Обреченный борт
Перенесемся на 36 лет назад... 17 марта 1979 года аэропорт «Внуково» был забит людьми до отказа. Непогода с самого утра. «Дымка, мокрый снег, ледяной дождь, гололед, в облаках сильное обледенение» — эта метеорологическая выписка за тот день. Рейсы отменялись один за другим. В ожидании своего вылета некоторые пассажиры спали прямо на полу, постелив газеты. Среди них были те, кто летел в Одессу на стареньком Ту-104 с бортовым номером 42444.
КСТАТИ
Цифра «4» встроена в иероглиф «Смерть» и обозначает у многих азиатских народов саму смерть. В номере 42444 сразу четыре цифры «4», и, по мнению нумерологов, он был обречен. Возможно, так же, как и борт с номером 42434, перевозивший команду «Локомотив» и разбившийся четыре года назад (погибло — внимание! — 44 хоккеиста). После авиакатастрофы, как правило, бортовой номер погибшего судна никому не передается.
Изучаем справку из материалов расследования. «По метеоусловиям а/п «Внуково» вылет самолета бортовой номер №42444 переносился с 08 час. 15 мин. на 09 час. 50 мин., затем на 13 час. 50 мин., 15 час. 30 мин. и 16 час. 15 мин... Экипаж в итоге произвел взлет в 19 час. 35 мин., имея на борту пассажиров с разных рейсов, в том числе с рейса 1703».
Фактически на борт самолета №42444 было посажено 113 пассажиров, в том числе 31 женщина. В последнюю минуту, перед закрытием дверей самолета, один пассажир отказался от полета.
— Я помню, как он сказал, что летел на свадьбу, но уже опоздал и теперь хочет выйти, — рассказывает стюардесса Люба. — Мы его выпустили через люк на передней стойке шасси.
Кстати, Люба в тот день летела вместе с мужем — штурманом Виктором Ованесяном. Им редко удавалось совершать полеты в одном экипаже, и они очень радовались выпавшему случаю. Хотя предчувствие большой беды было у обоих. Вообще многие пассажиры (это следует из материалов дела) накануне полета видели плохие сны. Но страх притупился после многочасового ожидания. Самое интересное — у всех пассажиров была возможность спастись — их просили покинуть самолет незадолго до взлета (мол, погода нелетная), но они отказались!
— Меня и моего сослуживца Юру несколько раз сажали в самолет, — рассказывает выживший пассажир, солдат-срочник Виктор Немов (он летел в свою воинскую часть из отпуска). — И когда в очередной предложили его покинуть, мы и другие люди просто-напросто уже не согласились и остались в нем. Хотя у меня где-то в груди началось нытье. Я говорю: «Юр, давай выйдем и на поезде уедем». Он мне: «Нет, ты чего, мы сейчас самолетом раз — и на месте! А там через забор — и в своей части». Наша часть находилась рядом с аэропортом. А тут еще из дома мы везли с собой спиртуху, так называемый «компот», в трехлитровых банках, так что ребята ждали нас. Ну, в общем, он меня уговорил...
— Нашему фельдъегерю Алику Зозуле достали билет во второй ряд, на первое место у прохода, — вспоминает ветеран одесского отдела фельдъегерской службы Евгений Матвеев. — Впереди, на первых трех местах, сидели какие-то военные в офицерской форме. Алик, не спавший целые сутки, голодный, уставший, сел в кресло, пристегнулся и заснул. Он даже не слышал, как пассажиров просили покинуть самолет. А проснулся уже в реанимации.
Возможно, единственным пассажиром, который действительно хотел умереть, был студент биофака Константин Кобелев.
— Я пребывал в смятении, поскольку у меня был сложный жизненный период, — вспоминает он. — Дошел до того, что уже сидя в салоне самолете в своем блокнотике написал: «Провидение, если Ты есть, убей меня!». Даже не называл его Богом. На этом я поставил точку и убрал свой блокнот. Смерти я не боялся. Сижу, жду взлета. И когда объявили, что мы никуда не летим и надо покинуть самолет, мы устроили сидячую забастовку. Я, как вы догадались, был одним из самых активных.
Самый короткий полет
И вот наконец разрешение на полет дано. В распоряжении «МК» — полная фонограмма внутрисамолетных переговоров и переговоров экипажа самолета Ту-104 №42444 с диспетчерами службы УВД аэропорта «Внуково».
«19.37.45. КВС (командир воздушного судна) — Внуково: «Сорок два три четверки… горит табло левого двигателя «пожар».
Диспетчер: «Сорок два три четверки, понял вас. Вы, видимо, будете заходить у нас на посадку?»
19.37.56. КВС: «Да-да, будем заходить».
Диспетчер: «Три четверки, ваша высота?»
2-й пилот: «Тысяча двести».
Диспетчер: «Три четверки, сохраняйте 1200… установите давление 731 и сохраняйте вашу высоту… левым разворотом берите курс 40 (градусов)».
2-й пилот: «Разворачиваемся, берем курс 40 (градусов), сорок два три четверки».
КВС: «Я не вижу, мы вышли из облачности или нет?»
2-й пилот: «Тебе нужна облачность очень?»
КВС: «Он не горит» (о двигателе).
2-й пилот: «Он не горит… фактически это ложно срабатывает сирена, сейчас проверим… уточним, у нас бывает такое».
Диспетчер: «Пожалуйста, три четверки… жду вашего доклада».
КВС: «Три четверки… двигатель не горит, все нормально, но табло вот горит пожаротушения, две очереди сработали пожаротушения».
19.40.08. Диспетчер: «Три четверки, понял… завожу вас кратчайшим путем… первым на посадку»
19.47.06. Диспетчер: «Три четверки, уклоняетесь резко влево… увеличьте, не уменьшайте курс… курс 220. Находитесь ниже 20, прекратите снижение».
19.47.10. Диспетчер: «Три четверки, прекратить снижение».
19.47.13. Диспетчер: «Три четверки, прекратить снижение».
Диспетчер: «Газы… Газы… Газы».
Удар (скрежет).
Весь полет длился около 15 минут... Что происходило в это время в салоне?
— Я почувствовал вибрацию такую, аж щекотно стало ногам, — рассказывает Виктор Немов. — Я Юре говорю: «Юр, ты ноги поставь на пол, чувствуешь что-нибудь?» Он мне: «Да, что-то щекотно». Через какое-то время выбежал в салон кто-то из экипажа и приник к иллюминатору. Я Юре говорю: давай сядем в конец, ближе к выходу на всякий случай. Пересели. Потом, как сейчас помню, свет загорелся, пробежал мужчина вдоль рядов в туалет (это был пассажир Борис Дедиков. — Прим. авт.). Он пошел курить. За ним пробежала стюардесса Люба. Нас предупредили: «Пристегните ремни, возможна посадка». В тот момент, как мне показалось, свет в салоне погас. Погас свет — и все!
«Пассажиры были голые...»
С момента первого касания земли и проводов ЛЭП до окончательной остановки самолета прошло буквально 1–2 минуты. На кроках отчетливо прослеживается весь путь падения — 550 метров. Пассажиры даже не смогли ощутить ни этого времени, ни этого расстояния. Для них все произошло мгновенно.
Хотя эти 550 метров самолет периодически касался земли и вновь отрывался от нее. Благодаря этому он погасил скорость движения — и половине людей посчастливилось остаться живыми. Сам самолет фактически разломился на две части. Кабина пилотов и кусок первого салона с пассажирами (на языке авиаторов «оторванная от основной части фюзеляжа по 23-й шпангоут») остались лежать на одной стороне дороги. Фюзеляж с правым крылом и правым стабилизатором и покореженной конструкцией хвостового оперения, перелетев дорогу, ведущую в аэропорт «Внуково», упали на противоположной стороне.
Из материалов расследования ЧП:
На месте падения самолета повреждены: три ЛЭП; бетонная опора нерабочего огня приближения №9; поломаны деревья леса по пути разрушения самолета длиной 250 м, шириной до 20 м, образовалась просека.
А теперь странности. Некоторые пассажиры (и живые, и мертвые) были… голыми.
— Основная масса пассажиров потеряла сознание при первом сильном ударе о землю, — рассказывает член комиссии по расследованию авиационного происшествия с самолетом Ту-104Б №42444 Виктор Прокопец. — Некоторые очевидцы уверяли, что они якобы почувствовали удар, но это впечатление сложилось у них уже после катастрофы. При ударе сознание теряется мгновенно. Когда произошел отрыв кабины от основной части, пассажиров просто вырывало вместе с креслами за счет сильных встречных потоков воздуха и инерционной силы (ведь скорость несущегося к своей финальной точке самолета была внушительной). Именно воздушный поток почти полностью срывал с людей одежду.
А как же другая странность? Внутри салона упавшего самолета были... деревья! Но и этому эксперты нашли объяснение: сломанные ветки попали туда вместе со снегом, кусками льда, землей и камнями через открытое отверстие фюзеляжа, когда борт падал.
Интересно, что первым очнулся солдат Немов. И ему тоже все происходящее показалось необъяснимым и таинственным. Вот как он сам рассказывает это «МК»:
— Я очнулся, когда в салоне было тихо, тихо и темно. Это было так странно! Казалось, что всех усыпили. Запомнился неприятный звук льющегося керосина и его запах. А я вишу вниз головой, отстегнуться не могу. И вдруг я вспомнил, что взял с собой в отпуск нож связиста. Да вот самое удивительное, я ведь раньше с собой никогда ножи-то не носил. В то время такого тщательного досмотра не было, как сейчас, поэтому я вот запросто в брючном кармане нож пронес. Перерезал ремень. Ну, конечно, я упал вниз, но не на пол, а на потолок. И, видимо, произвел звук, который всех разбудил! И тут все началось! Неожиданно вокруг меня стали оживать люди! Началось движение. Я пробовал встать, но поскользнулся. На Ту-104 такие вытянутые вдоль салона плафоны-светильники были, так вот скользко было от какой-то разлитой жидкости: может, это вода была или кровь, а может, и керосин. Я поскользнулся на этом светильнике, как на льду. По мне, лежащему, несколько раз пробежались. В результате сломали челюсть (показывает), ухо повредили. Я думал, что меня в сутолоке и темноте просто-напросто затопчут. Я попытался отползти к иллюминатору. Увидел крыло и горящую дорожку. В темном салоне я в основном ориентировался по всполохам. Свет был очень яркий, как сварка. Выбрался из самолета через дверь, которую мы с одним из пассажиров сумели едва приоткрыть. Правда, меня в последний момент опередила какая-то резвая дамочка, оттолкнув меня от прохода. Потом я ее нес на руках по горящей дорожке до кареты «скорой помощи»: нашел ее в полуобморочном состоянии.
Штурман Виктор Ованесян очнулся уже возле обломков самолета. Глаза залила кровь (был открытый перелом черепа), так что он не сразу увидел лежащую на боку кабину. Вспоминал, что больше всего его потрясли окровавленные части тел на деревьях. Его супругу вынесли из самолета.
— Говорили, что я осталась жива, потому что спряталась в кабине пилота, как жена штурмана, — вспоминает Люба. — Это неправда. Было обидно и больно. Но это было потом. А тогда все было как во сне: я только помню, что побежала за пассажиром, чтобы его вернуть на место, и уже возле туалета меня и того парня с сигаретой во рту накрыло… Очнулась в больнице. Другая стюардесса — Тамара — погибла.
— При ударе о землю самолета передние кресла наехали на задние (эффект «гармошки») и раздавили ноги нашему фельдъегерю Алику, — рассказывает Матвеев. — Его вытащили трое военных, которые сидели впереди. Мы нашли его в реанимации, в одной палате рядом со штурманом Ованесяном. Врачи сказали: «Мы хорошо и красиво отрезали ногу выше…». Алику поставили металлический стержень, обмотав поврежденную ногу проволокой. В то время руководитель фельдъегерской службы Борис Краснопевцев вышел с ходатайством к известному хирургу Елизарову с просьбой изготовить протез для Алика. И тот его сделал. Но Алику пришлось перенести 15 операций, в итоге ногу еще укоротили...
В основном пострадали больше всех те, кто сидел рядом с проходом. Эти пассажиры и приняли на себя первый мощный и для кого-то смертельный удар.
— Смятые в гармошку кресла, в которых были зажаты раздавленные, висевшие вверх ногами мертвые пассажиры, части тел, свезенные в морг, — продолжает Прокопец, — представляли собой неописуемо жуткое зрелище. Всего погибших было 57...
Из материалов расследования ЧП:
Из погибших иностранных граждан по согласованию с посольствами и родственниками: Рашид Рашо (Сирия) — направлен в гробу по месту жительства; Фарид Умар Гонсалес (Колумбия) — кремирован; Рамирес Санчес Марио дель Кармен (Колумбия) — кремирована; Нвабуоке Джонс (Нигерия) — захоронен в гробу на Николо-Архангельском кладбище.
Приговор для капитана
Расследование длилось полтора года. Виновным был признан капитан воздушного судна Виктор Аксютин. Приговор Одесского областного суда до сих пор не видел никто, так что мы публикуем отрывки из него впервые.
«Аксютин, являясь командиром воздушного судна Ту-104Б бортовой №42444, 17 марта 1979 года перед выполнением на этом самолете пассажирского рейса Москва—Одесса, в нарушение требований (перечисляется несколько документов) не провел штурманскую и метеорологическую предполетную подготовку.... Аксютин не дал необходимых указаний экипажу по распределению обязанностей на завершающем этапе полета, не контролировал действия членов экипажа... В силу этого экипаж действовал неуверенно, а Аксютин, управляя самолетом на предпосадочной прямой, не зная конкретной метеообстановки, пытался найти землю визуально, отвлекаясь от управления, и допускал уклонения воздушного судна от курса и глиссады. В результате Ту-104Б №42444 преждевременно снизился с большой вертикальной скоростью в 23 метрах правее курса, ударился о землю и полностью разрушился».
Даже не специалисту этот приговор может показаться странным. Очень уж все размыто, неконкретно. Члены экипажа и пассажиры писали письма в оправдание Аксютина (говорили о его мужестве, о том, что если бы не его смелое решение о посадке, могли погибнуть бы все), но зря. Возможно, власти должны были отчитаться перед мировым сообществом, что виновный найден и наказание понес. В конце концов, среди жертв было столько иностранцев. В защиту обвиняемого пилота выступил прокурор Одесской области, чей сын, кстати, погиб в той же катастрофе. Сначала он хотел засудить Аксютина по максимуму, а потом сам писал прошение о помиловании. Не помогло.
Но что было истинной причиной трагедии? Виной всему погода?
— Вообще существовало два минимума погоды — для взлета и для посадки, — рассказывает стюардесса Люба. Она приводит не только свои аргументы, но и мнение бывшего мужа — штурмана Ованесяна. — Для взлета — 800 метров видимости, для посадки — 1500. И получалось так, что самолет мог вылететь при установленном минимуме, но если ему экстренно понадобилось бы совершить посадку на аэродром вылета при тех же метеоусловиях — то командир воздушного судна благополучно посадить его уже бы не смог. А как быть? Экипаж обвинили в том, что на посадку пошли с перегрузом и не слили топливо. Но что, если бы самолет действительно горел, как показывали приборы. Тогда из самолета, сливающего в воздухе топливо, вышел бы отличный факел!
Изучаем вместе с экспертами недавно рассекреченные материалы расследования авиационного происшествия самолета Ту-104Б №42444, хранящиеся в Российском государственном архиве экономики. По ним очевидно, что причиной ложного срабатывания аварийного сигнала «Пожар левого двигателя» явилось попадание горячего воздуха в подкапотное пространство двигателя из-за (цитирую) «рассоединения на взлете сферического соединения трубопровода противообледенительной системы». Причина — установка на двигатель соединительной трубы и сферического кольца, изготовленных с отступлением от чертежа. Налицо все тот же пресловутый человеческий фактор: сборщик собрал, ОТК пропустил, самолет со скрытым дефектом взлетел. Можно, конечно, считать, что это ерунда, самолеты летали ведь с такими дефектными узлами сборки трубопровода — и ничего. Один раз пронесло, второй раз пронесло, третий пронесло... десятый не пронесло.
Больше месяца изучений документов — и наши эксперты приходят к окончательному выводу: к катастрофе привела совокупность факторов, каждый из которых сам по себе трагической роли не сыграл. Объясняют на пальцах. Была бы хорошая погода — самолет бы сел без проблем на одном двигателе. Была бы неполная загрузка — тоже сел бы. Была бы еще хуже погода — не полетел бы вообще. Не рассоединился бы трубопровод — долетел бы без проблем.
Жизнь после смерти
По-разному сложилась судьба тех, кто был на борту 42444. Командир Виктор Аксютин отсидел в колонии-поселении для лиц, совершивших преступление по неосторожности, не 7 лет, а 3 года. Освободили по состоянию здоровья. Он перенес 5 операций на глазах, в результате чего видел только одним и лишь на 20%. Остаток своей жизни он, полуослепший, с третьей группой инвалидности, добивался от государства восстановления справедливости, своей реабилитации — виновным себя, даже после возвращения из колонии, не считал. Одесский авиаотряд дал ему небольшую комнатку в коммунальной квартире, в которой пилот жил до конца своих дней.
Стюардессу Любу ждал приговор врачей: строгий запрет рожать детей. Причиной всему были тяжелая травма позвоночника, полученная в авиакатастрофе, компрессионные переломы, которые не давали ей свободно дышать. Так думали врачи, но не она. Эта мужественная женщина родила ребенка. Наверное, это была ее первая и самая большая победа после всего пережитого. А о прошлом она предпочитает не вспоминать.
Возмутитель спокойствия Борис Дедиков, так и не защитивший диссертацию в Москве, с незначительным переломом и вывихом руки вернулся в свой родной город Одессу, где удачно влился в струю кооперативов, последовавших вскоре после перестройки, и организовал швейный бизнес. О пережитом, теперь уже изредка, напоминает ноющая боль в плече и цифра 17 на календаре, день его второго рождения.
Алим Зозуля, офицер фельдсвязи отдела фельдъегерской службы при Одесском областном производственно-техническом управлении связи, мужественно перенес несколько сложных операций, которые не прошли бесследно. Некогда крепкое здоровье молодого офицера было подорвано бесконечными обезболивающими блокадами, наркозами, в результате чего один за другим у него стали отказывать жизненно важные органы. Удар пришелся на почки, печень и легкие. Была нарушена речь, он не мог разговаривать. Последним остановилось сердце.
А сослуживцы Виктора Немова так и не дождались от отпускников обещанной спиртухи. Вместо нее, получив сообщение о якобы погибших своих товарищах, солдаты в части стали готовить гробы для «погибших» в московской авиакатастрофе сослуживцев. Этот факт в жизни Виктора Немова и его друга, пассажира того же рейса Юры Матвеева, так и остался бы до конца нераскрытой тайной, если бы не признание под самый их дембель прапорщика Григория Никифорчука. Он-то и рассказал про несостоявшиеся похороны.
Мечтавший о смерти Константин Кобелев поверил в Бога, да так, что сейчас он старший священник храма Покрова Пресвятой Богородицы в Бутырской тюрьме, а также протоиерей храма Святителя Николая в Бирюлеве. Всем своим прихожанам рассказывает, как к вере его привел тот самый борт 42444…