"Скажу правду - не жду я вакцины. СПИД будет. Вот тезис, который очень важен, и его нужно донести до нашего населения, - говорит Вадим Покровский. - ВИЧ обнаруживается у все большего количества россиян, он вызывает все больше смертей. Ситуация без принятия экстренных мер будет прогрессивно ухудшаться. Но ясного плана действий по прекращению эпидемии в стране нет. Общественность мало осведомлена о происходящем и никакого участия в борьбе с эпидемией не принимает...».
Традиционно материалы о ВИЧ усиливают статистикой и процентами. Знаете, сколько людей у нас ежегодно умирает от ВИЧ (который во всем мире признан не смертельным, а хроническим заболеванием)? В 2011 году - 18 тысяч. В 2013 — 22 тысячи. Средний возраст умерших не превышал 35 лет.
«Эпидемия ВИЧ/СПИД в России развивается быстрыми темпами и по многим параметрам приобретает необратимый характер: постоянно увеличивается число новых выявленных случаев ВИЧ-инфекции, растет число людей с проявлениями СПИДа», - говорит Покровский.
За всеми этими статистическими тысячами и миллионами — настоящие жизни, уходящие, как в песок. Кого-то я знаю лично. Или буду знать.
Вы, кстати, тоже. В Питере носителями ВИЧ являются 5% молодых мужчин. Каждый 20-й. Кого из своих знакомых вы готовы похоронить? И это при том, что современный уровень лечения (антиретровирусная терапия, АРВТ) позволяет продлевать жизнь ВИЧ-инфицированных неопределенно долго.
В настоящее время до 18 миллиардов рублей в год расходуется на закупку средств диагностики и лекарств для антиретровирусной терапии. И менее 200 миллионов – на просвещение и обучение населения: что делать, чтобы остановить эпидемию на себе.
- АРВТ получают только 170 тысяч ВИЧ-позитивных граждан, - говорит Покровский, - то есть 25% зарегистрированных. И этот процент увеличивается медленно, так как выделяемых средств недостаточно, а число больных быстро растет...
Может быть, выделяемых средств было бы и достаточно. Но как назвать то, что у нас происходит с закупками АРВТ? Это какой-то безумный эксперимент над все большим числом людей. Нет другого заболевания, для которого бы так нелепо закупались лекарства. А видно это стало, когда движение «Пациентский контроль» и Международная коалиция по готовности к лечению (ITPC) три года назад начали проводить мониторинг аукционов закупок препаратов.
- Идея родилась в 2010 году, - рассказывает старший специалист по адвокации ITPC Сергей Головин. - Тогда были первые большие перебои с лекарствами, и по регионам прошла волна акций. Препаратов реально не было по несколько месяцев, и важно было понять — почему их нет? Не заказали? Вовремя не привезли? И вот раскапывая эту систему, пришло понимание того, что надо смотреть на первое звено этой цепи: непосредственно на закупки. А именно: сколько закупается препаратов, когда объявляются аукционы, вовремя ли они проходят.
- А как вы в них разбираетесь?
- Мы провели много времени, консультируясь со специалистами в области здравоохранения, консультантами в сфере закупок. Несколько человек из «Пацконтроля» проходили тренинг по госзакупкам. Так что теперь мы хорошо знаем, что такое закон о госзакупках, аукционы, как правильно считать таблетки. И по реакции чиновников мы видим, что понимаем все правильно.
Когда лекарства закупал Минздрав, аукционов было не так много, меньше 40. За ними можно было следить. С 2013 года, когда закупки АРВТ отдали в регионы, они исчисляются тысячами. Сейчас, конечно, из-за того, что их такое огромное количество, реально все охватить сложно. Но в целом картину мы видим...
Итак, по состоянию на конец октября из 2814 аукционов полностью исполнено... 722. Остальные — в работе, 260 не состоялось, 121 — отказ от заключения. Причем, речь идет о препаратах на этот (!) год.
Но это не все. Мало того, что аукционы заключаются через пень-колоду. Не первый год препараты закупаются в разных регионах по совершенно разным ценам, и речь там идет о разнице в сотни процентов. К примеру препарат абакавир закупался в Свердловской области по 2.159 руб. А в Хакасии — по 5.290. Или ставудин: по минимальной цене в 504 рубля за упаковку его закупили в Воронежской области. А максимальная цена на этот же препарат была отмечена в Дагестане — 2.587.
Но ситуация выглядит еще более дикой, когда начинаешь сравнивать наши цены с мировыми. Так, Московская область закупила тенофовир по 7.527 рублей за упаковку. Почему-то по 12.440 (!) рублей его приобрел Ставропольский край. При этом по данным «Врачей без границ» минимальная стоимость этого лекарства составляет в рублевом эквиваленте — ха-ха — 721 рубль за упаковку оригинальных таблеток. Генерик же вообще обойдется в 165 рублей. И по многим позициям наши закупочные цены превышают мировые на 40, а то и 70%.
Но в России многое происходит наоборот. Генерические препараты на нашем рынке начинают вести себя очень интересно. Вообще, смысл генерика (воспроизведенного лекарства) в том, что он — дешевле. Но вот к примеру саквинавир. Томская область закупила оригинальный препарат по цене 3.421 рубль за упаковку. А Ивановская — его генерик – по цене... 6.427 рублей. То есть, стоимость воспроизведенного лекарства превышает стоимость оригинального, что не имеет никакого смысла. Что интересно, во всех случаях завышения цен на генерический препарат выступает один и тот же дистрибьютор.
По ситуации на 31 октября 2014 года были исполнены 25% аукционов. В результате лекарства в ряде регионов закончились. Вот только АРВТ — это не пластырь, который можно заменить бинтом. Отсутствие лечения ведет к привыканию, устойчивости вируса. Тем не менее, в Татарстане, Пермском крае, Мурманске, Калининграде, других территориях начались перебои с лекарствами. Причем, уже в январе. Пик перебоев традиционно пришелся на июль, Москва исключением не стала. В общей сложности из 14 городов были собраны заявления пациентов и написано более 80 (!) обращений в министерства и контролирующие органы.
То есть, с одной стороны, мы, как в «Дне радио», очень сильно переживаем за ситуацию с ВИЧ-инфекцией. А с другой — вообще не переживаем и пытаемся просто хоть как-то потратить деньги, потому что вроде как надо бороться.
И тут даже нельзя обвинять региональные министерства здравоохранения. Потому что отношение к ВИЧ в стране — общее: «А может само рассосется?»...