У прославленного наездника на ипподроме своя конюшня. Небольшая комнатка, где базируется Анатолий Козлов, напоминает музей.
На стенах — фотографии со счастливыми моментами выигрыша, наградные ленты, подковы лошадей, которые выиграли дерби. На стеллажах — многочисленные кубки. Рядом с чудотворной иконой — портрет Ленина. На столе россыпь красных яблок.
Но в глаза в первую очередь бросаются красный шлем наездника и белый камзол с двумя большими звездами.
— У каждого мастера свой уникальный по расцветке и рисунку камзол. Однажды придуманный дизайн наездник проносит через всю свою спортивную жизнь, — объясняет Анатолий Сергеевич. — Новый комплект взамен износившегося точь-в-точь повторяет первоначальный вариант.
Допускаются дополнения в виде маленьких звездочек на груди. Выиграл самые главные соревнования — дерби — можешь на камзол нанести звезду. У Анатолия Козлова их целых шесть!
Усидеть на месте наездник не может, идет показывать нам своих лошадей. Услышав голос хозяина, те начинают радостно ржать.
Только Анатолий Сергеевич открывает первый справа денник, как черно-смоляной красавец Прибой склоняет ему голову на плечо и начинает тереться мордой о голову наездника. Прямо кошка, а не лошадь!
— В выходной я дома не могу найти себе места, буквально бешусь, переживая за своих подопечных, — восклицает хозяин. — Жена говорит: «Ну что ты мечешься?! Там же дежурные есть!» На следующий день я в 6.30 уже на работе. Захватив сахарку, иду поболтать с каждой лошадкой…
— Это правда, что лошади — единственные животные, которые умеют плакать?
— Бывает, что слезы у них льются ручьем. Лошади ведь очень чувствительные. Если у лошадки что-то болит, она подходит к решетке, просит зайти к ней в денник. Потом прижимает наездника к себе головой: не уходи, мол, хозяин, побудь со мной. Это самое умное животное. Лошади всё понимают, только говорить не могут. Если лошадку кто-то обидит, накричит на нее, она сложенными ушами показывает на обидчика. Чем ласковей с лошадью обращаешься, тем больше она отдаст взамен: и на старте, и на финише.
Анатолий Козлов знает, что говорит, в профессии без малого полвека, с лошадьми общается со школьных лет.
— И дед мой, и отец были конниками. Батя работал тренером-наездником на Первом конном заводе недалеко от станции Жаворонки. После уроков с холщовой сумкой, набитой учебниками, я бежал прямиком к нему на конюшню. Чистил лошадей, отец сажал меня в качалку (легкий двухколесный экипаж, предназначенный для бегов рысаков. — Авт.) и давал вожжи. Правда, лошадей сначала подбирал выезженных и спокойных.
После армии родители решили определить Анатолия в механический техникум, но он заартачился: «Хочу связать жизнь с лошадьми. Буду наездником!»
— Поехал в Воронежскую область, на Хреновской конный завод, при котором действовала 2-годичная школа наездников. Экзамены за первый курс сдал экстерном. К тому времени я прекрасно разбирался в анатомии лошадей, знал все растения, которые идут на корма. Пошел сразу на второй курс, школу окончил с отличием. На Первом конном заводе стал работать помощником наездника.
— Именно тогда вам доверили катать на тройке членов Политбюро?
— Тройками тогда занимался мой отец, я ему помогал. Летом мы ездили в экипажах, зимой — в санях. На завод часто приезжали покататься на лошадях члены Политбюро. О высоком визите нас предупреждали за сутки. Больше всех мне запомнился Семен Буденный, который приезжал с дамой. Был он очень простым человеком, абсолютно не капризным, виртуозно играл на гармони. Между прочим, его любимый конь Софист увековечен в скульптуре: на нем сидит Кутузов перед музеем-панорамой «Бородинская битва».
— А первых лиц государства не доводилось катать «с ветерком»?
— Как-то позвонили, сообщили, что приедет Никита Сергеевич Хрущев. Приезжает, а с ним в машине оказалась... Индира Ганди. Тогда она была еще молоденькой девушкой, приехала посмотреть СССР. А какая Россия без птицы-тройки? Никита Сергеевич привез ее на конный завод. Это было зимой, я запряг тройку, чтобы гости не замерзли, положил на сиденья саней полость — меховое покрывало на полотняной подкладке. Сел на облучок, и тут же рядом со мной пристроился охранник. Выехали в лес, на рабочий круг. Я начеку, смотрю, как бы не столкнуться с косулей, которых в лесу было тогда довольно много. Боковым зрением отметил лыжников, которые вдруг стали мелькать по обочинам. Только потом понял, что это была охрана Хрущева.
Едем, и тут показалась водонапорная башня, которая была сделана в виде конуса и издалека напоминала ракету. Индира Ганди задрала голову, начала с интересом ее рассматривать. Никита Сергеевич похлопал ее по плечу, успокоил: «Не бойся, это не ракета, а обыкновенная водокачка». И уже мне после первого круга кричит: «Ну-ка распусти лошадей! Поддай жару!» Я знал инструкцию, но тут ведь сам Хрущев просит… Взялся было за хлыст, и тут охранник как даст мне в бок локтем и смотрит на меня вытаращенными глазами… Пришлось попридержать коней.
«Выиграл в шести заездах подряд»
Но вскоре судьба забросила 22-летнего Анатолия Козлова на Центральный московский ипподром. Там уже лошадей сдерживать не пришлось.
— На ипподроме стояли лошади нашего завода. Серьезно заболел наездник Щельцин, надо было искать замену. Со стороны брать никого не хотели, директор Борис Завильгельский вызвал меня и сказал: «Езжай, принимай отделение». Это была стандартная конюшня на 22 головы. Я начал работать помощником тренера. Это было в 1964 году.
— Вспомните свое первое выступление.
— Я проработал на ипподроме к тому времени полтора месяца, был наездником без всякой категории. Но отлично знал лошадей, которые выросли на нашем конном заводе. Первый забег был на дистанцию 2400 метров. Я встал рядом с корифеями, все были сплошь мастерами с большим стажем. На финишную прямую вышли три лошади. Оставалось метров 200, я только хлыстиком взмахнул, как мой конь резко прибавил, и я выиграл «шею» у этих великих мастеров. Радости, конечно, было!
Потом на московском ипподроме стали разыгрывать троечные призы. Под началом у Анатолия Козлова было две тройки лошадей, он четыре года подряд становился чемпионом Союза.
— Нагрузка была непомерно большой, я пошел к начальству и сказал: «Надо заниматься или тройками, или рысаками». В результате решил сосредоточиться на рысаках, знал характер каждой лошади, и у меня пошел один выигрыш за другим. Мне присвоили первую категорию, потом я стал мастером-наездником. Помню, в один из дней у меня бежало подряд шесть лошадей. Я отдавал одну лошадь, тут же брал другую, она была уже запряжена, и отправлялся на круг… Во всех шести заездах выигрывал!
— Это как-то материально поощрялось?
— Тогда разыгрывалось много традиционных призов. У меня сохранился партбилет, где указана сумма взносов, которые я платил. С мая по сентябрь я получал по 4–4,5 тысячи рублей, в то время как у людей оклады были по 112–120 рублей.
— Когда начали участвовать в международных соревнованиях?
— Когда стала формироваться команда за рубеж, министерство хотело отправить на соревнование своих приближенных сотрудников. Но директор ипподрома Евгений Николаевич Долматов сказал: «Нет, мы даем вам своих лошадей и своего наездника Козлова». Я взял за границу двух лошадок, на обеих и выиграл.
Потом, участвуя в соревнованиях, я объехал всю Европу и Америку и везде выступал удачно. Мне первому в Союзе присвоили звание мастера-наездника международного класса. Это звание присваивал не наш главк, а международная ассоциация. Для этого требовалось выиграть определенное количество призов за рубежом. У меня за плечами было более 2000 первых мест, друзья в шутку называли меня «человек-чемпион».
— Можете вспомнить один из драматичных моментов тех состязаний?
— Выступали мы как-то в Западном Берлине. Вроде дружеские отношения были с немецкими коллегами, я постоянно слышал: «О, Анатоль, Анатоль, советишь». Старт приняли 12 лошадей. У меня 9-й номер. Поехали, и тут меня с ходу с двух сторон взяли в клещи и не выпускают. Держался четвертым, выходим на финишную прямую, на бровке немец зазевался, чуть-чуть отклонился в предчувствии скорой победы. Я тут же «выстрелил» в образовавшуюся щель. У меня был конь Гиолит, очень смелый, ничего не боялся. Я выиграл, получаю венок, смотрю, а у меня вся качалка ободранная. Вот так меня немцы сжали колесами, хорошо, что не перевернули.
«В договорные заезды не верю»
— Расскажите о своих самых выдающихся лошадях.
— Это Гиолит, Рок, Орс. Они меня понимали, я их понимал. Лошади на ипподром поступают двухлетками. Их держат, как правило, лет 8, до 10-летнего возраста. Расставаться потом с любимцами всегда очень тяжело. У меня не просыхают глаза от слез. Те, что заканчивают спортивную карьеру, попадают обратно на конный завод. Их, в зависимости от родословной, или оставляют у себя в хозяйстве как производителей, или продают на другие конные заводы. Наши лошади всегда были нарасхват. Не верьте слухам. Рысак русский или орловец никогда не шли на мясокомбинат. Более того, после смерти от старости их с почестями хоронили. Есть специальное кладбище для лошадей.
— Это правда, что лошадям надевают наушники, а чистят лошадок при помощи пылесоса?
— Наушники надевают строптивой, горячей лошади, чтобы она меньше слышала и не пугалась резких звуков. Если требуется усилить эффект, на лошадку надевают наушники с помпонами — большими мягкими шарами.
Что касается пылесоса, то он есть у каждого конюха. Но предварительно лошадей чистят от грязи скребницей, потом уже в ход идет пылесос. Лошадки от отборного овса и сена, от правильного ухода потом просто лоснятся!
— Расскажите о временах тотализатора, там ведь бушевали нешуточные страсти!
— Это были золотые времена. Тотализатор принадлежал ипподрому. У меня супруга была заместителем заведующей тотализатором. Под ее началом была группа расчетчиков из 200 человек. На ипподроме собиралась вся элита, это было престижно, все делали ставки. Тогда в неделю было три беговых дня — среда, пятница, воскресенье. В Союзе работало более ста конезаводов, все поставляли лошадей. Иной раз на ипподром приходило до 5 тысяч человек. На трибунах набивалось народу — яблоку негде было упасть.
Наш тотализатор помогал содержать Боткинскую больницу, Большой театр, детские садики. Шли отчисления многим заводам. Еще и ипподрому многое оставалось! Что зарабатывали, то и распределяли. Часть денег шла на закупку тракторов и другой техники. Хватало и на существенные добавки к окладу всех работников. А какие призы были у наездников! Золотые часы, хрустальные вазы и горки… Тогда хрусталь был дефицитом, а у меня вся квартира им была заставлена! Когда же тотализатор перешел в частные руки, все стало разваливаться, сейчас денег нет! Как и не осталось почти государственных лошадей. Скачки и бега изначально проводятся для испытания лошадей на резвость, которые необходимы для совершенствования пород лошадей. О какой селекции сейчас может идти речь?
— А договорные заезды были, те, что описаны в детективах?
— В заезде бегут 10 лошадей, это ведь надо со всеми наездниками договориться. Я в это не верю.
12 октября на Центральном московском ипподроме будет разыгрываться приз в честь 80-летия мастера-наездника Анатолия Козлова. Красную наградную попону и солидные кубки легендарный наездник заказал на собственные деньги.
— Ипподром — вся моя жизнь! И умру, наверное, среди лошадей, — говорит, смеясь, Анатолий Сергеевич.
Мастер выезжает на качалке на призовую дорожку. Спина прямая, в руках непомерная силища, во взгляде стальной блеск. Он по-прежнему фаворит.