СПРАВКА "МК"
Геннадий Дроздов родился в 1933 году. С 1955 по 1957 годы работал в особой инспекции (будущее управление собственной безопасности) МВД Белоруссии. С 1957 по 1966 год занимал должности старшего следователя и оперуполномоченного отделов угрозыска в разных районах Москвы. С 1966-го по 1974-й — замполит, зам. начальника 12-го отделения милиции. С 1974 года — старший преподаватель Академии управления МВД СССР, с 1984-го — преподаватель спецфакультета, научный сотрудник лаборатории этого же вуза. Автор нескольких новаций, которые стали применять милиционеры в своей разыскной деятельности (например, повторный выезд на место происшествия). Награжден десятком разных наград, в числе которых знак «За мужество и верность Отечеству» (выданный за спасение жизни человека).
Хирург-убийца и «подснежники»
— Геннадий Дмитриевич, ваши друзья рассказали мне, что в молодости вы предложили себя на органы для Сталина. Неужели это правда?!
— Я тогда был студентом 3-го курса Московского юридического института и проходил практику в городской прокуратуре. И вот как-то утром я купил газету и прочитал там сообщение о тяжелой болезни Сталина. Заплакал я и... побежал на Главпочтамт! Я рассуждал тогда так: что будет со страной, если Сталин умрет? В общем, написал письмо в Кремль, врачам Иосифа Виссарионовича. Предлагал взять любую часть моего организма, а если надо, то и все органы, для Сталина. Нарисовал схему дачи, в которой мы тогда с родителями жили. И потом я три дня не выходил из дома — ждал, вдруг придут за мной. Никто, разумеется, не пришел. А мое отношение к Сталину скоро резко изменилось.
— После чего?
— Меня отправили работать в МВД Белоруссии. После смерти Сталина на партийном собрании мне было поручено прочитать доклад ЦК КПСС о культе личности. Не знаю, почему выбрали именно меня. Думаю, из-за моего громкого голоса и грамотной речи. И вот я держу в руках красную книжицу с грифом «секретно», стою на трибуне. Помню то гробовое молчание, которое царило в зале... Когда я дочитал до момента, где было сказано, что по поручению Сталина расстреляли большинство членов 17-й партконференции, — не выдержал. Бросил текст и направился к выходу. Мне вслед кричали: «Дроздов, остановитесь!».
На следующий день после чтения доклада я вышел на работу и с удивлением узнал, что мне даже выговор не объявили. Зато поручили заниматься жалобами лиц, невинно осужденных в 1937-м. Я рвался в бой. Многие из тех, кто применял в тот страшный год незаконные методы расследований, в том числе допросы под пытками, стали уже полковниками. Я, молоденький лейтенантик с горящим взором, с жаждой справедливости, был им как ком в горле... В общем, вскоре я вернулся в Москву, где с 1957 по 1966 год был следователем, работником розыска в разных районах, в том числе в Краснопресненском. Я вот, когда шел в гости к вам, вспоминал, как в сквере меня чуть не зарезали. На лавочке вон там ворье сидело, а я с товарищами пришел эту банду брать. Один на меня с ножом и бросился. А другой спас — отвел его руку.
В те годы — амнистия же прошла — грабежи и разбои были чуть ли не каждый день. Мы к этому все привыкли. Однажды наблюдаем картину (я был с другими милиционерами на патрулировании): мужчина в сквере берет женщину за руку и ведет куда-то. Мы за ними. Видим — он ее в подвал. Думаю: ну все, сейчас он тут ее и ограбит, а то и похуже что. Заходим следом. А там сначала комната, а потом еще одна комната. У меня стакан — приставляю к стене и слушаю. И слышу вот что: «Вы помните, вы все, конечно, помните, как я стоял, приблизившись к стене. Взволнованно ходили вы по комнате…»
— Есенин!
— Я аж обалдел тогда. Ребятам говорю: пошли отсюда, тут не преступление, тут другое.
— А преступления такие, от которых страшно так, что мороз по коже, приходилось расследовать?
— Не то чтобы страшно — скорее неприятно. Был врач-хирург по образованию, занимал высокую должность в министерстве. Пропала у него жена. Сгинула. Два года прошло, а найти не могут. Она татаркой была, и представители татарской диаспоры писали жалобы во все инстанции, в том числе в Верховный суд — дескать, милиция ничего не делает, не ищет. А где искать? И вот этого хирурга мы как-то задержали за мелкое хулиганство. И мой начальник Саша Клюшников (он потом генералом стал, был представителем МВД в Афганистане) его «размотал». В какой-то момент сказал что-то вроде: «А следы-то от крови мы нашли. Они остались». А он читал в каком-то научном журнале, что такое возможно, что молекулы крови могут проникать в вещи и там сохраняться много лет. На этом врач и попался. Хотя за эти два года он стол мыл тысячу раз! Сразу признался во всем. Рассказал, что разделал ее на мелкие частички, что мясо отделил от костей и смыл в унитаз, а сами кости вынес и зарыл в лесу. Но признаний мало, нужен труп. Нет тела — нет дела.
— Нашли?
— Да, но не сразу. Он показал примерный район, а точного места не помнил. Зима, земля твердая, не копнуть. Потом один из сотрудников увидел кость на проталине.
— Муж-убийца раскаивался?
— Когда останки собрали, он сорвал цветочки и положил букетик к черепу... Отсидел большой срок. Он ее из ревности убил. Она была очень красивая женщина, судя по фото, что я видел. Но тоже была хороша: телефоны и адреса ста мужчин со всего Союза в записной книжке.
— А правда, что у вас есть феноменальная способность угадывать числа и вы ее использовали в своей работе?
— Откуда знаете? Опять товарищи мои нашептали? (Смеется.) Да, бывает, угадываю. Несколько раз это помогало мне раскрывать преступления. Вот как-то задержали парня с техпаспортом на чужую машину. Начальник говорит: «Покрути его, может, чего получится». Парень был из приличной семьи, жил в генеральском доме — тесть у него был очень видный человек. Я ему: «Признавайся, угонял машины?» А он дерзит: «Ну раз вы все знаете, сколько мы машин угнали?» И я говорю: «Семь».
— И попали в точку?
— Да. Он замер. И признался во всем. Но сказал, что есть у него два условия: чтоб жена зашла и чтоб коньяк она принесла из дома. «Вы никогда в жизни не пили и не выпьете больше такого!» — говорит он мне. Я сразу сказал: «Коньяк в сторону, а по поводу жены сейчас разберемся». Звоню начальнику — Клюшникову. Он: «Нет, не разрешаю». Я про себя думаю: ну ладно, рискну. Мне же этим заниматься, а если откажу пацану, дело застопорится. В общем, на свой страх и риск послал за женой, посадил с обеих сторон от парня двух самых крепких милиционеров, говорю ему: «Видишь, какие амбалы, только одно лишнее слово — они тебе шею сразу отвернут». Но Клюшников был прозорлив. Оказалось, жена была соучастницей. Точно роль ее в этом деле не помню, но ее в итоге оставили на свободе. А подельник был в тот же вечер задержан. Все машины нашли в Тбилиси. Номера были так мастерски перебиты, что автомобили прошли комиссионные магазины. Машины были либо черные, либо цвета морской волны — самые модные цвета в те годы. Помню, приехал я в Грузию, возле угрозыска Тбилиси все семь стоят. А рядом хозяева их. Один чуть не плакал, просил, чтобы мы дали ему контакты законного владельца: «Я ему столько же денег еще дам, только пусть машину не забирает». Вся семья его прибежала, даже соседка. Умоляют: «Не отбирайте машину, он за ней так ухаживает — платочком каждое утро оттирает». Тогда я и понял, почему угонщики машины в Грузию возили.
— Часто служебную инструкцию нарушали?
— Философский вопрос. Не всегда надо точно следовать указаниям, иногда лучше полагаться на интуицию. Вот так я одного человека спас. Фамилию его не хочу называть. Карманная кража в троллейбусе. Доставляют его в наше отделение. Симпатичный парень, молодой, в музыкальном училище учился. «Зачем украл?» — спрашиваю. А он: «С девушкой хотел пойти погулять, а денег не было». Мне его так жалко стало. Думаю: ведь это ж не только статья, но еще и из училища исключат. А вдруг талант? С потерпевшей поговорил. Она тоже: мол, жалко парня. В первый раз ведь, тем более деньги не пропали — он кошелек сбросил. В общем, отпустил я его с миром. А через много-много лет встретил его у метро «Аэропорт», когда он уже пел в Большом театре главные роли.
— Он вас узнал?
— Узнал, конечно. Человек всю жизнь такое помнит. Он меня пригласил на свое выступление. Я сидел в Большом театре, слушал его удивительный бас и был безумно рад, что тогда помог ему.
Детектив особой важности
— С чего началась ваша работа замполитом?
— С расследования громкого убийства четырехкратной чемпионки мира по конькам Инги Артамоновой. Я уже не в розыске был, но по привычке бросился на место преступления. Дом престижный, открываю дверь, захожу — на тахте лежит Артамонова. Бездыханная, но как живая. Я, грешным делом, залюбовался ей. Она высокая была, стройная и такая симпатичная. Убийца был известен с самого начала — муж. Они жили в районе метро «Спортивная», но она к матери после ссоры ушла. И вот он явился, в дверь позвонил, она приоткрыла (даже цепочку не снимая), а он в дырочку раз ножом — и прямо в сердце. Нож этот они с какой-то Олимпиады привезли. И все случилось накануне ее выступления… Пришлось мне быстро поимку убийцы организовывать. Он убежал.
— Поймали быстро?
— Ну конечно. Везли его, он просил, чтоб заехали в ту квартиру, где он ее убил. Говорил: «Дайте на нее посмотреть».
— Завезли?
— Нет, не завезли. Тут не до романтики.
— Все-таки очень странная должность в милиции — замполит. Что входило в ваши обязанности?
— В обязанности входило заниматься с личным составом, дома посещать и просвещать сотрудников. Основная масса милиционеров люди серые. А я с высшим образованием, писал стихи, многие знал наизусть. Я был единственным оперативным работником районного звена в СССР с высшим образованием.
12-е отделение курировало район Ленинградского проспекта, и здесь вся элита жила, в особенности творческая. И когда что-то у известных граждан случалось, они приходили с заявлениями в наш отдел, и мне было поручено с ними общаться (опять-таки как самому грамотному). Плюс я организовывал концерты на День милиции. У меня все нынешние звезды (тогда они были начинающими) просили — «дайте выступить с номерочком». Со многими я сдружился.
— И с Беллой Ахмадулиной? Вижу ее автограф на вашей книжке.
— Да. В день рождения она мне его написала — я у нее в гостях как раз был. Она у меня тоже была дома. Познакомились случайно — на рынке. Я в форме, узнал ее, говорю: «Не хотите зайти к нам в гости, в отделение милиции?» И она ответила, что с удовольствием зайдет. Была она с Василием Аксеновым, мы все вместе пошли в ОВД, ко мне в кабинет. Пили чай, разговаривали. И после этого стали дружить, постоянно перезванивались, встречались.
Ее второй муж, писатель Юрий Нагибин, очень ревновал. Как-то она мне позвонила, говорит: «Не сможешь приехать за мной на дачу, а то в доме литераторов выступление, а Юры нет, добираться самой сложно». Я поехал за ней. Она успела познакомить меня со свекровью, но тут подъехал Нагибин. Увидел меня через окно, развернулся и уехал! Мама его извинялась передо мной за его поведение.
— Кажется, что отношения у вас с Беллой были не только дружеские. Вы ее любили?
— А кто ее мог не любить? Я стихи ей посвятил: «Когда к большому прикасаешься, его боишься потерять. Когда к большому прикасаешься, боишься маленьким не стать. Когда к большому прикасаешься, боишься сделать шаг неверный. Когда к большому прикасаешься, становишься вдруг суеверный».
Белла очень Марину Цветаеву любила. А я ведь был свидетелем ее смерти.
— Как так?!
— Случайно. Мне тогда 7 лет было, я жил с бабушкой Катей в Елабуге. В тот день мы возвращались из леса с полными корзинами грибов. И вдруг бабушка Катя резко остановилась напротив одного старенького домика, поставила корзины на землю, а меня прижала к себе, как бы загораживая от какой-то беды. Она в окошко увидела, что под потолком висит женщина... Это была Марина Цветаева. Потом бабушка мне велела стоять во дворе, а сама пошла в дом. Она, как я понял, первая пыталась ее снять с петли. Но я тогда всего этого не понимал. А когда Белле рассказал, с ней случился легкий шок. Она чуть не встала передо мной на колени. Все повторяла: «Гена, Гена, ты понимаешь, что той женщиной была Марина ЦВЕТАЕВА?». Она долго успокоиться не могла. А потом мы помянули покойную рюмкой водки.
— Представители богемы часто в неприятные истории попадали?
— Не часто, но бывало. Как-то задержали за нарушение ПДД поэта Корнилова. Подробности не помню. Факт тот, что в протоколе было зафиксировано, что с ним в машине ехала женщина. И приходит ко мне жена Евгения Евтушенко (а поэты крепко дружили семьями). Просит дело утрясти.
— И как, утрясли?
— Попросил ребят порвать протокол, и все. У меня была установка, которую все знали. Если что-то несерьезное — помогу, если серьезное — только теплая камера.
Другой случай помню — с певцом Муслимом Магомаевым. Он временно снимал жилье с гражданской женой. Поступила коллективная жалоба от соседей, что шумят они. Я выехал на место, провел беседу и убедил жильцов, что стоит забрать жалобу. И они забрали ее. А потом через какое-то время я поехал в командировку и там в гостинице встретил Магомаева. Он меня узнал и мне говорит: «Что же вы ни разу не попросились на концерт?» И сказал, чтобы я пришел со служебного входа, там будет его человек ждать, который меня проведет в зал. Я в первый день не смог, во второй тоже, а на третий иду, подхожу, а из белой «Волги» выскакивает человек: «Вы Дроздов? Где вы ходите? Меня посадил Муслим. Сказал, что, пока Дроздова не встретишь, не выходи из машины».
— ЧП вообще часто случались с людьми искусства?
— Не то чтобы… Помню, как-то у известного артиста цирка из квартиры пропал золотой портсигар. Было очевидно, что кражу совершил кто-то из своих, поэтому надо было действовать деликатно. Он заявление не писал. Ему порекомендовал меня кто-то из моих знакомых. Помню, ехали с ним на его «Мерседесе», он очень переживал, что приходится подозревать в краже своих домашних... Не помню уже детали, но как-то мы разобрались в этой истории с портсигаром.
— Какие самые необычные просьбы поступали от элиты?
— Один раз позвонил народный художник Таир Салахов. Сказал: «У тебя связи с артистами, помоги одной женщине продать вещь художественную. Только не удивляйся, когда эту женщину увидишь. Она напомнит кое-кого…» Оказалось — племянница одного из руководителей государства. А вещь была работа Фаберже, золотая. Тысяч пятнадцать она хотела за драгоценность. Я зашел к эстрадной певице Ирине Бржевской, предложил, но та не взяла. Больше не стал ни у кого спрашивать. Я не очень хотел такими делами заниматься.
— Дома были у многих артистов? Как они жили? Богато?
— Дома практически у всех был, кто жил в этом районе. По сравнению с обычными людьми они жили лучше. Но роскоши не было. Только один мне запомнился — конферансье Игорь Киричук (сейчас о нем мало кто уже помнит, но в те годы он был довольно известен). Он был коллекционер, собирал картины, вазы, мебель. Однажды я пришел к нему, а он купил стол времен Людовика XVI. Спрашивает у меня: «Как думаешь, на сколько нужно сусального золота, чтобы покрыть его?» Пачка сусального золота тогда 22 рубля стоила. Но не имея никакого представления об этом, я назвал какую-то большую сумму и попал в точку! Он так удивился! Вообще он только одну вещь продал за все время, что я его знал, — картину за 5 тысяч рублей, ровно столько стоила кооперативная квартира, которую он потом дочке купил.
— С кем сильнее всего сдружились?
— С Борисом Владимировым (был такой эстрадный дуэт «старушек». Владимиров играл Авдотью Никитичну, а Вадим Тонков — Веронику Маврикиевну. — Прим. авт.). У нас с ним даже пароль был. Если что-то случалось, то Борис звонил в отделение и представлялся полковником Сергеевым из министерства, просил перезвонить.
Помню, смешная история с ведущим КВН Александром Масляковым приключилась. Он позвонил Борису, попросил его на Казанском вокзале проводить на поезд — ехал на гастроли. Я говорю Боре: «А мне по дороге». И у меня настойка 70-градусная, которую использовали для изготовления лимонада (у меня отец работал на фабрике). Пришли в вагон, наливаем. Масляков выпивает и смотрит на меня удивленно. Лимонад оказался! Я перепутал бутылки — они же без этикеток были. Ему все стали говорить: «Не обижайся, это не подстава».
— А как вообще отмечали День милиции в милиции, уж простите за тавтологию?
— А никак. Праздник мы, конечно, очень любили, но в этот день всегда усиленные проверки и все такое. Ни рюмки спиртного на работе.