— Мир меняется, а Ялтинская студия все в той же точке неразрешимых проблем, что и десять лет назад. А это не миф, что была она когда-то успешной и процветающей?
— Миф. Это вообще тема для чеховского рассказа. Ялтинская киностудия для нашего Союза кинематографистов, да и для всего советского кино, всегда была замечательной дачей. А главной обязанностью тогдашнего руководства было принять-проводить, поднести чемоданы московскому начальству. Любой мало-мальски толковый директор картины на других студиях СССР, когда писался сценарий, спрашивал у режиссера: нет ли у нас хотя бы одного эпизода, который можно снять в Ялте? Нет? Надо написать. Подгадывали так, что когда в Центральной России натура заканчивалась, начинались дожди и холод, ехали в Ялту, где было тепло. Подальше от жен, проблем и начальства. Ялтинская киностудия как творческая единица была счастлива в 60-е, когда там работали молодые кинематографисты, закончившие ВГИК, мечтавшие что-то сделать. Это братья Ильенко, Павел Финн, Яков Сегель, Яков Базелян — замечательный и совершенно забытый режиссер. Они сняли тогда несколько прекрасных картин, таких как «Прощайте, голуби» Сегеля, «Дом с мезонином» Якова Базеляна. Это был период, когда Ялтинская киностудия была самостоятельной, но еще не попала под Украину. А когда попала под нее, дело кончилось тем, что она стала... производить гробы. Самые настоящие. Для того чтобы выжить и выплачивать зарплату. Тогда коллектив студии подписался под слезным письмом на имя министра культуры Фурцевой, где говорилось о том, что когда мы были филиалом «Мосфильма» и были немножко самостоятельны, у нас все получалось. И Фурцева своим указом в 24 часа студию из-под Украины забрала и передала Студии им. Горького, филиалом которой она и стала.
— А как студия вообще возникла?
— Она создавалась в ужасное время — в годы Гражданской войны, и родилась студия из декрета Ленина. До этого в Ялте работали частные павильоны Ханжонкова и Ермольева. Ленин провозгласил создание Ялтинской кинофабрики, директором которой назначили не какого-нибудь молодого управленца с наганом, а Ханжонкова. Потом студия была преобразована в «Восток-кино». В тот момент стали думать о кинематографе союзных республик. Сняли несколько фильмов на крымскотатарскую тематику. Часть грузинских классиков свои первые опыты делали на «Восток-кино». На студии стажировались молодые ребята из Таджикистана, Туркменистана, Закавказья. Потом она стала филиалом «Мосфильма». Потом опять стала самостоятельной. И так далее. Она живучая, собака, сколько над ней управленчески ни издевались.
— Сколько фильмов на ней выпускалось в советские годы?
— Для того чтобы студия жила, нужно было самостоятельно производить 4–5 фильмов в год. Из них один оказывался хорошим, один так себе, а два-три очень неважнецких. Если какой-то из них заваливался по идеологическим причинам, то все — хана. Студия настолько маленькая, что когда один фильм «уходил в минус», сотрудники оставалась без зарплат и премий. Кстати, и гробы начали делать в тот момент, когда два фильма не приняли по идеологическим и экономическим причинам.
— Ялтинская студия, по сути, всегда лишь предоставляла услуги?
— В общем, да. А в конце 80-х, когда там стали создавать южную базу кинематографии СССР, и вовсе был взят курс на предоставление услуг и лишь в малой степени на самостоятельное производство. Но услуги — опасное дело. Они предоставляются в основном летом и осенью. Море, солнце — все хотят снять летнюю натуру. Тем более при советской власти, когда сложно было выехать за границу. Почти в каждой картине Гайдая есть эпизод, снятый в Ялте. Там находили тропики и субтропики, греческие, итальянские и латиноамериканские города. Вспомните фильм «Это сладкое слово «свобода»!». Вы удивитесь, но «Солярис» Андрея Тарковского снимался почти весь в Крыму. Декорация космического аппарата стояла на берегу моря. Океан, который там виден в иллюминаторы, — это воды Черного моря. Ялтинская студия помогала в строительстве декораций. А картина — мосфильмовская. Все, что снимается в Крыму, почему-то относят к Ялтинской киностудии. Иногда слышишь: «Человек-амфибия» снимался на Ялтинской киностудии. Да никогда он там не снимался. Это картина «Ленфильма», ялтинцы работали на ней максимум гримерами, декораторами и осветителями. Она же только предоставляла небольшое количество услуг. Нельзя было держать гигантский штат, чтобы работать несколько месяцев в году — летом и два осенних месяца. Дальше начинался простой. Зимняя натура в Ялте мало востребована. С ноября по февраль в Ялте идут частые дожди, наступает мертвый сезон.
— А каков был штат сотрудников?
— Минимальный, порядка 200–300 человек. Из них человек тридцать творческих профессий. Ваш покорный слуга был последним режиссером, состоявшим в штате Ялтинской киностудии.
— Год шел за два?
— В 1998–1999 годах. Когда это было государственное предприятие — год за три. Потому что из-под меня выдергивали все имущество. Я должен был его спасать. Студия была в долгах. Никто не мог мне помочь, кроме Госкино России. Я туда пришел директором под гарантии того, что студия будет финансироваться российским правительством. Предполагалось, что два проекта в год будут направлять на Ялтинскую киностудию. Не четыре, как при советской власти, но хотя бы два. За счет них можно было хоть как-то студию содержать. Но, на мое несчастье, дата создания обновленной студии совпала с датой ликвидации Госкино. 18 мая 2000 года, когда документы были готовы, был подписан указ о ликвидации Госкино и передаче его полномочий Министерству культуры. И начался длинный переходный период, когда ничего не происходило. Производство фильмов остановилось. Денег ни на что не было. И тогда появились частные структуры, которые хоть как-то могли студию спасти. Договор с ними был такой: они не дадут ей погибнуть, а потом продадут государству.
— А инвесторам-то это зачем?
— У киностудии было 14 гектаров земли, 7 из которых занимал долгострой Южной базы кинематографии на Поликурийском холме, который царит над Ялтой. Такая земля всегда в цене. Если инвесторы вложили 4 миллиона долларов, то государство у них купит за 10. Нормальный бизнес: увядшее предприятие поднимаем и на этом зарабатываем. Все хорошо, только в 2005 году наше государство отказалось студию выкупать. Министром культуры тогда был Соколов, который пришел из Консерватории и вообще ничего не понимал про кино. Никакой поддержки от Министерства культуры не было. Инвесторы кричали: куда ты нас втянул, мы хотим вернуть назад свои деньги, кто у нас эту киностудию купит? Ее действительно никто не хотел покупать. А теперь государство вдруг вспомнило о ней. В 2005 году киностудия еще работала. У нее был оборот в полтора миллиона долларов, 150 человек штата, когда была работа, то все 300. Где сейчас эти люди? Кто-то в свободном плавании. Кто-то постарел. Кого-то уже нет. Остались пенсионеры, которые взывают о том, что надо эту студию делать государственной. Все наши студии за исключением «Мосфильма» находятся знаете где? В одном месте. Зачем же нужна еще одна государственная студия, которая будет умирать. Надо было найти разумное сочетание частных и государственных интересов.
— Теперь то и дело слышишь, что наконец-то студия стала российской.
— Она и была российской. Украина не слишком мешала, а наоборот, даже способствовала тому, чтобы было создано российское предприятие и на нем работали и российские, и украинские кинематографисты. Да, это мне стоило усилий. Я не вылезал из поездок в Киев. Но там ничего не делали против, хотели разве что взяток.
— А Украина могла бы самостоятельно потянуть студию?
— Нет, да там и не хотели ее содержать.
— А что представляет собой студия сегодня?
— Когда я оттуда ушел, там был с иголочки отремонтирован административный корпус, утвержден проект строительства двух павильонов, стояла новенькая декорация гриновского города Лисс к моему фильму «Бегущая по волнам». Был построен цех декоративно-технических сооружений. После моего ухода оттуда вытащили все станки, устроили там временный павильон и снимали порнуху. Но хотя бы что-то самостоятельно снимали. По моим сведениям, все, что мы собрали — а это старинный реквизит, машина «Чайка», на которой Хрущев ездил в 1961 году, и мы ее восстановили, — ничего этого теперь нет.
— Ваш интерес к Ялтинской студии связан с тем, что вы уроженец Крыма?
— Нет. Мои родители переехали в Крым, потому что у мамы был сильнейший ревматизм. В Ялте я впервые пошел работать на киностудию. Там из меня сделали «наркомана кино». Я был тогда студентом технического вуза и подрабатывал одно лето на картине, где снималась мама. Она была актрисой.
— Какие самые значимые фильмы сняты на Ялтинской студии? Первое, что приходит в голову, — «Пираты XX века» Бориса Дурова.
— Это кассовый фильм, ставший рекордсменом проката. На студии снимались «Волшебная лампа Аладдина», «Москва—Кассиопея», «Через тернии к звездам», «Вкус халвы». С конца 60-х и до развала СССР самостоятельно под шапкой Ялтинского филиала студии Горького было сделано более 100 фильмов. Снималось много картин, связанных с подводными морскими сценами. Спецификой студии были зрелищные картины.
— Каким, по-вашему, может быть дальнейший ход событий?
— Я настроен пессимистично. Как наша отрасль выживает, так и Ялтинская киностудия будет выживать. Ничем она не лучше. Мой прогноз такой: нашпигуют ее техникой, которая будет востребована 4–5 месяцев в году. Потом экономисты подсчитают, насколько это невыгодно, и часть техники заберут назад. Самостоятельной единицей студия не будет никогда. Моя попытка была, скорее всего, последней. Для того чтобы подобное осуществить, нужны заинтересованные в этом люди на уровне профессионалов (которых нет), руководящих работников.
— Говорят, что студией всерьез интересуется Никита Михалков?
— Кто-то нашептал ему, что Ялтинская студия — золотое дно. Как уж он ее хочет использовать, не знаю. Я видел проект возрождения Ялтинской киностудии. Знаете, сколько стоит новая программа? 700 миллионов рублей. Когда я вижу эту цифру, меня душит хохот. В конце 70-х я проходил курсы подготовки специалистов подводных съемок на Ялтинской киностудии. У меня есть даже удостоверение водолаза-совместителя N14. Всего нас было 15 человек. Нас учил легендарный водолаз Владимир Карпичев. Потом он стал главным специалистом студии в отделе подводных съемок. А у нас тогда занимались несколько режиссеров, включая Игоря Вознесенского, операторы, Саша Антипенко, например. Мы погружались под воду и надеялись, что со временем будет организована студия подводных съемок. Действительно, стали закупать технику, выделили приличную смету, которая пошла в Госкино. И умный зампред Ермаша написал письмо, что из 140 фильмов, снимающихся у нас в год, только 1 или 2 связаны с подводными съемками. Так что нет смысла содержать участок подводных съемок на Ялтинской киностудии. Это я к чему рассказываю? Можно вложить сейчас 700 миллионов в студию и создавать опять южную базу кинематографии? Сомневаюсь! Отрасли-то нет. Что бы там ни говорили с трибун и в СМИ, нет политики отрасли! Нет единого планирования, единых запусков. Можете себе представить, сколько потребуется денег, чтобы студию содержать? Когда я был директором, со 150 штатными сотрудниками это обходилось в 200 тысяч долларов в год. При минимальных зарплатах, которые были в тот момент. 300 долларов для Украины считались шикарной зарплатой, а в условиях России это ничего. Так что при нашем уровне зарплат цифра с 200 тысяч возрастет до 400 только на зарплату.
— Главное — деньги получить. А уж освоить мы сумеем?
— Замечательное советское значение слова — освоить. Когда я встречаюсь со своими старыми работниками, мы стараемся не говорить о студии вообще. Столько сил мы положили, чтобы ее восстановить! А теперь, оказывается, что все об этом забыли. А может, невыгодно вспоминать. Я только что вернулся из Крыма. Так вот мои бывшие сотрудники, занимающиеся киноуслугами (а эпицентр киноуслуг в Крыму сейчас в Севастополе), сказали мне: «Мы тут считаем, что не надо возрождать Ялтинскую киностудию. Легче построить здесь новую». Есть Севастополь с его инфраструктурой, другим менталитетом жителей, отличным от ялтинского. Этот гордый, интеллектуальный и самодостаточный город сохранил такой заряд русской культуры и духа. И там за честь иметь хорошую киностудию. Тем более что от Ялтинской остались только бренд и земля. Надо крепко думать, прежде чем «осваивать».