Итог конкурса на создание монумента жертвам политических репрессий подведен. Вместо запланированной даты — 30 октября — победителя почему-то объявили на месяц с лишним раньше. Им стал Георгий Франгулян. Почему произошла такая спешка — не могут объяснить даже операторы конкурса — представители Музея ГУЛАГа. Творческое состязание оказалось сложным переплетением проблем современной скульптуры, архитектуры, политики и истории. Вопросов при ближайшем рассмотрении, начиная с таинственного переноса дат завершения конкурса, возникает множество.
Во-первых, название. «Жертвам политических репрессий»… Абсолютно ни о чем. Все репрессии, в общем-то, политические. Где, когда, кем проводились? Американцы поступили честно и открыли в 2007 году в Вашингтоне памятник жертвам коммунизма — ясно и понятно. Была коммунистическая политика, и в память ее жертв в мировом масштабе в США и воздвигнут монумент. В России репрессии, а лучше сказать — террор, проводились не анонимно, а коммунистическими властями ради построения коммунизма. Но об этом — молчок. Представляете реакцию, если бы в Германии поставили памятник жертвам нацизма, назвав их «жертвами политических репрессий»?..
Во-вторых, место. Казалось бы — само собой разумеется поставить его на Лубянке. Но выбрали небольшую территорию где-то на Садовом кольце, в полутора километрах от зловещего здания бывшего КГБ и в двух километрах от Кремля. «С глаз долой — из сердца вон!» — как гласит русская пословица. В Берлине под мемориал памяти убитых евреев Европы выделили два гектара (!) сверхдорогущей земли в самом центре, в двух шагах от Рейхстага, за Бранденбургскими воротами…
В-третьих, как-то нелепо будет иметь в одном городе и памятник жертвам красного террора, и проспекты, названные в честь его организаторов и исполнителей. Впрочем, подобная абсурдность никого не удивляет: все привыкли к смешению несмешиваемого, к впихуемости невпихуемого.
В-четвертых, удручающее впечатление производят как вообще представленные на конкурс проекты, так и отобранные финалисты. Первая мысль, которая приходит в голову, — что они выполнены одним автором. Идет упорное продолжение церетелиевщины, помноженной на эпигонские попытки подражать западному не то авангардизму, не то деконструктивизму. То, что будет воздвигнуто по проекту Франгуляна — «Стена скорби», — увы, не отличается какими-то достоинствами: это все такой же соцреализм образца 1980-х в современном исполнении. Удачливый автор памятников Ельцину, Гайдару, Бабелю, Окуджаве вполне вписывается в рамки той парадигмы, в которой проводилось творческое состязание: свой, советский человек, который теперь советчину и осуждает. Понимание сливок московской интеллигенции — вчерашних комсомольцев или детей комсомольцев — гарантировано.
Справедливости ради надо сказать, что монументальная скульптура и архитектура в наше время переживают кризис. Добротные памятники героям остались в XIX столетии, когда они были адекватны мировоззрению и технологиям. Современной эпохе под стать нечто иное. Почему монумент на Поклонной горе не стал в наших глазах олицетворением памяти о войне? Да потому, что перед глазами имеются образы, созданные в 60–70-е годы, когда было живо поколение фронтовиков, и которые при всей своей советской безвкусице все-таки отражали умонастроения и чувства тех людей, — «Родина-Мать» и прочие. После 1991 года в России не создано ничего примечательного в области монументального жанра. Я не знаю ни одного памятника, достойного упоминания. Восстановление храма Христа Спасителя стало словно символом неспособности создать нечто новое.
Сейчас же мы живем в межеумочное, эклектичное время. Репрессии вроде бы надо осуждать, но делается это безо всякого живого чувства: прошло восемьдесят, а то и более лет — кому это надо и кто помнит? С советскими памятниками и идеологемами — то же самое. Их положено почитать, но тоже делается это не от души, почему и современные фильмы про войну (а они снимаются под советскую копирку) так вопиюще бездарны. Может быть, именно поэтому представленные на конкурс проекты так безлики и однообразны? И у художников нет языка, чтобы выразить непережитые и неосознаваемые народом чувства?
Да, монументальный жанр себя изжил: сегодня невозможно представить сооружение статуи Свободы или Эйфелевой башни — этих символов XIX века. Удивлять небоскребами высотой в километр — удел богатых арабских шейхов. Недаром американцы никак не могли решить, что воздвигнуть на месте трагедии 9/11. Необходимы прорывные решения. Мемориал жертвам Холокоста в Берлине стал событием за счет двух вещей: «организации» дыры в городском пространстве и необычного наполнения пустоты — с помощью 2700 бетонных блоков. Авторы памятника жертвам коммунизма в Вашингтоне (не шедевра!) не стали заморачиваться и просто воспроизвели богиню Свободы, которую воздвигли студенты на площади Тяньаньмэнь, — тоже достаточно оригинально и традиционно фигуративно. Даже Соловецкий камень на той же Лубянке кажется шедевром на фоне проектов монумента «Жертвам политических репрессий» — и символично, и лаконично. Правда, камень стыдливо запрятали куда-то вбок от центра площади, так что сколько я там ни проходил — ни разу его не замечал.
То же, что мы видим в проектных работах конкурса, лишено подлинной оригинальности: кто-то подражает берлинскому мемориалу, кто-то — Цадкину, кто-то — Неизвестному… Того, что составляет суть трагедии России в XX веке, — не нащупал никто. Не хватает то ли художественного воображения, то ли политической смелости.
В начале 1990-х, на волне кампании антикоммунизма, кое-где появились некие памятники «жертвам репрессий». В моей родной Туле, например, он находится в запущенном сквере напротив заброшенного оборонного завода, и вряд ли даже пять процентов туляков знают о его существовании. Памятник производит жалкое впечатление остатка кампанейщины, эдакой подачки реабилитированным. Боюсь, как бы и запланированный монумент не постигла подобная участь. В Берлине в первый же год памятник убитым евреям посетило три миллиона человек. Сомневаюсь, что в Москве туда придет и триста тысяч.
Конечно, после драки кулаками не машут. Тем более что драки, а точнее — бурного общественного обсуждения проектов монумента не было. Но тем не менее: «критикуешь — предлагай», как нас учили в пионерском детстве.
Предложить мне нечего: с художественной фантазией слабовато. Могу лишь поделиться одним соображением. В Восточной Европе с коммунизмом простились также без особенных художественных открытий. Подлинным памятником тому времени стали существующие, наверное, в каждой из столиц парки скульптур социалистического времени, свезенных туда с центральных площадей городов, — все эти ленины-марксы-готвальды. Освобожденные европейцы прошли через катарсис смехом. Уродливые истуканы лучше всяких мрачных аллегорий показывают подлинную суть пережитого народами и гарантируют невозвращение в прошлое.
В Москве есть парк «Музеон», но там советские скульптуры перемешаны с несоветскими. Художественной «свалки» монументов вождей у нас не появилось. А может быть, и в России она могла бы выполнить очистительную роль?..