Лесные байки курганского егеря
38-летний Яков Березин немного подавлен, растерян, но даже в этом состоянии нельзя не разглядеть в нем доброго, веселого парня. Таких только на селе сейчас и встретишь. Яков, кстати, родился в деревне Лебяжье Частоозерского района. Отец работал сначала егерем, потом охотоведом, мать — преподавательница в музыкальной школе (учит детей играть на фортепьяно и ведет хоровое пение).
— С трех лет отец брал меня с собой в лес, — рассказывает Яков. — Сам охотился, а я наблюдал. В седьмом классе я уже точно знал, что выучусь на охотоведа. Мама смирилась с тем, что меня манит не простая музыка, а звуки леса. Я так и не выучил ни одной мелодии на фортепьяно, но мог различить по крикам любую птицу, знал повадки зверя, умел по следам определять, как живут лесные жители и чем они занимаются…
Уже в 14 лет Яков стал полноценным работником местного охотничьего хозяйства, ему выдали охотничий билет, на основании которого получил разрешение на добычу водоплавающей дичи и ондатры. А когда получил право на нарезное оружие, охотился уже на серьезного зверя. Правда, вскоре случилась оказия: на юношу обиделись работники местного охотхозяйства. Эта история как нельзя лучше описывает характер Якова.
А произошло вот что: штатные работники выбили себе промысловые лицензии, чтобы обеспечить свои небогатые семьи мясом. Яков в числе других должен был добывать для них крупного зверя, но... отказался стрелять во взрослых косуль. Он знал: у них вероятность выжить в зиму больше, чем у сеголетков. А раз выживут — значит, дадут потомство.
— Я не стал их убивать, — говорит Яков. — В итоге мяса работники получили в ту зиму меньше, чем планировали, и винили в этом меня. У меня нет азарта охотника, я не чувствую адреналина от убийства зверя. Я всегда думал о том, что надо воссоздавать поголовье, чтобы все это нашим детям осталось. И этим правилом (не добывать тех, кто может перезимовать и принести потомство) я потом всю жизнь руководствовался. Именно поэтому количество зверя в нашем лесу выросло в десятки раз.
Но, прежде чем стать охотоведом, Яков окончил сельскохозяйственный институт и отслужил в армии. Ну а потом по разнарядке попал на работу охотоведом в леса Курганской области.
Охотничьих баек он мог бы рассказать вам сотни. Он — лесной человек, этим жил и живет. Он и про зверей говорит так, будто про людей.
— Медведь — как человек, — уверяет Яков. — Точно вам говорю! Он грамотный, умный. Я когда встречаюсь с ним в лесу, всегда стараюсь пообщаться. На расстоянии, конечно. Однажды ко мне из леса выкатились два медвежонка, играться хотели. Но мама не заставила себя долго ждать. Так что еле ноги унес…
Одно время Яков стал почти знаменитостью среди егерей, потому что ездил охранять лесные дали вместе с… 11-месячной дочуркой. Так жизненная ситуация сложилась, что выбора не было, вот он и брал ее с собой. Но в ту пору охотники совсем другие были: завидев его «уазик», не пытались палить в него из-за кустов.
— Они документы не столько мне, сколько дочке показывали, — вспоминает Яков. — Расплывались в улыбке. Она глазищами хлопает, они хохочут! Все было запросто, по-человечески. Я всегда при задержании нарушителей правил охоты относился к ним уважительно и при привлечении их к ответственности объяснял людям, что есть масса законных способов как в получении разрешений на право охоты, так и осуществления самой охоты. В большинстве случаев они меня понимали и отказывались от браконьерства. Потом даже сами активно принимали участие в воспроизводстве охотничьих ресурсов, заключали договора о содействии, сеяли кормовые поля для зверя, помогали в охране… Местные жители ведь берут зверя для себя, чтобы прожить. Я знаю людей, для которых охота — все и у которых это не отобрать. Вот у меня два охотника, которым по 88 лет (один из них — Василий Макарович — во время войны отстреливал лосей, и мясо отправляли на фронт). Их не переубедить ничем — хоть как их накажу, они все равно пойдут в лес. Так что я им предоставлял возможность охотиться легально. Лес — он ведь свои правила устанавливает…
Убийство «из-под фар»
Но если с местным населением Яков общий язык всегда находил, то с иногородними диалог шел плохо. А с 2008 года охотничье хозяйство было поделено на участки, которые отдавались в аренду охотпользователям, а уже те продавали коммерческие лицензии на отстрел сохатого и прочего зверя охотникам других регионов.
— За последнее время благодаря Березину зверя снова много стало, — рассказывает местный охотник Иван. — Поголовье кабана с 70 до 2000 выросло, косуль — с 400 до 6000. Ну и, соответственно, лицензий стали больше давать на их отстрел. Вот приезжие и понаехали. И не сразу разберешь, где порядочный охотник, а где — с браконьерскими замашками…
Основная работа егерей и охотоведов приходится на ночное время суток. Охота ночью, «из-под фар», запрещена. Но именно так любят добывать зверя люди, имеющие серьезный финансовый и административный ресурс. У них для этого есть высокопроходимая техника, тепловизоры, ночные прицелы и другое дорогостоящее оборудование, которое местные даже в глаза не видели.
— Они сначала вообще ничего не боялись, — рассказывает Яков. — На мои просьбы предъявить документы — сквернословили, грозились уволить, «разобрать на запчасти»… Потом ситуация стабилизировалась, и охота «из-под фар» как нарушение стала встречаться гораздо реже. А я в тот период больше сил бросил на борьбу с браконьерами, которые в профессиональные группы собирались и охотились не из азарта, а из чисто коммерческих целей. Это настоящие ОПГ были. Мясо диких животных заготавливалось на продажу, также продавали его в придорожных кафе…
В среднем в год Яков подавал материалы по 50–60 нарушителям. Заводились уголовные дела, кого-то в итоге даже привлекали к уголовной ответственности.
Роковой для охотинспектора стала история, которая случилась в конце марта 2013 года. Местные охотники сообщили Якову, что преступники (а охотиться в этот период — уголовно наказуемое преступление) нещадно стреляют лосей. Березин нашел следы, гильзы, кровь, останки животных, сфотографировал все это и, как полагается, сообщил в полицию. Но там расследовать дело не спешили. Яков догадывался почему: в числе браконьеров, скорее всего, были высокопоставленные сотрудники правоохранительных органов. Он также установил, что приезжали они на базу к некоему Авилову (потом он будет проходить в деле против Березина свидетелем обвинения).
— А к его товарищу Чередову (в деле он потерпевший. — Авт.) ездили в том числе прокурорские чины города Тюмени, — рассказывает Яков. — И поохоться, и вопросы свои порешать. Много на его базе тусовалось бизнесменов, чиновников… Я часто задерживал друзей Чередова, они возмущались тем, что он не может со мной договориться. Все это на его имидже плохо сказывалось, ведь он не мог им гарантировать провоз продукции, которую они незаконно добывают (того количества по лицензии, которое ему выделялось, им не хватало, так что они прибегали к незаконным способам).
Ну а история с лосями (кстати, браконьерами было убито восемь особей плюс одна косуля) в итоге под давлением Якова все же закончилась возбуждением уголовного дела.
И тут началось самое интересное: охотинспектора в сентябре 2013 года арестовывают по подозрению во взяточничестве и сразу же заключают под стражу в СИЗО! Следователь предлагает Березину во всем сознаться или дать показания на кого-то из своих коллег или руководства, но разговора не получилось. В октябре 2013 года Якова освобождают: суд указал на незаконность и необоснованность ареста. Следователь «добровольно» уволился (слишком много нарушений было на его счету).
Но на этом злосчастия самого Якова, увы, не закончились. Версия следствия о получении взятки в виде импортного снегохода вылилась в обвинительный приговор, а в основу обвинения легли показания бывших браконьеров…
— Оказалось, что заместителем прокурора района является мать супруги судьи, — вдыхает горько Яков. — А после прений сторон судья и свидетель обвинения уехали на совместный отдых за рубеж. По этому поводу я обратился в вышестоящие органы, но в результате получил лишь отписку.
Суд приговорил Якова Березина к 5 годам лишения свободы условно, штрафу в 1 миллион рублей с лишением права занимать государственные и муниципальные должности в течение трех лет. Яков остался с судимостью, без работы и без будущего.
Цена охоты
«А вдруг и правда взял?» — этот вопрос нас терзал совсем недолго. Стоило только поговорить с коллегами Якова, с местными жителями, с ним самим и заявителем-взяткодателем.
Владельцы баз с 2004 года заключали договора содействия с управлением охотничьего хозяйства, затем — с Россельхознадзором. На основании договоров представляли технику и горюче-смазочные материалы, сами активно участвовали в проведении биомероприятий, охраны на территории своих участков.
— Мы вместе проводили и проводим рейды, — рассказывает инспектор по надзору Департамента природных ресурсов Курганской области Алексей Саночкин. — Находим нарушителей, оформляем протоколы (они проходили как свидетели). В общем, нормальное взаимодействие с коллективами охотников. У самих инспекторов, как правило, нет транспорта. Ездили мы зимой на их снегоходах, летом — на предоставляемых для осуществления охранных мероприятий машинах, которые выделялись по договорам о содействии, заключенным с облохотуправлением, и нас, охотинспекторов, меньше всего интересовало, как они там значились. Снегоходов всегда несколько — и «Бомбардиры», и советские, типа «Тайга» и др. Внимания никто на них особого никогда не обращал — они то появляются, то пропадают. Если судить каждого егеря, который прокатился на чужом снегоходе, то ни одного на свободе не останется…
Тот самый снегоход, который Якову вменили во взятку, появился в декабре 2006 года. Коллеги говорят: «Мы даже толком и не помним, где он стоял. Ведь как бывает: едем в рейд, берем, доезжаем до дома какого-то охотника, там оставляем, а забирает снегоход уже кто-то другой. Сами охотники одной базы часто брали снегоходы друг друга, бросали — вечный круговорот».
Все профессиональное сообщество в шоке от обвинения, которое предъявили Якову Березину, который за 15 лет своей безупречной борьбы с браконьерами стал для всех примером.
«Мы, коллектив простых охотников Курганской области, возмущены обвинением Якова Березина и считаем, что это дело было сфабриковано по заказу браконьеров», — это строчки из открытого письма, под которым сотня (!) подписей с номерами охотничьих билетов (для достоверности).
Впервые за егеря заступилась целая армия… охотников. В письме много трогательных фраз — к примеру, таких: «В любой сезон, в любую погоду можно неожиданно встретить его в любом уголке охотничьих угодий».
— Он же фанат своей работы, — говорит местный охотник Вадим Петрович. — Вот вы можете представить: он 1 января в 8 утра едет в лес ловить браконьеров. Это каким надо быть чокнутым (в хорошем смысле)!
Охотники поднимают болезненную для них тему: когда большая часть охотничьих угодий была передана в частные руки, они едва не остались ни с чем.
— Лицензии у частников стоят дорого, нам не по карману, — объясняют охотники. — Конечно, мы понимаем, что частники, взявшие в аренду участки леса, вложили свои деньги и хотят поскорее их отбить, приглашая богатых и «полезных» охотников из больших городов, давая им в том числе покровительство и какие-то гарантии. Но что делать нам, не богатым и не полезным?.. Яков находил компромисс для нас, но не шел на поводу у частников. Что будет теперь в лесу без него? Мы надеемся, что Верховный суд отменит ему приговор.
На защиту инспектора встали коллеги по работе, которые направили коллективное обращение к Уполномоченному по правам человека РФ с требованием обратить внимание на уголовные преследования охотоведов.
Если бы случай с Березиным был первым... Но нет, таких десятки по всей стране, включая Подмосковье. Под носом у Министерства природных ресурсов в Зарайском районе Московской области охотинспектор Андрей Григорьев задержал в лесу браконьеров, которые его предупредили: «Сам сядешь». Так и вышло. Суд дал ему, правда, три года условно. Другой подмосковный охотинспектор, Александр Давыденко, задержал вип-охотников (топ-менеджеров госкорпораций и сотрудников МВД), в запрещенные сроки отстрелявших двух лосей, — в итоге сам получил статью. Во всех этих случаях охотинспекторы уволены с работы на основании судебных решений.
Просим считать публикацию официальным обращением в Генеральную прокуратуру РФ.