Женя, Женечка... В своем последнем нашем разговоре ты так боялась, что больше не сможешь заниматься гимнастикой. Переживала, что сборная России (которой ты уже принесла победу) останется без тебя. Ты тогда восклицала: «Прокурор запросил мне 6,5 года! Когда я выйду, то о спортивной карьере можно будет забыть». Ты ошибалась тогда, но только в сроках. Судья Татьяна Лебедева дала тебе не 6,5, а 8,5 года.
...О деле Полухиных мы писали не раз. Так что эта семья — почти как старые знакомые, и характеры которых, и все болячки знаешь наизусть. В 2010 году на Полухиных завели уголовное дело, обвинили в распространении наркотических средств. Случилось это после того, как к отцу в кафе (после увольнения в запас он открыл заведение, где выпекали пирожки и булочки с маком) пришли странные люди и предложили услуги «крышевания». Полковник их послал куда подальше, а они в ответ пообещали большие проблемы.
Дочка главы семьи — Женя — была в редакции сразу после того, как посадили отца. Такая она храбрая, почти дерзкая («Мы не сдадимся! Мы докажем свою невиновность!»), а чуть «ковырнешь» — и слезы («Отец еще может выдержать, он ведь офицер, а мама с тетей за решеткой умрут…»).
Дело тянулось больше пяти лет, и мы надеялись, что наступит просветление в головах генералов ФСКН. Не наступило. Потом мы думали, что прокуратура опомнится и укажет наркополицейским на очевидные, как нам казалось, вещи. Не указала. Потом мы думали — ну вот суд-то точно разберется. А становилось все только хуже и хуже. Судья еще до приговора обозначила свою позицию. Подсудимые жаловались на нее в квалификационную коллегию судей. Случилось вот что, по словам Жени: «Как раз после того, как эта жалоба дошла до судьи, она моему отцу изменила меру пресечения: отправила его в СИЗО». Как вам такой поворот?» И все же мы все следили за этим делом и верили, верили…
Надежда угасла, когда вдруг прямо накануне приговора появилась в одной газете статья про Полухиных. Про Женю там — исключительно в негативной тональности. Обвинили девушку даже в том, что она «красотка с модельной внешностью», тонкой талией и длинными ногами Подтекст, видимо, такой: это все благодаря наркоторговле. Ни единого упоминания о том, что Женя с 6 лет эту фигуру себе «делала» в школе спортивной гимнастики, проливая по сто потов в день. Но зачем об этом? Главное — создать отрицательный образ …
Но все это эмоции, главное — факты. А их нет. Слухи, сплетни, рассказы неких соседей (без фамилий) про то, как Полухины чем-то там торговали, — апельсины на елке.
Читаю распечатки прослушки (семью слушали несколько месяцев). И я не нашла ничего, что указывало бы на то, что семья торговала наркотиками. Ничего! «Из прослушки четко видно: Полухины опасались полиции», — пишет журналист в той самой статье. И приводит пример из распечаток: «Эти с ментовки (речь идет о клиентах, которые пришли в кафе. — Прим. авт.)… Поэтому Татьяне Васильевне скажи, что сидите на жопе ровно».
Речь могла идти о чем угодно, и, кроме слова на букву «ж», вообще ничего меня не цепляет. И так все прочие переговоры, которые занимают тома в материалах дела. И как раз тот случай, когда эти факты не доказывают истину, а служат против нее.
Рассказывается в материалах про то, как наркоманы якобы относили Полухиным за мак свои вещи. И те все принимали. Цитирую прослушку: «Мне этот Мессинг куртку принес. За 9900. Я взяла, посмотрела, она прямо на твоего». Ну, допустим, продал некий Мессинг куртку. Ведь из прослушки же даже следует — продал за деньги, а не за мак. То есть на елке растут шишки, а не апельсины!
«Владельцы кафе Полухины, разговаривая по телефону, использовали «специальные коды и шифры» — заменяли названия наркотиков словами «шашлык», «картошка», «курица-гриль». Это из материалов дела. И снова приводится пример: «Бороду мне хорошую сделай» (ФСКН расшифровала как «добудь мне мак»). Полухины в действительности обсуждали, где найти костюм Деда Мороза к новогоднему благотворительному концерту для детей. Они, кстати, даже просили приобщить костюм и бороду к делу, но им отказали. Неудивительно.
Идем дальше. Следствие говорит о 10 доказанных эпизодах, 7 из которых были контрольными закупками, а 3 — сделанные якобы наркозависимыми. Один из них, к примеру, заключенный, который звонил Полухиным из колонии и предлагал за деньги отказаться от показаний. А еще обвинение строится на словах свидетелей, которые от них ранее отказались прямо в суде, заявив, что давали их под давлением сотрудников УФСКН по Воронежской области.
В обвинительном заключении сказано, что Полухины продавали мак с большой примесью маковой соломы. Что такое «большая», что такое «малая» примесь по версии ФСКН — не расшифровывается. И напомню, эксперты-ученые и в Общественной палате, и в СПЧ — везде трубили, что полностью очистить мак невозможно. Старый советский ГОСТ допускал 3% мусора в пищевом маке, и никто не думал даже о том, что из такого мака можно варить наркотик. Но у следствия есть еще один «апельсин». Полухины-женщины, по его данным, якобы удалялись в гараж, растворяли там опий, набрызгивали его на мак, просушивали феном и смешивали с маковой соломой. И все это под контролем главы семейства, который, «являясь военным пенсионером высшего офицерского состава, квалифицированным специалистом в вопросах тактики и стратегии, разрабатывал конспиративные методы с целью исключения возможности задержания». При этом ни во время следствия, ни на суде никто так и не пояснил, над какими «методами» трудился полковник запаса. Нет ни одной видеозаписи, на которой бы Полухины «колдовали» над маком.
— Самое смешное, что и ФСКН, и прокурор, и судья будто не понимают, о чем говорят, — комментирует Дмитрий Гладышев (был экспертом-химиком на Петровке, 38, и в Экспертно-криминалистическом управлении ГУВД Московской области. — Прим. авт.). — Они, например, не знают, что в самих семенах мака на самом деле содержатся алкалоиды. И есть методические рекомендации Минюста, которые об этом говорят. В ФСКН утверждают, что из мака Полухиных наркоманы варили наркотик. Покажите нам — как? Докажите, что это возможно! Нет такой экспертизы! Наркополицейские взяли рецепт наркоманов, все сделали в точности по нему, и на выходе у них не получился наркотик. Алкалоиды развалились на составляющие. Условия синтеза оказались неподходящие, компонента (морфина) слишком мало, потому в результате он деструктировал за счет агрессивной среды. Если объяснять на пальцах: это как будто бы решили сварить манную кашу, но добавили так мало крупы и варили ее в минералке — в итоге получили просто чуть вязкую жидкость.
...Женя, Женечка... Снова мысленно веду с тобой диалог. Прости, что не приехала на приговор. Мы все, журналисты, которые пытались помочь тебе, просим прощения. Но приехала Вера Челищева — судебный репортер «Новой газеты», которой ты передала аудиозапись, сделанную за два месяца до приговора. Теперь она есть и у нас (Вера передала). Я слушаю, слушаю, слушаю...
На записи адвокат по назначению (у Полухиных не было денег на своего защитника) после заседания суда передает Жене, ее маме и тете пожелания судьи Лебедевой:
«Предварительно вот… Хотите мычите, хотите головой кивайте... Давайте так — прикинетесь все дурочками и будете кивать головой. Что хотите, делайте. Значит, она мне так сказала: в протоколе должно быть отражено, что вы признаете вину. Как вы это сделаете, я не знаю. Не дадут ей написать приговор условный. Ну не дадут. Скандал будет. Рисковать она своей жопой не собирается. Я вас даже учить боюсь, что сейчас делать. Если не хотите признавать вину, вам надо тянуть тогда, болеть, косить… Зачем? Потому что посадка впереди. Вот зачем. Если вы не хотите признавать… Думайте. Эта неприступная крепость, и вы — неприступная крепость. И бьемся, бьемся… она государственная. У нее пенсия…
Мария Полухина: — Так не доказано же. Нет же такого закона, чтобы признавать, когда…
— Вы где живете-то? О законе они говорят мне. Речь о спасении идет, а не о законе. Сердечными таблетками запаситесь какими-нибудь…»
Такая вот запись. Можно было бы считать, что адвокат наговорил отсебятины, но вот что происходило на суде.
— Приговор судья читала два дня, — рассказывает Вера Челищева. — Она делала перерывы на обед, но, когда было плохо Александру Полухину и вызывали «скорую», она читать не переставала. Несмотря на протесты адвоката по назначению.
— Она так торопилась?
— Да. 7 июля у Полухина заканчивался срок содержания под стражей. Ей не хотелось освобождать его до приговора. Читала судья Лебедева без микрофона, еле слышно. Было трудно что-то разобрать.
— Но вы разобрали?
— Отдельные фразы про «сплоченную организованную группу», члены которой «в корыстных целях», «имея прямой умысел», склонили друг друга к сбыту наркотиков. «Несмотря на то что подсудимые полностью отрицают свою вину, их вина полностью подтверждается совокупностью исследованных в суде доказательств». Судья читала, Женя, мама и тетя плакали, ее отец цитировал Библию…
— Он действительно вел себя агрессивно на суде?
— Он сорвался. Кричал Лебедевой: «Вы не в состоянии провозгласить приговор?! У вас что, сил нет? Вы можете громче?» Еще он выкрикивал имена сотрудников ФСКН. Но, честно скажу, на его месте я не знаю, что сделала бы. Вы представьте: всю его семью отправили за решетку на такие огромные сроки, а он, офицер, привыкший всегда защищать, не смог им ничем помочь. Потому он и упирался ногами, когда его конвоиры вытаскивали из клетки. Он очень принципиальный (мог ведь с самого начала выйти на руководство, дать денег, чтобы дело закрыли, но у него даже мыслей таких не было), а тут его довели.
— А что Женя?
— Она старалась держаться, хотя уже понимала, что всю семью посадят. Сумки заранее приготовила. Просила не забывать про них, не бросать.
Мы не забудем и не бросим. Жаль только, что знаменитой гимнасткой Жене уже не быть. И все потому, что кто-то там, наверху, решил, что на елке могут расти апельсины. А торговцы маком — непременно быть наркодилерами.