Запроданы рябому чёрту
на три поколения вперёд.
Мандельштам. Четвёртая проза
О русской истории (позитивно) и о Солженицыне (негативно) высказался Поляков, главный редактор «Литературной газеты». Ему гневно ответила вдова Солженицына, её поддержали некоторые публицисты; актёр Евгений Миронов в правительственной «Российской газете», обращаясь к Полякову, заявил: если не извинитесь — будете называться подлецом.
Они искренне защищали Солженицына, но, к сожалению, не заметили в тексте Полякова гораздо более важных вещей. Например, любви — к Родине, к её истории. Поляков так и пишет: «Любой нормальный человек должен свою историю, прежде всего, любить». Согласны?
…Начать надо с Пушкина; тем более что на шапке «Литературки» всегда его портрет.
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрёк ты Богу на земле.
Обычно читателя изумляют смелость и ярость.
Смелость — ибо за такие стихи могут сгноить в тюрьме (Пушкин отделался ссылкой).
Ярость — ибо радоваться по поводу смерти детей (пусть даже воображаемой) это как-то слишком.
Незамеченным остаётся важное. «Тебя, твой трон я ненавижу». «Тебя» — это царя, это понятно. А трон? Это ненависть не к разукрашенному креслу, а к системе. Россию Пушкин любил — сомнений нет. А российскую власть? Кажется, не очень.
Историю государства почти целиком определяет государственная власть. Она пишет законы, даёт или не даёт Конституцию, проводит реформы, объявляет войну… Кроме действий власти, в историю государства попадают только самые страшные землетрясения, от которых Россию бог миловал. Например, грандиозный взрыв Тунгусского метеорита на нашу историю вообще не подействовал никак. Планета дрогнула, а в учебники истории он не попал.
Любовь к Родине и любовь к власти часто вообще несовместимы. Белая гвардия бежала от большевиков в чужие страны, но любви к Родине они не утратили, они ей не изменили.
Ладно, белогвардейцы; они потерпели поражение, их ненависть к победителям, к советской власти понятна. Но от большевиков бежали учёные, писатели, композиторы… Шаляпин, Рахманинов, Бунин, Цветаева, Набоков всей душой любили Россию, подыхали от ностальгии, но от всей души ненавидели государственную власть Родины.
* * *
Поляков пишет: «Ажиотаж в связи с приближающимся столетием А.И.Солженицына, на мой взгляд, выглядит в какой-то мере неуместным. Не стану обсуждать литературно-художественные достоинства его творений, однако вынужден заметить: Солженицын не просто уехал в свое время из Советского Союза (а СССР, хотим мы того или нет, по сути одна из политических версий исторической России), но фактически призывал американцев начать против него войну».
Вдова Солженицына ответила: «Возмущена бесчестной клеветой. Вы не можете не знать, что в феврале 1974 года Солженицын был арестован, лишён гражданства и под конвоем выслан из страны. Об этом гражданам СССР сообщила центральная пресса. Если, зная это, Вы печатаете приведенные выше слова — значит, Вы сознательно лжете. Если же Вы не знаете этого всеизвестного (по крайней мере, в истории литературы ХХ века) факта, то странно, как Вы при этом возглавляете «Литературную газету». Будучи на этом посту, недостойно повторять клевету о призывах к войне, состряпанную против Солженицына 5-м управлением КГБ по борьбе с инакомыслием. Напротив, будучи в изгнании, Солженицын на долгие годы впал в немилость у американской прессы именно за то, что защищал историческую Россию».
Вслед за вдовой все гневались на Полякова за клевету на Солженицына, но нам кажется, что тот небольшой набор слов, которые Поляков написал в скобках, неизмеримо важнее. Прочтите ещё раз: «СССР, хотим мы того или нет, по сути одна из политических версий исторической России».
«Одна из политических версий» — это нечто приемлемое, вполне законное. Интересно, как отреагировало бы немецкое общество, если бы их газетчик написал: «Гитлеровский рейх по сути одна из политических версий исторической Германии»?
В том-то и дело, что фашизм и большевизм были безумием, смертельной болезнью. Германии повезло, что у них это продолжалось 12 лет, и восстановление страны начали те, кто жил до безумия и знал, как надо. А у нас это длилось 70 с лишним лет. И когда кончилось — все живущие были детьми безумной версии.
В гитлеровской Германии отменили только закон. Церкви не взрывали, собственность не экспроприировали.
В советской России отменили закон, веру в Бога, собственность, уничтожили миллионы лучших крестьян. (Настоящее безумие: убивать кормильцев.)
Поляков пишет: «Наша основная задача заключается в том, чтобы отечественная история — военная, политическая и прочая (и в том числе, разумеется, история культуры) — работала на воспитание гражданина, ответственного за судьбу своей страны и понимающего, что Россия — это сверхценность».
Но ведь факты изменить нельзя, история уже произошла. И значит, чья-то «основная задача» заключается в том, чтобы «правильно написать», то есть переписать. В который раз? Опять у нас Иван IV из Грозного станет Мудрым, опричники — спасителями Отечества от внутреннего врага.
Стоит только начать, и памятник Дзержинскому вернётся на Лубянку, и кровавый безграмотный карлик Ежов опять станет Сталинским Наркомом, и весной будущего года в Кремлёвском дворце отпразднуют его 120-летие, и хор ФСБ споёт гимн НКВД:
Мы Дзержинского заветы
В сердце пламенном храним!
Мы свою страну Советов
По-Ежовски сторожим!
Россия — это сверхценность. Абсолютно точно. А Ежов — это часть сверхценности? Если великий человек умирает от гангрены, то гангрена — это часть великого человека? Для патологоанатома — да. Для скорбящих близких эта гангрена — ненавистный враг.
Чехов — огромная ценность русской и мировой культуры. Но его чахотка, сгубившая, убившая его в 44 года, — это враг и русской культуры, и всего человечества.
Ленинско-сталинский коммунизм сгубил Россию. Да, это часть нашей истории, но гордиться этой частью нельзя.
Сделали атомную бомбу? Но другие сделали её раньше и без концлагерей. Наши исторические достижения ХХ века — вопреки безумию. Не будь этой «версии», студенты всего мира ехали бы к нам, а не в Гарвард. «Версия» 70 с лишним лет уничтожала таланты в литературе, в генетике, в кибернетике. И поэтому сегодня все редакции (включая «ЛГ») работают на американских компьютерах.
Поляков пишет, мол, не надо лепить из Солженицына культовую фигуру, «чтобы деятели культуры молодого поколения не делали для себя заведомо порочных выводов. В противном случае власть всегда будет видеть перед собой потенциал для очередного «болота».
Это русский язык главного редактора «Литературной газеты». Что такое «деятели культуры молодого поколения»? Разве есть «культура молодого поколения»? Или в этих словах пропущен предлог «для»? И тогда, видимо, сам Поляков хочет делать историю и культуру для молодого поколения? А «заведомо порочные выводы» — это, видимо, тоска по 70-й и 1901-й статьям УК СССР (клевета на советский строй и заведомо ложные измышления), именно их вменяли Солженицыну.
Поляков заботится о покое власти. Зачем ей огорчаться, видя очередное болото. И даже не само болото, а всего лишь возможность, потенциал.
Отвечая оскорблённой вдове Солженицына, Поляков написал: «Его (Солженицына) яростная, отчасти оправданная личной драмой нелюбовь к советской версии нашей государственности общеизвестна, и тут я скорее поверю 5-му управлению КГБ, окошмаривать которое в нынешней геополитической реальности я бы не рискнул».
Это удивительная откровенность. Поляков оценивает прошлую версию в зависимости от сегодняшней реальности. Это главный редактор «ЛГ» или персонаж «1984» Оруэлла? Изменится нынешняя геополитическая реальность, и он «рискнёт». И получит медаль за отвагу.
* * *
Должно быть такое место, про которое человек точно знает: тут ни обмана, ни грязи. Даже негодяи мечтают о таком, даже раздавленные жизнью. Почитайте Достоевского — герои мечтают не о новой шинели, а «чтоб было, куда приходить».
Скажут: вот же — церковь! Но и в патриархальные времена Достоевского в церкви было всякое, а уж в наши патриарховые времена и подавно. Герои Достоевского идут в скит, к старцу Зосиме. А нынешним — куда?
В СССР таким местом стала библиотека.
Церковь тогда сдалась «органам». Священники доносили на прихожан, раскрывали тайну исповеди… Не все? Ну конечно, не все. Но тех, кто не хотел сотрудничать, из церкви убирали нещадно.
Театр перестал быть вторым университетом (каким был до 1917-го) и вместе с кино стал агентом агитации и пропаганды. «Светлый путь», «Заседание парткома», «Ленин в 1918-м году», «Кубанские казаки», «Падение Берлина»… Добрейший Владимир Ильич, добрейший Дзержинский (а вовсе не палач), добрейший Иосиф Виссарионович…
И репертуар для театров, кинотеатров и новорожденного ТВ выбирал мудрый вождь и его ушкуйники, чиновники-монстры.
Режиссёр Юрий Любимов однажды рассказывал (утрируя акцент) о том, как Берия выбирал концертные номера для показа в Кремле Сталину:
«Он вошел, мальчики вмиг все двери закрыли, пауза была зловещая. Быстро сел, не снимая кепки, весь в кашне, воротник поднят, мальчики тоже с поднятыми воротниками, руки в карманах, видно, там пистолеты. «Начинайтэ». Всё закружилось, завертелось; 45 минут вертелось. Берия: «В Крэмыл паэдыт «Пэсна а важдэ», потом паэдыт вот эта «шари-вари-Берия» — обо мне, потом вот эта танц, где девки хорошо очень кружат юбки, — все ляжки видно. Всо!»
* * *
В библиотеке человек выбирал сам. Вот Гоголь, Пушкин, Сервантес, Шекспир, Эсхил. Хочешь — стой в очереди на Асадова или Пикуля, а хочешь — вот Киплинг, Фолкнер, Ремарк, Маркес, Брехт. А можешь в который раз взять «Войну и мир». Только подумайте — все шедевры, и бесплатно.
В России литература, начиная с какого-то времени (с Пушкина? с Достоевского?) стала богом и долго им оставалась.
А «Литературная газета» и названием, и содержанием, и происхождением (от Пушкина) была в некоторой степени церковью этого бога.
Среда стала важным днём для советского интеллигента. По средам выходила «Литературка». Но…
Пришли иные времена.
Взошли иные имена.
И «Литературка» постепенно стала исчезать, скукоживаться, ветшать и сокращаться (по тиражу) — одновременно с толстыми журналами, которых выгнали из дому новые глянцевые каталоги (называющие себя журналами для собственного самоуважения, для самоублажения).
Давно нет на устах ни «Нового мира», ни «Звезды», ни «Иностранки». И «Литературки», увы, тоже нет.
...Год назад у меня в руках оказался номер «ЛГ». Совершенно случайно. (Даже нельзя рассказать, где взял; сочтут глумлением.) На первой полосе — огромный портрет Сталина. Портрет великого доброго Отца народов (с плаката 1949 года — к 70-летию вождя). И заголовок через всю полосу: «ДРУГОГО СТАЛИНА У НАС НЕТ!»
С этим заголовком-лозунгом не поспоришь. Другого у нас действительно нет. А этот, который у нас есть, он какой? Отец народа или людоед? У «Литературки» по этому поводу сомнений нету: под портретом стихи, прославляющие Сталина.
Первое, что бросилось в глаза, — восторженные строки Владимира Высоцкого. В них «вождя дорогого чело», «о мудром вожде», «дорогого вождя и отца», «Сталин родной»… Вот последний куплет:
Имя Сталин в веках будет жить,
Будет реять оно над Землей,
Имя Сталин нам будет светить
Вечным солнцем и вечной звездой.
Восторг молитвенный, космический…
Это так странно. Когда вспоминаешь песни Высоцкого о Сталине и сталинских временах, на ум приходит «Банька»:
Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный — и всё позади.
И наколка времён культа личности
Засинеет на левой груди.
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс,
А на левой груди — профиль Сталина,
А на правой — Маринка анфас.
Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.
…А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили,
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.
Застучали мне мысли под темечком,
Получилось — я зря им клеймён,
И хлещу я берёзовым веничком
По наследию мрачных времён.
Высоцкого теперь надо переводить на современный русский. Или точнее — для молодых русских. Объяснять, например, что такое «времена культа личности». Объяснять, что «отдыхал я в раю» — это горькая ирония, и речь о лагере, о ГУЛаге — о каторге. Это там валили лес и теряли веру, это там глотали слёзы, а если повезёт — сырец (неочищенный спирт из опилок).
«Получилось, я зря им клеймён» — надо ли переводить? «Зря» — это напрасно; всего лишь досадная ошибка. Но «клеймён» — такое сильное слово, что не допускает ласковых толкований. Клеймят скот, рабов и преступников (при беспощадных режимах). Ни скотом, ни рабом, ни преступником Высоцкий себя не считал.
Стихи скорбные. Жизнь погублена напрасно. Героя песни не за воровство посадили и не за убийство, и даже не за политику. «Эх, за веру мою беззаветную/ Сколько лет отдыхал я в раю!» За веру.
И такая песня не одна. Вот «Баллада о детстве», где «Мои — без вести павшие, твои — безвинно севшие»:
Спасибо вам святители, что плюнули, да дунули,
Что вдруг мои родители зачать меня задумали,
В те времена укромные, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее,
А вот живёт же братия — моя честна компания.
Высоцкий родился 25 января 1938-го. Значит, зачат был в дни Большого террора, в 1937-м.
Вот и ответ! Мальчику, значит, в марте 1953-го только-только стукнуло пятнадцать. Володя Высоцкий — советский ребёнок, выросший в атмосфере непрерывного славословия. Радио, плакаты, песни, фильмы днём и ночью славили великого вождя, гения всех времён и народов. И когда вождь умер, мальчик написал про «дорогого вождя и отца». Мальчик тогда, в 1953-м, ничего не понимал, не знал и не мог знать. Когда понял — написал совсем другое.
Но те, кто в 2013-м напечатал под портретом Сталина стихи Высоцкого, всё знают-понимают.
Авторитет Высоцкого непререкаем и высок. Те, кто всё ещё берёт «ЛГ», видят: самый великий, самый гениальный русский бард, оказывается, безгранично любил товарища Сталина! Многие ли сообразят, что это написал ребёнок?
Как называется использование детей в политических целях? В рамках нормативной лексики мы не можем ответить на этот вопрос. На языке Полякова это называется «чтобы отечественная история (и в том числе, разумеется, история культуры) работала на воспитание».
Как поступил бы Высоцкий (будь он жив), если бы увидел свои наивные стихи использованными бесстыдно и цинично?
О тех, кто использовал Пушкина по несколько иным обстоятельствам, Маяковский написал:
Бояться вам рожна какого?
Что против Пушкину иметь?
Его кулак навек закован
В спокойную к обиде медь.
Кулак Высоцкого, конечно, закован. Но мы-то не медные. Газета вольна выбирать судьбу, вольна быть добровольным рабом мёртвого людоеда. Но и мы вольны сказать, что об этом думаем.
* * *
Недавно типография Сергиевой лавры напечатала календарь на 2014 год с портретами Сталина: 12 месяцев — 12 портретов.
Типография патриархии вольна брать любые заказы, вольна зарабатывать деньги «любым законным способом», вольна печатать календари, где в апреле весёлый Сталин, в мае добрый Сталин, в сентябре — проницательный, и всюду великий мудрый справедливый.
А на Бутовском полигоне — в семи километрах на юг от Москвы — бесконечные рвы, где закопаны тысячи жертв сталинских репрессий: только с августа 1937 по октябрь 1938 здесь были расстреляны 20 765 человек. Около тысячи из них — расстреляны за веру в Бога. (Более трёхсот причислены к лику святых.)
Расстрелы называли стрельбами, чтобы люди верили, будто там обучают солдат. Но окрестные жители всё понимали и молчали.
История работала на воспитание смертельного страха, а он передаётся детям, передаётся внукам… Запроданы рябому чёрту на три поколения вперёд, как сказал Мандельштам; а глядишь — и на четыре.
На заборе из простых досок дешёвые щиты — бесконечный список имён. Священник, священник, священник… Монахиня, монахиня, монахиня… Одной — почти 70. Митрополит — ему было за 80. Их-то за что? Шпионили, организовывали диверсии? Нет, они просто молились Богу, а не людоеду.
Это время (1937—1938), эти жертвы не спишешь ни на Ленина, ни на Хрущёва, ни на кого. Это время безграничной власти Сталина.
Царь Ирод убил младенцев (среди которых, как ему нагадали, был будущий царь иудейский). Младенец угрожал царской власти. Тут хотя бы логика есть. Чем угрожали Сталину старики и старухи? Как объяснить эту «версию» нашей истории? И как любить этот эпизод родной истории?
Пять минут от МКАД, от 15-миллионного города, а на «полигоне» никого. Редко увидишь трёх-четырёх людей…
Нам кажется, что отпечатанный патриаршим издательско-полиграфическим центром Свято-Троицкой Сергиевой лавры календарь с портретами доброго людоеда оскверняет святые могилы.
Нельзя сказать, что мученики — из-за этого календаря, из-за похвал нынешних иерархов по адресу Сталина — перевернулись в гробу. Потому что они похоронены без гробов, без отпевания. Их свалили в яму, как мусор.