Инициатором появления ордена Славы считается сам Председатель Государственного комитета обороны И.В.Сталин. Впервые предложение об учреждении такой «солдатской» награды прозвучало 20 июня 1943 года на заседании Наркомата обороны во время обсуждения проекта другого нового ордена — Победы.
По первоначальному замыслу, будущая Слава должна была иметь 4 степени. То есть столько же, сколько имел в Российской империи солдатский знак отличия военного ордена — знаменитый Георгиевский крест. Да и оранжево-черные полоски на орденской ленте в точности соответствовали прежней «царской» награде. «Советского Георгия» предполагалось поначалу наименовать орденом Багратиона, однако у вождя народов на сей счет оказалось иное мнение. Сталин распорядился назвать награду орденом Славы, мотивируя это тем, «что Победы без Славы не бывает». Иосиф Виссарионович утвердил цвета ленты, однако велел уменьшить число степеней до трех, по аналогии с уже существовавшими к тому времени в СССР несколькими высшими полководческими орденами.
К работе над эскизами ордена Славы было привлечено 9 художников. Из подготовленных ими 26 проектов рисунков этого знака отличия было отобрано 4. Их показали Сталину, который выбрал в итоге рисунок художника Н.И.Москалева, сделав, впрочем, несколько «технических» замечаний. 11 октября 1943-го доработанный эскиз ордена был представлен на утверждение в «высшие инстанции» и 23 октября 1943 года окончательно одобрен.
Через несколько дней, 8 ноября 1943 года, вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении сразу двух новых орденов: «солдатского» ордена Славы и «маршальского» ордена Победы.
Орден Славы по своему статуту являлся практически «двойником» своего дореволюционного предшественника, Георгиевского креста. Славой награждались лица рядового и сержантского составов, а в авиации также лица, имеющие звание не выше младшего лейтенанта. Вновь учрежденная «солдатская» награда вручалась только за личный подвиг, совершенный на поле боя, воинские части и соединения им не награждались. Орден Славы высшей, первой степени — золотой, а знаки второй и третьей степени выполнены из серебра (но у ордена второй степени позолочен центральный медальон). «Звездочки» должны были выдаваться награждаемым ими в восходящей последовательности — от низшей степени к высшей.
Право награждения орденом Славы третьей степени представлялось командирам соединений от командира бригады и выше, орденом Славы второй степени — от командующего армией (флотилией) и выше, орденом Славы первой степени мог награждать только Президиум Верховного Совета СССР. (С 26 февраля 1947 года право награждать орденом Славы любой степени перешло исключительно к Верховному Совету СССР.)
В суматохе боев армейские канцелярии порой допускали путаницу, и в результате бывали, например, случаи, когда воину, однажды уже получившему «солдатский» орден и вновь совершившему подвиг, вручали за него вместо положенной по орденскому закону Славы второй степени еще одну «звездочку» третьей степени. Уже после окончания войны проводилась работа по приведению в соответствие статуту случаев повторного награждения знаками ордена одной степени и делалось перенаграждение (замена одного знака на другой, следующей степени).
По сведениям, имеющимся на 1978 год, за отличие в боях Великой Отечественной войны и подвиги в других военных конфликтах было выдано около миллиона знаков ордена Славы третьей степени, более 46 тысяч знаков второй степени и 2562 — первой степени. Однако, согласно уточненным данным, на сегодняшний день полных кавалеров ордена Славы насчитывается 2772 человека, и среди них — четыре женщины.
В истории Великой Отечественной войны известен единственный случай, когда за один бой весь личный состав подразделения — рядовые, сержанты, старшины (всего 350 человек) — был награжден орденами Славы. Речь идет о 1-м стрелковом батальоне 215-го гвардейского стрелкового полка 77-й гвардейской дивизии, который отличился во время знаменитой Висло-Одерской операции — в сражении 14 января 1945 года за рекой Висла на Пулавском плацдарме. Этот батальон находился в первом эшелоне полка, и его бойцы шли на прорыв сильно укрепленного участка обороны противника. Им удалось стремительным броском захватить последовательно три траншеи противника и расширить фронт атаки, куда устремились остальные подразделения 215-го полка и другие части 77-й стрелковой дивизии.
Героизм батальона отметили по достоинству. Командир батальона Б.Емельяненко и один из наиболее отличившихся его командиров взводов М.Гурьев были удостоены звания Героев Советского Союза. Остальные офицеры тоже получили высокие награды: командиры взводов — ордена Александра Невского, ротные — ордена Красного Знамени. А всех солдат представили к ордену Славы. Кроме того, военный совет 69-й армии принял уникальное решение: 1-й батальон 215-го гвардейского стрелкового полка впредь именовать «Батальоном Славы». С таким названием это подразделение и вошло в летопись Великой Отечественной...
— Задача, которую я перед собой поставил, состояла в том, чтобы из этих 2772 человек, имеющих Славу всех трех степеней, найти самых молодых. То есть тех, кому в день призыва или добровольного вступления в Красную Армию исполнилось 16–18 лет, а на момент начала Великой Отечественной войны было и вовсе 13–15 лет. Таким образом, речь идет о юношах 1926–1928 годов рождения, — рассказывает Юрий Галкин. — Поиски по архивным документам оказались непростыми. В некоторых случаях обнаруживалась путаница с годами рождения обладателей наград: например в одной бумаге у человека записан 1926-й, а в другой — 1924-й... Приходилось уточнять, перепроверять, искать достоверные источники информации. Эта работа дала в итоге интересный результат. Оказалось, что под определенные мною рамки «самых-самых молодых» полных кавалеров ордена Славы подходят всего 47 воинов: из них 46 — 1926 года рождения и один-единственный — 1928 года рождения. Большинство из этих героев — тогда еще совсем пацанов — начинали воевать с фашистами рядовыми и лишь впоследствии приобрели определенную военную специальность и занимали соответствующую должность. Больше всего в списке оказалось стрелков — 13 человек. По 10 полных кавалеров Славы служили в разведке и в артиллерии, еще четверо — саперы... А вот минометчиков, воздушных бортстрелков и снайперов — всего по одному.
Собранные Ю.Галкиным материалы о боевом пути этих 47 героев базируются в основном на сведениях, которые содержатся в наградных листах. Причем не только тех, которые были оформлены при представлении на Славу, но также и на другие ордена и медали, врученные самым молодым «трехславным» кавалерам за совершенные ими подвиги. В некоторых случаях удавалось использовать очерки биографов, дневники, воспоминания близких.
Конечно, интересно узнать подробности о самом молодом, даже правильнее сказать — о самом юном в истории полном кавалере ордена Славы.
Четыре ордена к семнадцати годам
Иван Филиппович Кузнецов родился на излете 1928 года — 28 декабря. Он уроженец станицы Мигулинская, расположенной на севере Ростовской области. Позднее семья Кузнецовых переехала в село Божковка, а оттуда в соседний город Каменск. В годы войны эта территория оказалась оккупирована фашистами. Войска Красной Армии освободили Каменский район от гитлеровских захватчиков в середине февраля 1943 года.
— Если говорить о самом начале боевой биографии Ивана Кузнецова, то здесь остаются белые пятна, некоторые нестыковки в сохранившихся архивных документах, с которыми еще предстоит разбираться, — поясняет Юрий Галкин. — Можно с большой уверенностью говорить о том, что в феврале-марте 1943 года Ваня, которому тогда было лишь 14 с небольшим лет, пошел в Красную Армию добровольцем. Его зачислили сыном полка (воспитанником) в 686-й артиллерийский полк. Однако конкретной даты мне узнать пока не удалось. Здесь следует еще, чтобы не было путаницы, уточнить, что 19 марта 1943-го 686-й артполк был переименован в 185-й гвардейский артиллерийский полк.
Вначале парнишка был подносчиком снарядов. Участвуя в боях по освобождению Украины, 3 сентября 1943 года в районе села Долгенькое (Харьковская область) гвардии рядовой Иван Кузнецов в составе орудийного расчета уничтожил пулемет и подбил немецкий танк «Тигр», а через несколько дней, 12 сентября, в бою в районе города Барвенково уничтожил минометную батарею и наблюдательный пункт противника. Приказом по 185-му артиллерийскому полку от 6 октября 1943 года гвардии рядовой Кузнецов И.В. награжден медалью «За отвагу» — первой своей боевой наградой. Лишь несколько месяцев спустя ему исполнилось 15 лет!
В ходе Никопольско-Криворожской наступательной операции в районе хутора Отрадного 26 февраля 1944 года в составе расчета Иван Кузнецов, ставший к этому времени наводчиком 76-миллиметрового орудия, отразил 4 контратаки противника, подбил танк и уничтожил до 100 немцев, а 27 февраля в том же районе их пушка разбила 6 дзотов противника, обеспечив возможность нашей пехоте овладеть сильно укрепленным неприятельским узлом сопротивления.
26 марта 1944 года приказом по 82-й гвардейской стрелковой дивизии (в нее входил 185-й артполк) гвардии рядовой Кузнецов И.Ф. награжден орденом Красной Звезды, а за подбитый танк приказом по полку от 3 марта 1944 года получил денежную премию в размере 500 рублей.
Орден Славы третьей степени стал третьей по счету боевой наградой юноши, который к тому времени получил уже звание гвардии ефрейтора. Наводчик орудия Иван Кузнецов был награжден этой «звездочкой» 7 февраля 1945 года за то, что тремя неделями раньше, в бою 15 января у населенного пункта Забадрове в Польше, будучи раненным, продолжал вести огонь прямой наводкой и уничтожил 2 вражеских пулемета и 2 дзота.
Бывший сын полка в самом конце войны лихо «прирастал» званиями, должностями и наградами. Согласно наградному листу, орден Славы второй степени гвардии младший сержант Кузнецов И.Ф. получил приказом по 8-й гвардейской армии за то, что 28 марта 1945 года, будучи уже командиром орудия, при штурме крепости Альтиштадт огнем из своего орудия поджег два дома, в которых находились огневые точки противника с тремя станковыми пулеметами, и в тот же день уничтожил еще 2 немецких пулемета с их расчетами.
Буквально за несколько дней до победы Ивана вновь представили к награде. На сей раз за то, что 25 апреля 1945 года в бою за берлинский пригород Нойкёльн под сильным пулеметным огнем противника он уничтожил зенитное и противотанковое орудия, 3 пулемета и дом, в котором находились немецкие автоматчики. Любопытно, что сперва ему хотели вручить орден Отечественной войны. Это представление рассматривали в штабе армии несколько должностных лиц, но окончательное решение принял сам командарм 8-й гвардейской генерал В.Чуйков. Он распорядился представить Кузнецова к ордену Славы первой степени.
Соответствующий Указ Президиума Верховного Совета СССР подзадержался и вышел лишь через год — 15 мая 1946-го. Так что свою третью солдатскую «звездочку» Иван получил, будучи уже 17-летним. Он стал, таким образом, самым молодым полным кавалером ордена Славы за всю историю Великой Отечественной войны.
Юный герой прошел боевой путь от родной донской земли до Берлина, оставил свою подпись на стене поверженного Рейхстага... А уже летом победного, 1945-го он демобилизовался. Вот совсем неординарная по своим формулировкам выдержка из приказа командира 185-го артполка от 11 августа 1945 года: «Исключить из списков личного состава полка и всех видов довольствия выбывшего по демобилизации как несовершеннолетний (воспитанник полка)… гвардии младшего сержанта Кузнецова Ивана Филипповича».
Впоследствии он продолжил армейскую службу. Окончил военное училище, почти 20 лет занимал офицерские должности в бронетанковых войсках. После увольнения в запас в 1969-м И.Ф.Кузнецов некоторое время работал на заводе автотракторного электрооборудования в белорусском городе Борисове. Под конец жизни «трехславный» герой тяжело болел и умер от сердечной недостаточности 20 января 1989 года.
— Конечно, необходимо увековечить память об этом замечательном человеке, самом молодом кавалере трех орденов Славы, — уверен Юрий Галкин. — Еще прошлой весной был изготовлен его бюст, и накануне 70-летия Победы предполагается торжественно установить его на вновь создаваемой Аллее Российской Славы.
«Полковушка» для героя
— Во время работы над военно-биографическими очерками о молодых воинах — полных кавалерах знаменитой «солдатской» награды, к моей великой радости, выяснилось, что один из этих 47 героев до сих пор жив-здоров, — рассказал Ю.Галкин. — Евгений Васильевич Смышляев ныне проживает в городе Слободском Кировской области. 88-летний полный кавалер ордена Славы готовится вместе с другими ветеранами встретить очередной юбилей Победы. Летом 2013-го, в преддверии 70-летия учреждения ордена Славы, мы встретились и побеседовали с Евгением Васильевичем. Вот запись его рассказа.
«Начну с поговорки: «Ствол длинный, жизнь короткая». — Так с горьким юмором говорили солдаты-артиллеристы. Потери в сражениях с врагом были большие, и многие мои однополчане только и успели поучаствовать в одном или двух боях. Мне посчастливилось стать исключением из такого печального правила. Пока эти события живы в памяти, я расскажу свою биографию бойца из орудийного расчета, благо периодические дневниковые записи веду давно.
Родился я 20 декабря 1926 года в деревне Пигильмаш Марийской АССР, там прошли мои детство и юность. Кроме меня в семье росли брат и три сестры. Наш отец работал трактористом, да еще на личном подворье мы держали корову, овец, поросят, кур, разводили пчел и возделывали сад. Так что в материальном отношении жили неплохо. Грех жаловаться. За год до войны отец купил мне гармонь-хромку. Вот было радости! Постепенно я выучился играть и стал завсегдатаем вечерок и деревенских гуляний.
Началась война. Теперь на гармони я играл на проводах односельчан в армию. Было мне в ту пору 17 лет. Отца вместе с другими трактористами призвали в сентябре 1941 года, когда был убран урожай и посеяны озимые. Я провожал его до самой Йошкар-Олы, где успел еще на рынке купить бутылку вина и украдкой отдать ее отцу. Позже в письме он благодарил меня за эту услугу. Из писем мы поняли, что отец служит водителем броневика. С уходом из деревни мужчин тяжелая работа легла на нас, подростков. За пару лет кем только я не был — и бригадиром на поле, и молотобойцем в кузнице, и просто колхозником. Зимой 1942/1943-го вместе со всеми моими сверстниками отправили на лесозаготовки в поселок Тюмша. В рабочие дни мы пилили лес, а по выходным нам преподавали военное дело — учили на снайперов. Но к середине апреля отпустили по домам.
Всех ребят постарше меня (1922–1925 годов рождения) в период до весны 1943-го призвали в армию, а к осени на многих уже пришли похоронки. Беда не обошла и наш дом: получили извещение, что отец пропал без вести 12 марта 1943 года.
Дав поработать лето в колхозе, меня призвали в армию осенью — 10 ноября 1943 года. Привезли в Костромскую область, в 27-й учебный полк. Я оказался в артиллерийской батарее под командованием гвардии лейтенанта Андреева.
Личный состав батареи, 108 человек, размещался в одной большой землянке. По утрам на физзарядку выводили в любой мороз — в рубашках, брюках и ботинках с обмотками. А сразу же после физзарядки — умывание в проруби.
Всю зиму 1943/1944 года нас учили военному делу. Было известно, что после окончания курса мы должны стать младшими командирами. Однако жизнь внесла свои коррективы. В мае 1944-го нам всем досрочно присвоили звание ефрейторов и отправили на фронт. Мне было в ту пору лишь 17 с половиной лет.
Военная судьба определила мне служить в расчете 76-мм полковой пушки, приписанной к 426-му стрелковому полку 88-й стрелковой дивизии, которая входила в состав 31-й армии Третьего Белорусского фронта. Артиллерийским взводом командовал лейтенант Ярилин, а вторым командиром был гвардии младший лейтенант Пирожков (между прочим, цыган по национальности). Задача подразделения состояла в том, чтобы оперативно подавлять огневые точки противника. Пехота ласково величала наши орудия «полковушками».
Мы стояли в обороне на восточной окраине Белоруссии, километрах в 20 от Орши. Первая заповедь бойца на передовой: «Чем глубже окопаешься, тем дольше проживешь». Однако линия обороны 426-го полка проходила по болотистой местности, закапываться было некуда, вместо траншей защитой служили стены, выложенные бойцами из дерна. Огневая позиция нашего орудия находилась сразу же за траншеей, где укрывались пехотинцы. В первые же дни один из моих товарищей-артиллеристов, Юра Чулков, погиб — едва успел выглянуть из траншеи, как немецкий снайпер сразил его наповал.
Это было первое фронтовое горе, постигшее нас на передовой и оставшееся в памяти навсегда. Однако боевая жизнь шла своим чередом. Очень скоро мы привыкли и к смерти, и к крови. Особенно врезались в память первые дни наступления. Переломный час настал утром 23 июня 1944 года. В тот момент мы, простые солдаты, не могли, конечно, знать, что начинается грандиозная наступательная операция по освобождению Белоруссии, вошедшая в историю войны под своим кодовым названием «Багратион». Первыми по вражеским позициям ударили реактивные минометы катюши, чей звук всегда порождал у гитлеровцев страх. Следом подключилась остальная артиллерия — в том числе и наш расчет.
Я исполнял обязанности замкового. В мои обязанности входило: во-первых, закрыть орудийный замок после того, как заряжающий загонит снаряд в ствол, и, во-вторых, после выстрела тут же открыть замок, чтобы пустая гильза выпала наружу. 23 июня наша артподготовка была такой мощной и долгой, что к началу атаки пехоты я уже сбил об орудийное железо руку до крови, пришлось ее перебинтовывать. Как только волна красноармейцев пошла на прорыв вражеской обороны, прозвучал приказ: «Орудия — вслед за пехотой». Одни из нас взялись за специальные лямки с крючьями, другие стали толкать сзади — и так перетащили 900-килограммовую «полковушку» через траншею передней линии. Но не успели прокатить и несколько метров по бывшей нейтральной полосе, как орудие колесом наскочило на мину. Взрывом ранило несколько человек, однако после перевязки легко раненные продолжили движение. А вот мой однополчанин и земляк Зайчиков выбыл из строя. Потом я узнал, что он совсем ослеп.
В этот первый день наступления, 23 июня 1944 года, наша «76-миллиметровка» отличилась: разбили 2 немецких дзота, подожгли машину с боеприпасами и уничтожили до 30 гитлеровцев (точное число убитых немцев всегда подсчитывалось в штабе). За эти боевые успехи в прорыве обороны немцев приказом по 88-й стрелковой дивизии от 23 июля 1944 года троих из нашего орудийного расчета — Бориса Тореева, Ефима Пугачевского и меня — наградили орденами Славы третьей степени. Эти «солдатские звездочки» вручил нам в сентябре 1944-го командир полка подполковник Юзвак.
Наступление продолжалось. Вслед за пехотой мы форсировали реки Березину и Неман, прошли с боями по Беловежской Пуще... Идти приходилось днями и ночами не по одному десятку километров за переход. Все понимали смысл круглосуточного изматывающего движения: нельзя было позволить немцу перевести дух и закрепиться в обороне. Никто из нас не роптал. Ведь стоит только врагу получить лишних несколько часов, как он окопается, закрепится в обороне по всем правилам военной науки — и попробуй выкури его оттуда!
Скоро Белоруссия осталась позади, а перед нами открылись литовские земли. Простые литовцы смотрели на нас без большого энтузиазма, даже не радуясь своему освобождению. Они привыкли жить хуторами, где каждый себе хозяин, и перспектива жить в колхозе на советский лад была им не по нутру. 19 ноября 1944 года приказом командира 426-го стрелкового полка я был награжден медалью «За отвагу» — за то, что при отражении одной из немецких контратак в районе высоты 170,4 подбил самоходную пушку противника, которая мешала продвижению нашей пехоты вперед. Но об этой награде мне стало известно уже много лет спустя.
После Литвы вступили в Польшу. Освободив город Сувалки, пошли через сельскохозяйственные районы. Местные жители встречали нас хорошо. Помню, командование нам несколько раз выдавало польские деньги — злотые. А куда бойцу девать их среди полей? Самое разумное было отдавать встречным полякам. Что мы и делали.
Уже глубокой осенью 1944 года вошли в Восточную Пруссию. Богатой и благоустроенной предстала перед нами прусская земля. Даже между хуторами дороги были асфальтированы. Однако части Красной Армии встретили здесь яростное, удвоенное сопротивление врага. Думаю, сказался тот факт, что на этой территории находились частные владения высокопоставленного немецкого офицерства. Пропаганду гитлеровцы вели такую: мол, русские по приходе все уничтожают, не оставляя камня на камне. Поэтому даже гражданское население, кто только мог двигаться, бросали нажитое и уходили с войсками вермахта.
Я в то время уже был орудийным наводчиком, а в отсутствие командира заменял его. В боях за город Лансберг наш расчет вновь отличился: 6 февраля 1945 года, отражая контратаку противника, мы разбили его наблюдательный пункт и уничтожили до 25 гитлеровцев. За это приказом по 31-й армии от 14 февраля 1945 года я был награжден орденом Славы второй степени. Правда, вручение этой награды (как и медали «За отвагу») произошло уже после войны, в 1954-м, в райвоенкомате родного Пигильмаша.
Ближе к концу войны я сделал для себя вывод: какая-то высшая сила, как ее ни называй, хранит меня. Был, например, такой эпизод: осколком насквозь мне пробило сапог, однако ногу при этом лишь слегка царапнуло. Второй случай: осколок пробил фуфайку, брючный ремень, брюки и остановился у самого тела, но не поранил его, а только обжег кожу. Или такая удивительная история. Однажды мы с ездовым повезли пушку в артиллерийскую мастерскую, чтобы заменить масло в гидрооткате. В дороге как ни осторожничали, но все же наехали колесом на противотанковую мину. «Полковушку» изуродовало взрывом так сильно, что она уже не подлежала восстановлению, а нас с ездовым почти не задело. Только один шальной осколок, пройдя по касательной, оцарапал мне голову и сорвал шапку, отбросив ее так далеко, что я не смог найти...
Спросите кого угодно из фронтовиков, они вам подтвердят: последние минуты перед тяжелым ранением всегда запоминаются очень остро. Через годы так и висят они в памяти, будто картина на стене. Вот и я, стоит закрыть глаза, вижу этот день, 2 марта 1945 года. Немецкий хутор и каменный сарай, в трех метрах от которого стоит на позиции наша «76-миллиметровка». Командир орудия незадолго до того угодил в медсанбат, поэтому я его замещал. Только что доставили новую партию снарядов, и все занялись переноской их к пушке. И тут вражеский снаряд попадает прямиком в стену сарая. Убило наводчика (осколок угодил ему прямо в голову), всех остальных ранило. Нас перевязали и доставили в медсанбат на тех же повозках, что привезли снаряды. Врачи обнаружили, что я «поймал» несколько осколков в бедро и поясницу. На этом военная служба моя на передовой закончилась.
Лишь через 25 лет после Победы я узнал, что приказом по 31-й армии от 2 апреля 1945 года был награжден орденом Славы второй степени за бои 28 февраля и 2 марта при наступлении на деревню Шенвальде, где меня ранило. В этих сражениях наш расчет подавил огонь станкового пулемета, отразил три яростные атаки фашистов, уничтожил еще огневую точку противника и 17 гитлеровцев.
Я благодарен своему земляку из Йошкар-Олы (фамилию не помню, да я его и не знал лично), который нашел мой наградной лист и организовал ходатайство по перенаграждению. К этому вопросу позже подключился майор запаса Сизов. Их общими усилиями моя награда меня нашла. Большое им человеческое спасибо за проделанную работу.
31 декабря 1987 года Указом Президиума Верховного Совета СССР вместо ордена Славы второй степени, к которому я был представлен в апреле 1945-го, меня перенаградили орденом Славы первой степени. Его мне вручили 17 марта 1988 года. А до 1987-го я, оказывается, все же числился по архивным документам «трехславным» кавалером, но только об этом не знал.
И еще несколько слов, завершающих мою военную биографию. После медсанбата был полевой госпиталь, а на долечивание меня отправили в литовский город Каунас. Из тамошнего госпиталя выписался 15 июня 1945-го. Затем служил еще полтора года в Западной Белоруссии в городе Новогрудок — в 6-й гвардейской инженерной бригаде. Демобилизовался в январе 1947 года в звании гвардии младшего сержанта и сразу же вернулся в свой родной Пигильмаш.
...Сюда, в город Слободской, я переехал на пороге своего 80-летия. Здесь живут два моих внука, Олег и Дмитрий, а сейчас есть и правнук. В Слободском мой портрет помещен на аллее Славы возле Вечного огня, о чем я и не помышлял. Я благодарен власти города и слобожанам за внимание ко мне. Сегодня нас, ветеранов-фронтовиков, в Слободском осталось несколько десятков, и каждое печатное слово о нас долговечнее человека. Строки наших воспоминаний переживут нас. В годы войны, идя к великой общей цели, мы не задавались вопросом: сможем или нет? Наш ответ — надо! Миллионы бойцов сложили головы за Победу, и они не спрашивали друг друга, правильно ли мы делаем?.. Сегодня уже другая жизнь, когда каждый может остановиться, подумать: куда и зачем я иду? Если вы тоже об этом задумались, пусть наш опыт фронтовиков вам будет полезен».