быть очень нацелен, и должна быть материальная база. При этом не должно быть никаких физических недостатков, то есть просто физкультурник, поразительные данные. Тогда — может пойти.
Вообще, ребята есть всегда. Были у нас годы, когда был бум хороший. Но тогда в стране и обстановка была другая. Люди не боялись тратить деньги. Они знали, что завтра их снова заработают. Сейчас же — общая неуверенность: люди вообще не знают, что будет завтра.
— То есть парашютизм как профессиональный спорт — это дорогое занятие, которое должно поддерживаться государством?
— Однозначно все сборные России должны получать реальную поддержку от государства — тогда у нас будет спорт высшей категории. Который будет позволять всегда нашему знамени плескаться там, наверху. А не где-то в задних рядах при награждении чемпионов.
— В определенные годы военные были хорошим подспорьем...
— В советское время были очень сильные парашютные команды в каждой воинской части, где была специфика работы с парашютами. Что в Воздушно-десантных войсках, что в ВВС. Поэтому были очень сильные ведомственные чемпионаты. Сейчас понемножку все начинает возвращаться, но военных спортсменов по-прежнему очень мало. Чтобы иметь сильный состав спортсменов-военнослужащих, нужно, чтобы в дивизиях были спортсмены и после сита и на основании отбора в сборную попадали те люди, которые достойны. То есть пирамида. И ее нижнее основание должно быть большим, широким. Чем больше нижнее основание, тем пик острее и выше.
— Но это, конечно, требует больших вложений...
— Правильно, это все должно быть. Как говорится, если ты в армии, то финансируешь. В этом отношении мне всегда нравится отношение к Golden Knights в Америке. Спортивная военная команда, которая подтверждает делом, что государство не зря тратит на них деньги, и они всегда на пике. А у нас такого пока, увы, нет.
Раньше это был Центральный спортивный парашютный клуб. Очень достойный клуб, но сейчас там, после всех этих перестроек, хуже все стало, они занимаются выживанием. Самое плохое — то, что у нас нет притока молодых ребят. Чтобы в армии были спортсмены, нужно, чтобы в ДОСААФе люди прыгали. И прыгали не тогда, когда заработают денег, а когда мальчику 14 лет и он имеет здоровое желание. И чтобы эти мальчики попадали под государственную поддержку. Тогда у нас снова будет самый сильный парашютный спорт в мире.
— Александр Иванович, у вас уже под тридцать тысяч прыжков, наверное?
— Нет, двадцать пять тысяч шестьсот пятьдесят.
— А есть, по тем или иным причинам, самый запоминающийся прыжок?
— Да они все такие разные! Разные мгновения, которые после эмоций мозг запечатлел: «Вот это — великолепно!» — и ты дальше идешь. Потому что стоять «в великолепии» в нашей жизни нельзя, нужно постоянно двигаться. Потому что если ты встал, ты счастлив, то ты остановился. А жизнь-то пошла дальше. Нельзя останавливаться! Надо просто отмечать маркером: «Вот это — великолепно», «Вот это — прекрасно», «Вот это — хорошо», но при этом всегда двигаться.
— Что такое двадцать пять тысяч шестьсот пятьдесят прыжков? Кому-то даже представить сложно…
— Нет, бывает и больше. Спасибо всем, кто помогал мне в этой жизни. Всегда хочу большое спасибо сказать Алма-Атинскому аэроклубу, где я провел два года до армии. Там я впервые понял, что такое небо и как просто жить счастливо. Потом в армии служил в дивизии. Я занимался любимым делом. Меня окружали нормальные люди. Большое спасибо всем наставникам. Я могу их перечислять бесконечно. Их много, с кем я сталкивался… Не буду никого выделять — просто скажу: всем спасибо большое за то, что они были и есть на моем пути.
В ЦСПК служил. Большое спасибо. Большое спасибо, конечно, Роману Ледневу за то, что я здесь, и я здесь прыгаю (в коломенском «Аэрограде». — Прим. авт.).
Особые слова хочу сказать в этот день в адрес Воздушно-десантных войск. То, что пацанов с детства подстегивают быть защитниками Родины, — это правильно. Я считаю, что если мальчик видит десантника во всем красивом, видит, как он с парашютом прыгает, — это пацана делает мужчиной. Он видит и впитывает образец мужского достоинства. Поэтому правильно у нас ведется политика, что десантник должен быть образцом, если он десантник. Значит, в любое пекло парень зайдет и спасет мир.
Всех десантников — с нашим Днем! Он действительно вошел в историю Советского Союза и России. Это — наш День, и пускай у нас немало негативного в этот день происходит, но самое главное и прекрасное — это то, что все мы есть. И если Родина позовет, то мы встанем и пойдем!