Суд да дело
Одна из главных претензий заявителей по делу «Тагаева и другие против России» — «следствие так и не установило действительные обстоятельства смерти их родных и близких». До окончательного вердикта еще далеко, но уже в промежуточном решении ЕСПЧ видны большие сомнения судей в той версии событий, которую отстаивают российские власти. Констатируется, например, что «природа и происхождение» первых двух взрывов, ставших началом кровавой развязки, являются «спорными». Напомним, что 3 сентября 2004 года в промежутке между 13:03 и 13:05 спортзал бесланской школы №1, где находилось большинство из более тысячи захваченных в заложники людей, потрясли два взрыва. По официальной версии, изложенной, в частности, в приговоре Нурпаши Кулаеву, единственному из террористов захваченному живым, «неустановленный член банды, руководствуясь ранее разработанным планом, привел в действие... самодельные взрывные устройства».
Согласно же решению ЕСПЧ большинство адских машин, установленных террористами, остались после первых взрывов «неповрежденными». На их счет европейские судьи относят лишь третий взрыв, раздавшийся почти через полчаса после первых: «Представляется вероятным, что сработало одно из больших самодельных взрывных устройств». Причем сработало само по себе, будучи охвачено огнем: в это время в спортзале уже вовсю бушевал пожар, вызванный взрывами «спорного происхождения».
Впрочем, для самих заявителей — всего их около четырехсот — ситуация совершенно ясна. «Спортзал был обстрелян спецназом ФСБ из огнеметов и гранатометов», — уверена Элла Кесаева, представительница организации «Голос Беслана», одна из инициаторов подачи жалобы в ЕСПЧ. Приказ о нанесении огневого удара по спортзалу — а стало быть, фактически о начале штурма — был отдан, по ее версии, начальником Центра специального назначения ФСБ Александром Тихоновым. Причем операция, судя по всему, была санкционирована Москвой. «Я не уверен, что этот спор можно будет решить на уровне ЕСПЧ, — более осторожен в оценках юрист правозащитного центра «Мемориал» Кирилл Коротеев, представляющий интересы бесланцев в ЕСПЧ. — Хотя такой вопрос, конечно, тоже обязательно следует рассматривать. Но ситуация не ограничивается первыми взрывами. Это лишь один из большого количества элементов этого дела».
Юрист «Мемориала» указывает на то, что множество людей, переживших первые взрывы, погибло уже за пределами спортзала, в помещениях основного здания школы, куда их затем загнали террористы. И в то время, когда в этих помещениях находились заложники, по ним «наносились удары тяжелым оружием». Кстати, этот эпизод также нашел отражение в решении ЕСПЧ: «Как видно из многочисленных свидетельских показаний, после 2 часов пополудни танк с бортовым номером 320 въехал во двор школы и произвел несколько выстрелов по столовой...» Для справки: заложники находились в школе минимум до 6 вечера. Да и в охваченном огнем спортзале, по версии заявителей, тоже оставалось еще немало живых, которые по причине ранений и контузий не были в состоянии передвигаться. Однако помощи им оказано не было. «Два часа не предпринималось никаких мер по тушению пожара», — подчеркивает Коротеев. Примечательно, что причина смерти 116 заложников, обугленные тела которых были обнаружены в развалинах школы, была объявлена неустановленной. «То есть идея такая: раз не установлено, из-за чего погибли люди, значит, нет повода считать, что их смерть вызвана действиями или бездействием властей», — резюмирует Коротеев.
Бывшие заложники и родственники жертв обвиняют власти в том, что те: а) не предотвратили захват школы, хотя располагали оперативной информацией о выдвижении большой группы боевиков на территорию Северной Осетии и о возможном теракте в День знаний; б) принимая решение о штурме, действовали без оглядки на возможные негативные последствия для жизни людей, что проявилось, в частности, в использовании оружия неизбирательного действия (танковые орудия, огнеметы и гранатометы); в) не организовали надлежащего расследования обстоятельств трагедии.
По словам Коротеева, решение Страсбургского суда о приемлемости жалобы свидетельствует о том, что российским властям «не удалось доказать непричастность сил безопасности и правоохранительных органов к гибели заложников». У властей, конечно же, другое мнение на сей счет. Решение ЕСПЧ «не содержит выводов о нарушении властями Российской Федерации каких-либо статей Конвенции о защите прав человека», настаивают в российском Минюсте. «Рассмотрение существа жалоб будет произведено Европейским судом отдельно». Спорить с этим трудно: окончательный вердикт и впрямь не предопределен. Но тем интереснее взглянуть на то, с помощью каких аргументов атакуемая сторона пытается отбить натиск истцов.
Линия защиты
«Предотвратить или бескровно разрешить захват заложников невозможно», — заявил, выступая на судебных слушаниях в Страсбурге, уполномоченный России при ЕСПЧ, замминистра юстиции РФ Георгий Матюшкин. В подтверждение своих слов он не поленился привести длиннющий перечень терактов, случившихся в мире за последние 40 лет. А ведь в Беслане, по его словам, ситуация была еще более сложной: «Власти имели дело с вооруженным, хорошо обученным, многочисленным отрядом наемников, которому не составило большого труда успешно скрываться в лесах и горах Северного Кавказа, готовя террористическую акцию». Кроме того, правоохранительные органы не располагали точной информацией о времени и месте совершения теракта, подчеркивает Матюшкин. Приблизительные ориентировки не в счет. «А подобная неопределенность относительно потенциального объекта атаки, безусловно, делала невозможным его предотвращение», — резюмирует замминистра.
Что же касается событий 1–3 сентября, то на всех этапах развития кризиса действовали, если верить Матюшкину, не просто правомерно, а прямо-таки безупречно: «Оперативный штаб всячески старался организовать переговоры и добиться обеспечения хотя бы минимальных гуманитарных условий для заложников... Штурм в принципе не рассматривался в качестве допустимого варианта разрешения кризиса. И уж тем более никто не мог даже допустить мысли о том, чтобы открыть огонь из тяжелого вооружения по школе, полной захваченных детей... Взрыв в школе стал неожиданностью для всех... Применение силы, таким образом, было вынужденной мерой после того, как ситуация стала критической. У властей не было выбора, и подразделениям Вооруженных сил пришлось вступить в бой, чтобы спасти оставшихся в живых заложников». Наконец, нет каких-либо оснований упрекать и российских следователей и судей: «Внутригосударственное судопроизводство по данному делу было проведено самым эффективным образом».
Правда, фактов, подтверждающих эти бодрые тезисы, Матюшкин не привел: все доказательства, мол, содержатся в документах, присланных в ЕСПЧ из Москвы. Центральное место среди них занимают материалы так называемого «национального дела» — то есть уголовного дела №20/849, возбужденного по факту захвата заложников еще 1 сентября 2004-го. Что любопытно: несмотря на то что прошло уже 11 лет, оно до сих пор не закрыто. По словам Матюшкина, это связано с тем, что до сих пор не установлены личности шести террористов. По данным юриста «Мемориала», в настоящее время дело «неактивно»: «Расследование то приостанавливается, то возобновляется. Но даже в моменты возобновления ничего серьезного там не происходит».
Долгое время потерпевшие были лишены доступа к тайнам следствия, но после того, как российские власти начали отвечать на вопросы европейских судей, эта проблема в значительной мере решена: заявители и их юристы смогли ознакомиться со многими подробностями дела №20/849. «Это большое и интересное чтение», — делится своим впечатлением Кирилл Коротеев. Однако он оценивает эту информацию несколько по-иному, нежели господин Матюшкин: «Из этих материалов видно, какой бардак царил в оперативном штабе».
Ту же проблему, кстати, вскрывает и доклад Парламентской комиссии по расследованию причин и обстоятельств теракта в Беслане, появившийся в конце 2006 года: «Не была должным образом организована работа по накоплению и обобщению данных... по своевременному оформлению всех распоряжений и приказов руководителя штаба... В.А. Андреев, возглавляя проведение контртеррористической операции, выполнял функции, несвойственные руководителю оперативного штаба... Заседания оперативного штаба фактически не проводились...» И, наконец, апофеоз «бардака»: как утверждается в докладе, двое из шести членов штаба — министр общего и профессионального образования Северной Осетии Левитская и зам.директора департамента информационных программ ВГТРК Васильев — узнали о том, что были членами штаба уже после того, как операция завершилась. Впрочем, эта осторожная критика административной стороны деятельности ОШ — в остальном к его работе никаких претензий — отнюдь не главная причина того, почему о комиссии сегодня куда чаще вспоминают истцы, нежели ответчики.
Во-первых, доклад наголову разбивает уверения Матюшкина в полной невиновности властей в том, что касается захвата школы террористами. Вот характерное извлечение: «Совершение террористического акта в г. Беслане 1–3 сентября 2004 г. стало возможным из-за ненадлежащего исполнения своих обязанностей рядом должностных лиц МВД Республики Северная Осетия — Алания и Республики Ингушетия». Если бы авторы доклада и их вышестоящие кураторы знали, что дело дойдет до разбирательства в Страсбурге, то вряд ли включили бы в текст этот и подобные пассажи. Хотя на тот момент другого выхода у них, пожалуй, не было.
Очевидно, что поиск ответственных на вершине властной вертикали не входил в полномочия комиссии. В то же время общество настойчиво требовало от нее нелицеприятной правды. В результате вся не растраченная на верхних этажах правдоискательская энергия обрушилась на местный и региональный уровни. Однако вся штука в том, что Страсбургскому суду абсолютно все равно, на ком лежит ответственность — на стрелочниках или машинистах. «Эта разница существенна для внутреннего права и внутреннего процесса, — объясняет Кирилл Коротеев. — Но для Страсбургского суда не существует внутригосударственного разделения. Как за федеральные, так и за региональные власти на международном уровне несет ответственность государство — Российская Федерация».
Во-вторых, более чем двухлетняя работа парламентских расследователей — с сентября 2004 по декабрь 2006 года — закончилась большим скандалом. Двое из 17 членов комиссии — единственные, кстати, кто представлял в этой группе парламентскую оппозицию, — категорически отказались подписать итоговый документ. А один из несогласных, депутат от «Родины» Юрий Савельев, обнародовал свой собственный доклад, названный им «Беслан: правда заложников». И альтернативная версия выглядит как минимум не менее убедительно, чем официальная.
Особые мнения
Конечно, 15 больше, чем 2. На это, собственно, и упирали глава комиссии Александр Торшин (на тот момент первый зампред Совета Федерации) и его коллеги-единомышленники: мол, абсолютное большинство придерживается нашей точки зрения. Но обычная арифметика в данном случае не работает. Из всех членов комиссии Савельев был единственным, кто обладал профессиональными познаниями во взрывотехнике. Причем «профессиональными» — это еще мягко сказано. Юрий Петрович — ученый с мировым именем, специалист в области ракетостроения, внешней баллистики и плазмогазодинамики, автор сотен научных трудов и целого ряда учебников. С 1987 по 2003 год он был ректором Балтийского государственного технического университета «Военмех» имени Д.Ф.Устинова.
Для бесланских матерей доклад Савельева стал своего рода настольной книгой. Тщательно изучили его и страсбургские судьи. В решении ЕСПЧ о «Правде заложников» говорится так: «Несмотря на то, что он базируется на том же фактическом материале, доклад, опирающийся также на собственные технические познания автора, радикально отличается — как в изложении, так и в выводах — от документа, подписанного большинством Парламентской комиссии, и, соответственно, от выводов, к которым пришло на тот момент уголовное расследование... Мистер Савельев заключает, что первый взрыв произошел на чердаке в северо-восточной части спортзала и был результатом срабатывания термобарической гранаты, выпущенной из портативного гранатомета с крыши дома №7 в Школьном переулке... Второй взрыв, произошедший спустя 22 секунды, произвел пролом в стене под окном на северной стороне спортзала. При этом рама окна, расположенного над отверстием, осталась неповрежденной. Мистер Савельев приходит к выводу, что характер этих разрушений исключает возможность того, что они были вызваны одним из взрывных устройств, установленных внутри зала. Он утверждает, что взрыв был вызван внешним воздействием, вероятнее всего — противотанковой ракетой, выпущенной с крыши дома №41 в Школьном переулке... Четвертая часть доклада сосредоточена на использовании танков и бронетранспортеров во время штурма... Танки произвели многократные выстрелы по зданию школы около 2 часов 25 минут, а затем между 3 и 4 часами пополудни...»
Ну и так далее. Конечно, ЕСПЧ цитирует также и доклад комиссии Торшина, и присланные из Москвы материалы следствия. Но симптоматично уже то, что особое мнение Савельева рассматривается наравне с официальной версией — никакого поражения в правах. Примечательно, кстати, что Савельев не делает в своем докладе никаких политических выводов. Факты, и только факты: показания свидетелей, фотографии, материалы экспертиз, таблицы, формулы, графики, тактико-технические характеристики... Сегодня, спустя 9 лет после обнародования альтернативного доклада, его автор высказывается о произошедшем более определенно: первые взрывы в бесланском спортзале инициированы, по всей вероятности, российскими спецслужбами.
«Трудно сказать, чем это было продиктовано, — размышляет Юрий Петрович в беседе с обозревателем «МК». — Может быть, затяжкой событий». Кто мог отдать такой приказ? Только не президент, считает Савельев. По его словам, он достаточно хорошо изучил характер Владимира Путина во время их совместной работы в мэрии Санкт-Петербурга: в начале 1990-х Савельев проработал несколько лет в должности председателя комитета по управлению зоной свободного предпринимательства (Путин возглавлял тогда комитет по внешним связям). «Он жесткий и волевой человек, — свидетельствует Савельев. — Но у него есть одна черта, присущая, видимо, людям его профессии. Он никогда, на мой взгляд, не взял бы на себя ответственность в деле, к которому не имеет прямого отношения. Не стал бы делать за других чужую работу. В крайнем случае мог бы сказать, что, мол, действуйте по обстановке. Поэтому, думаю, это была чистая самодеятельность тех, кто руководил операцией».
К слову, Савельев далеко не в восторге от процесса, который идет в Страсбурге. Отношение к нему у бывшего парламентария «двойственное»: «Одно дело, когда мы сами, внутри нашей страны, пытаемся найти правду, и совсем другое — когда начинаются международные разборки. Тем более, когда это происходит на фоне обострения наших отношений с Западом. Боюсь, нас в очередной раз пытаются представить дикарями, для которых нет ничего святого, которые убивают своих детей и женщин...» Впрочем, вину за такое развитие событий Савельев возлагает в первую очередь на сами российские власти, побоявшиеся расставить точки над i. Кроме того, Савельев совершенно согласен с заявителями в том, что не были использованы все возможности мирного разрешения кризиса: «Несмотря на первые жертвы, надо было, конечно, договариваться с террористами. Человеческие жизни дороже, чем амбиции спецслужб». А также в том, что виновные в отдаче преступных приказов должны понести заслуженную ответственность. Правда, сильно сомневается, что они когда-нибудь сядут на скамью подсудимых. Другой важной чертой Путина, по словам Савельева, является то, что он «никогда не сдает людей, с которыми связан, которым он доверяет».
Второй оторвавшийся от коллектива член комиссии, бывший депутат Госдумы от КПРФ, адвокат Юрий Иванов, также считает, что «никаких случайных взрывов не было», а была «неудачная операция спецслужб». Однако у него совершенно иной взгляд на то, на каком уровне принималось решение о штурме: «Версия, согласно которой Путин сказал руководителю операции: «Делай что хочешь, принимай какие угодно решения», — не выдерживает критики. Логика авторитаризма не допускает никаких других вариантов, кроме того, что решение было принято самим Путиным. Никакой силовик не позволил бы себе начать штурм без прямого указания президента». По версии Иванова, приказ о начале штурма последовал после того, как ситуация начала выходить из-под контроля: «Во-первых, дети уже пьют мочу, теряют сознание. А во-вторых, Масхадов (Аслан Масхадов, президент непризнанной Чеченской республики Ичкерия, ликвидированный российскими спецслужбами в 2005 году. — «МК») заявляет, что в любой момент готов прибыть в Беслан, если ему предоставят коридор и гарантируют безопасность. Как объяснить миру, почему того не пускают, если он говорит: «Я приду, и детей освободят». Власти не могли позволить Масхадову набрать политические очки».
Однако за годы, прошедшие после трагедии, Иванов, по его словам, переосмыслил свое прежнее, однозначно негативное отношение к действиям властей: «Это беспощадное деяние в конечном итоге дало определенный результат, о котором нельзя не сказать. Все-таки задача была выполнена: этих ребят загнали в глухое подполье. Они могут еще что-то взрывать, но таких вот варварских захватов заложников, как в Буденновске, московском театре или Беслане, больше нет. И чем дольше их нет, тем больше меня сверлит мысль о том, что президент, наверное, имеет право рисковать жизнями людей во имя спасения большего числа жизней. Практика — критерий истины».
Тем не менее претензии к властям у Иванова остаются: «Операция была организована просто безобразно. По всем правилам проведения таких операций должны были быть созданы три кольца оцепления, однако школа была окружена толпой родителей, гражданским населением. В памяти всего мира останутся кадры, на которых вокруг школы бегают какие-то полуголые мужики с охотничьими ружьями...»
Как видим, по вопросу, кто виноват, нет полного единства ни среди сторонников, ни среди противников официальной версии бесланской трагедии. Но это отнюдь не снимает вопрос «что делать?».
Эффект памяти
По оценке Кирилла Коротеева, если Европейский суд считает жалобу приемлемой, то в 85–90 процентах подобных случаев решение выносится в пользу заявителей. То есть надеяться российским властям, конечно, можно на лучшее, но готовиться, пожалуй, следует к худшему. Положительный вердикт ЕСПЧ автоматически переводит вопрос об ответственности власти из философской в юридическую плоскость. Между тем похвастаться России здесь абсолютно нечем. Те поиски ответственных, которые велись 10 лет назад, сильно напоминают бородатый анекдот: «Виноват стрелочник», — решило начальство. «Младший стрелочник», — уточнил старший стрелочник». На скамье подсудимых в итоге оказались три сотрудника Правобережного РОВД Северной Осетии и два ингушских милиционера — начальник Малгобекского РОВД и его зам. И те, и другие были обвинены в преступной халатности. Однако даже «младшие стрелочники» отделались лишь легким испугом: дело не дошло не то что до посадок, а даже до приговоров — первые попали под амнистию, а вторые вообще признаны невиновными.
Теоретически рассуждая, в случае положительного вердикта ЕСПЧ российские правоохранители должны будут разморозить дело №20/849 и по новой проверить действия ответственных лиц, имевших отношение к ситуации. Юридические теории, правда, далеко не всегда подтверждаются практикой, но председатель Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека Михаил Федотов совершенно не исключает такого развития событий: «Безусловно, решение ЕСПЧ имеет обязательное значение для наших правоохранительных органов». Председатель совета не спешит делать прогнозы, предлагая дождаться вердикта. Тем не менее для него очевидно, что бесланская трагедия была результатом не только преступлений, но и чьих-то ошибок. «И если в отношении преступлений все понятно, мы знаем, кто преступники, то в том, что касается ошибок, могут появиться новые открытия», — заключает Михаил Федотов.
У главы совета нет определенного мнения по поводу савельевской альтернативной версии, поскольку он «не является специалистом и не проводил никакого самостоятельного расследования». Однако расследование, проведенное комиссией Торшина, его «не убеждает». Михаил Федотов предлагает сравнить торшинский доклад с результатами работы комиссии американского конгресса, расследовавшей теракты 11 сентября 2001 года: «Разница очевидна. Нам следовало бы поучиться у американцев тому, как разбираться в своих ошибках». Что же касается нашей собственной работы над ошибками, то она еще очень далека от завершения. По словам главы совета, бесланская трагедия оставила после себя много вопросов, отсутствие ответов на которые представляет собой угрозу национальной безопасности: «Если мы не знаем, в чем были причины такого количества жертв, то мы не сможем предотвратить их в будущем».
Юрист «Мемориала» куда более скептичен по поводу шансов на «перезагрузку» дела №20/849: если вердикт ЕСПЧ будет в пользу заявителей, то власти, по мнению Коротеева, скорее всего, ограничатся выплатой компенсаций. Прецедент, кстати, имеется. Именно это произошло после постановления ЕСПЧ по жалобе пострадавших в теракте на московской Дубровке, вынесенного 4 года назад. В числе прочего там указывалось, что операция по освобождению заложников была подготовлена из рук вон плохо, а границы расследования неоправданно сужены. Деньги жалобщикам были исправно выплачены, но о возобновлении расследования никто даже не заикнулся. Не говоря уже о наказании виновных в халатности и просчетах. Однако если государство попытается уйти от ответственности, то у доверителей Коротеева возникнет повод для нового обращения в ЕСПЧ. «Большая вероятность, что так оно и будет», — прогнозирует юрист.
Понятно, что в этом случае процесс рискует растянуться на столь длительное время, что перспектива его завершения совершенно теряется из вида. Улита едет, когда-то будет... Что, однако, совершенно не означает, что власти могут спокойно забыть о бесланском теракте. Ведь в стране есть люди — и их довольно много, — которые ни забудут об этом никогда. И никогда не простят виновных. «Не люблю выражение «рано или поздно», — говорит Элла Кесаева (ее дочь Зарина была ранена, но выжила, а два племянника и их отец, муж сестры, погибли). — Я абсолютно уверена, что новое расследование не за горами. И это будет громкое расследование, очень много имен назовут. Нам эти имена известны».
Эту веру, конечно, можно назвать иррациональной, однако есть и вполне логичное объяснение такой убежденности. У любой власти есть свои взрывоопасные тайны, но незавершенное «бесланское дело» по своим масштабам и возможным политическим последствиям — настоящая атомная бомба. Рвануть может в любой момент, а при благоприятных для этого условиях — например, в период смены власти — риск детонации увеличивается в разы.
Смотрите видео : "Вспоминая Беслан: кровь, боль и страх никуда не исчезли"