Те, кому довелось лично общаться со Сталиным, почти единодушно отмечают его обаяние. Кроме того, многие даже считали его красивым. «Вообще Сталин красивый был, — констатирует в своих воспоминаниях В.Молотов, бывший когда-то «человеком №2» в СССР. — Женщины должны были увлекаться им. Он имел успех…»
Иосиф Джугашвили с молодых лет не отличался пуританским нравом. И действительно имел успех у женщин. Когда об этом под конец жизни спросили Молотова, тот лишь улыбнулся: «Ну, было такое…»
А еще Вячеслав Михайлович вспоминал о том, как в 1912 году Иосиф — Коба, — сбежав в очередной раз из ссылки, поселился в Петербурге в одной с ним квартире и умудрился отбить у него, Молотова, девушку по имени Маруся.
Другой «заслуженный долгожитель Советского Союза», Лазарь Каганович, беседуя незадолго до своей смерти с журналистом Феликсом Чуевым, заявил: «А что, возможно, были какие-то привязанности у Сталина. У него жена умерла до революции. А на Надежде Сергеевне он женился в 1919 году. До 19-го года имел право любить кого угодно».
Да, эти годы — между смертью первой супруги, Екатерины Сванидзе, в 1909-м и женитьбой на Надежде Аллилуевой — будущий коммунистический самодержец прожил отнюдь не в монашеском воздержании. Подтверждением тому — немалое количество фактов.
В своем личном архиве Сталин хранил только документы, доступ к которым хотел ограничить или которые вызывали в нем какие-то никому не ведомые ассоциации и чувства. Среди бумаг там лежало и письмо от некоей М.Михайловской из Москвы. Судя по служебным отметкам на конверте, оно поступило в секретариат Сталина из НКВД в апреле 1938 года. Москвичка хлопотала о судьбе Прасковьи Михайловской, жены своего племянника. Она пропала средь бела дня в Москве, куда приехала из Саратовской области, чтобы исполнить завет недавно умершей матери: передать Сталину свои детские фотографии. «Я познакомилась с Пашей и ее матерью в первые годы революции, — написала отправительница письма. — Это была высокая, стройная красавица. На мой вопрос к ее матери, почему Паша такая черненькая, та ответила: отец ее грузин. «Но почему же вы живете одни?» На этот вопрос мать Паши ответила, что отец Паши посвятил себя служению народу и это Сталин».
Прасковья Михайловская исполнила завет матери и передала пакет с семейными фотореликвиями в секретариат, адресовав его лично генеральному секретарю партии. А вскоре она таинственным образом исчезла. «Ушла от меня в 10 утра и не вернулась», — пишет тетка. На имя Иосифа Виссарионовича приходили тысячи и тысячи писем, но почему-то именно это вождь сохранил в личном архиве среди наиболее важных и конфиденциальных бумаг. Значит, история с матерью Прасковьи Михайловской — правда? А доблестные органы, как только узнали о появлении этой девушки в Москве, постарались замести следы давнего грехопадения вождя и организовали исчезновение Паши.
В 1910 году Сталина отправили отбывать очередную ссылку в небольшой архангельский городок Сольвычегодск. Здесь он поселился в доме вдовы Матрены Кузаковой, имевшей пятерых детей от законного мужа. А через некоторое время к ним прибавился еще один — внебрачный, выделявшийся среди других кузаковских ребятишек черными как вороново крыло волосами. Его назвали Константином — Константином Степановичем Кузаковым. «Я не сразу спросил маму об отце, — вспоминал Кузаков. — Когда все же собрался с духом и спросил, правда ли то, что обо мне говорят, она ответила: «Ты — мой сын. Об остальном ни с кем никогда не говори!»
Сам «вождь народов» о той сольвычегодской истории не забыл и тайно поддерживал сына. Благодаря такой протекции паренек из Сольвычегодска дорос впоследствии до высоких должностей в аппарате ЦК ВКП(б). А когда над ним сгустились тучи, тот же Сталин вынес вердикт: «Для ареста Кузакова не вижу оснований!» Хотя Константин Степанович много раз видел своего великого отца вблизи, приблизиться и заговорить с ним так и не решился.
Зимой 1913-го Сталина арестовали в последний раз и снова отправили в ссылку — теперь в низовья Енисея, в глухой станок Курейку. Знавшая его там крестьянка Анфиса Тарасеева позднее высказалась откровенно: «До баб охоч был!» Когда в 1956 году Никита Хрущев начал «борьбу с культом личности и его последствиями», он поручил председателю КГБ И.Серову покопаться в прошлом грозного «вождя народов». Среди прочих фактов чекисты доложили: «По рассказу гражданки Перепрыгиной было установлено, что И.В.Сталин, находясь в Курейке и проживая там одно время в избе семьи Перепрыгиных, совратил ее в возрасте 14 лет и стал сожительствовать. В связи с этим И.В.Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней. И.В.Сталин дал слово жандарму Лалетину жениться на Перепрыгиной, когда она станет совершеннолетней. Как рассказывала в мае сего года Перепрыгина, у нее примерно в 1913 году родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр».
Конечно, обещания своего Коба не сдержал. После февральского переворота 1917-го он подался с берегов Енисея в революционный Петроград. А Лидия Перепрыгина вскоре вышла замуж за местного крестьянина Давыдова, усыновившего сталинского ребенка. Сам генсек в последующие годы никакого участия в судьбе этого своего сына не принимал.
Докладную записку из КГБ прочитали и завизировали члены Политбюро ЦК КПСС, но ни один из них даже на смертном одре словом не обмолвился об этом эпизоде биографии вождя. Ибо, как говорил Каганович, «личное не имеет общественного значения».
По-видимому, в первые годы после гибели своей второй жены, Надежды Аллилуевой, Сталин не оставлял намерений обзавестись новой супругой. Существует свидетельство известной певицы Большого театра Веры Давыдовой: «Сталин действительно делал мне предложение. Я отказала, сославшись на свой крепкий брак и свою к вождю верноподданническую любовь, несовместимую с бытовой любовью».
Других попыток связать себя узами Гименея Иосиф Виссарионович не предпринимал. Однако по-прежнему оставался неравнодушен к женскому полу. Как-то во время Великой Отечественной войны главный политкомиссар Красной Армии Мехлис спросил у Сталина: «Что будем делать? Один из маршалов чуть ли не ежедневно меняет своих «фронтовых жен»!» Верховный главнокомандующий помолчал, а потом усмехнулся: «Что будем делать? Завидовать будем!»
Никита Хрущев вспоминал: «После смерти Надежды Сергеевны я некоторое время встречал у Сталина молодую красивую женщину, типичную кавказку. Она старалась нам не встречаться на пути. Только глаза сверкнут, и сразу она пропадает. Потом мне сказали, что эта женщина — воспитательница Светланки. Но это продолжалось недолго, и она исчезла. По некоторым замечаниям Берии я понял, что это была его протеже. Ну, Берия, тот умел подбирать «воспитательниц»
Речь здесь идет об Александре Никашидзе, работавшей сестрой-хозяйкой в доме Сталина, которая имела звание сперва лейтенанта, а потом даже майора госбезопасности. Она не умела готовить, плохо говорила по-русски, но отменно следила за детьми и родственниками Сталина и закладывала их Берии.
На смену Сашеньке Никашидзе пришла Валентина Истомина. Молотов вспоминал: «Валентина Истомина — это уже на даче. Приносила посуду. А если была женой, кому какое дело?!»
Офицеру сталинской охраны она запомнилась «милой, обаятельной, невероятно стройной и опрятной женщиной, которая умела не только сохранять такт и аккуратность во всем, но притом еще и этические нормы поведения».
Именно Валентина Васильевна оказалась в момент смерти грозного вождя единственным человеком, который искренне горевал о случившемся.
Светлана Аллилуева вспоминала: «Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина — Валечка, как ее все звали, — экономка, работавшая у отца на этой даче лет восемнадцать. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей. Валечка за последние годы знала о нем куда больше и видела больше, чем я, жившая далеко и отчужденно. И до последних дней своих она будет убеждена, что не было на свете человека лучше, чем мой отец».