«Мало кто знает об особенностях очень трудной профессии диктора... Диктор должен читать простой разговорной речью. Необходимы мягкость и теплота в передаче текста, предельная выразительность, бодрость и жизнерадостность голоса, поэтому для диктора важно систематически работать над собой, повышая политический, культурный и художественный уровень своего развития. Всеми этими качествами в совершенстве владеет 25-летний диктор Юрий Левитан... Ему поручаются все ответственнейшие радиопередачи. С 1933 года не было ни одного доклада товарищей Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича, материалов съездов партий, сессий Верховного Совета и других важных материалов, которые не читал бы по радио Юрий Левитан...» («Московский комсомолец» от 21 марта 1940 г.)
«Труба» из Владимира
Наталья Сударикова: — У папы был от природы красивый голос. И очень громкий, так что в детстве мальчишки дали ему прозвище Труба. Школьником он, как и многие сверстники, увлекался различными кружками, участвовал в самодеятельных театральных постановках... А тут еще родной дядя, младший брат матери Лев Юльевич, приехал во Владимир, где жила семья Левитанов, и организовывал там первые комсомольские ячейки. Дядя Лева много времени проводил с племянником, брал его с собой на комсомольские митинги, лекции, диспуты. Именно по комсомольской путевке Владимирского горкома летом 1931 года вчерашний школьник Юра Левитан поехал в Москву поступать в кинотехникум. Однако провалился на первом же прослушивании: уж слишком заметно по-владимирски «окал». Огорченный, он собрался было назад, домой, но тут увидел на заборе объявление: объявляется набор в группу радиодикторов. И решил попробовать.
Александр Шерель: — В начале 1930-х в Радиокомитете была создана Главная редакция информации. Для работы в ней объявили набор в дикторскую группу. Кандидатов прослушивала комиссия, в которую входили работники радио и известные актеры МХАТ. И вот перед этими «зубрами» появляется паренек, одетый в спортивные тапочки, в полосатую майку-«бобочку», и начинает читать басню Крылова, жутко напирая при этом на букву «о». «Отправить прочь?» — «Но уж больно голос хорош». И Левитана взяли-таки на радио... Дежурным по студии! Он разносил другим сотрудникам стаканы с чаем, таскал в дикторскую комнату нужные бумаги. Жил тут же, устроившись в какой-то каморке при музыкальной студии.
Решив стать радиодиктором, он занимался по 10 часов в день. Освоить культуру речи помогали мхатовские «звезды»: Нина Литовцева, назначенная руководителем дикторской группы, ее муж, великий артист Василий Качалов... Кроме правильной речи Юрбор (так сослуживцы любили впоследствии называть Левитана) работал еще и над развитием внимания, чтобы не допускать оговорок перед микрофоном (даже много позднее он любил такую присказку: «Слово не воробей: поймают — вылетишь!»)... Тренировался необычными способами. Скажем, так: становился на руки и, находясь вниз головой, читал тексты, которые подкладывал перед ним прямо на пол кто-нибудь из сослуживцев. Или другой вариант. Левитан читал вслух, а его ассистент все время поворачивал листок с текстом — то боком, то вообще вверх тормашками...
Н.С.: — У папы были прекрасные вокальные данные. Услышавший его однажды, профессор консерватории посоветовал диктору-стажеру подавать документы на вокальное отделение. Однако тот предпочел остаться на радио. А вместо консерватории поступил в школу-студию при Театре им. Вахтангова, где учился на курсе самого Рубена Симонова.
Ночной слушатель
Усилия Левитана не пропали даром. Через некоторое время юноше уже доверили работу в ночных эфирах.
А.Ш.: — Это были «технические» трансляции. Из московской студии диктовали тексты с только что сверстанной первой полосы свежего номера «Правды». В отдаленных областях страны их записывали стенографистки, и буквально через несколько часов самые важные материалы уже печатались в местных газетах. Чтобы люди, для которых читается текст, успевали все правильно записать, «ночной» диктор говорил в микрофон медленно, чуть ли не по слогам произнося каждое слово: «Се-го-дня во двор-це куль-ту-ры и-ме-ни И-ва-но-ва...»
Случилось так, что 25 февраля 1934 года у очередной такой технической радиопередачи появился новый слушатель. И не кто-нибудь, а сам товарищ Сталин! Вождь любил работать по ночам, а в этот раз он занимался очень важным делом: готовился к своему докладу на очередном, ХVII съезде партии, который должен был открыться на следующий день. Решив, наверное, немного отдохнуть, Иосиф Виссарионович включил радио.
Послушав немного, вождь поднял трубку телефона: «Соедините с председателем Радиокомитета!.. Товарищ Мальцев? Завтра я делаю доклад на съезде, так вот пусть по радио его прочитает тот самый человек, который у вас там сейчас диктует передовицу «Правды». Мне нравится его голос!»
Радионачальство пришло в ужас от такой прихоти. Но не станешь же объяснять «хозяину», что в ночном техническом эфире работает мальчишка, у которого нет практического опыта. И каких ошибок он наделает, читая огромный доклад вождя? Но деваться некуда, утром обладатель понравившегося Сталину голоса был вызван к начальству: «Будешь читать речь товарища Сталина на съезде партии!»
У Юры почти не было времени, чтобы подготовиться к эфиру: текст привезли лишь около полудня 26 февраля, до эфира Левитан только успел бегло просмотреть его. А буквально через пару часов вчерашний стажер уже сидел перед включенным микрофоном в студии: «Внимание! Говорит Москва! Передаем текст доклада...»
Он читал сталинскую речь пять часов. Без перерыва. И не сделал при этом ни единой ошибки или оговорки! Вождь, который, конечно, слышал эту передачу, был очень доволен. Он вновь позвонил председателю Радиокомитета и сказал: «Теперь пускай все мои выступления и другие важнейшие тексты читает по радио именно этот человек!» Так 19-летний юноша в одночасье стал главным диктором Советского Союза.
Он опередил Сталина
Особую популярность и всенародную любовь Левитан приобрел в годы войны. Все эти четыре тяжелых года страна узнавала важнейшие новости с фронтов из сообщений, которые он читал по радио.
Н.С.: — Всю войну отцу даже спать приходилось буквально урывками: его могли вызвать в студию в любое время дня и ночи. А если он куда-нибудь собирался отлучиться из дома, обязательно сообщал на работу: дежурный в Радиокомитете всегда должен был знать, где можно найти Левитана...
А.Ш.: — Как подсчитали впоследствии, Левитан прочитал в эфире около 2000 сводок Совинформбюро и свыше 120 сообщений «В последний час». Из-за «режима секретности» конверты с такими текстами, которые доставлял офицер-фельдъегерь, можно было распечатать лишь перед самым выходом в эфир. Так что Левитану приходилось читать с листа. Поэтому он применял маленькую хитрость: первую фразу произносил, нарочито растягивая слова, а в это время успевал пробежать глазами следующий фрагмент текста, чтобы понять, о радостных или трагических событиях пойдет дальше речь, и придать голосу соответствующую интонацию.
В августе 1943 года он читал по радио первый за все время войны приказ о проведении салюта — в честь освобождения Орла и Белгорода. И сделал ошибку, произнеся «Столица нашей родины будет салютовАть...», между тем как по правилам русской речи следовало поставить ударение иначе: «салЮтовать». Однако никакого скандала не последовало: «наверху» просто решили отныне использовать это слово «в редакции» Левитана.
Юрий Борисович обладал поразительной способностью: даже читая сообщения о трагических событиях на фронтах, он умел найти такие интонации, что слушатель верил: и после столь страшных поражений страна все-таки сумеет выстоять и одержать победу... Много лет спустя мне довелось разговаривать с маршалом Рокоссовским. Когда спросил его об отношении к Левитану, Константин Константинович знаете что ответил? «Левитан был для фронтовиков все равно как целая дивизия, пришедшая на помощь в самый ответственный момент боя!»
Левитана слышали и руководители Третьего рейха. Гитлер объявил диктора в числе личных своих врагов. С немецких самолетов разбрасывали листовки, в которых сообщалось, что за голову диктора назначена награда 250 000 марок! В одном из берлинских архивов мне показали любопытный документ: распоряжение из канцелярии самого Гитлера. Оказывается, по его приказу осенью 1941-го в войсках, наступавших на Москву, была сформирована спецгруппа СС, которая должна была в случае захвата нашей столицы найти самых опасных для рейха людей. Под №1 в списке значился Левитан, а вот Сталин занимал лишь вторую строчку...
Н.С.: — Отца всерьез охраняли. Даже фотографии его нигде не публиковались: внешность «главного диктора страны» являлась тайной. Есть даже предположение, что людям специально подсказывали неверный словесный портрет Юрия Борисовича: мол, низенький старичок с рыжими волосами. На самом деле папа имел рост под 180 сантиметров.
...плюс — любимая теща!
Во всех старых биографических справочниках значится, что отец Юрия Борисовича — рабочий. В действительности же этот пункт в биографии советского «диктора №1» был по указанию высоких партийных инстанций «подредактирован» — ради «идеологической безукоризненности».
Н.С.: — Мой дед был преуспевающим портным, до революции получал много заказов от военных — шил мундиры господам офицерам... Умер он вскоре после того, как сын Юра стал работать на радио — в 1933 году. А бабушка Мария Юльевна (Юрий Борисович называл ее ласково — «мамуша») с младшей дочерью Ириной в 1935 году перебрались жить в Москву...
Первые несколько лет своей работы на радио отец не имел собственного угла. Зато потом он получил большую 30-метровую комнату в коммуналке неподалеку от Кремля. Квартира огромная, — у папы было 15 соседей. В 1938 году он привел сюда красавицу-жену Раису, мою будущую маму.
Она была тогда студенткой Института иностранных языков. Друзья специально организовали встречу холостяка Юрия с красивой девушкой... На первом же свидании Левитан сумел произвести на Раису неизгладимое впечатление. Он вдруг взял ее за руку и произнес своим магическим голосом: «Люблю тебя!..» Потом, сделав небольшую паузу, продолжил: «...Петра творенье! Люблю твой строгий, стройный вид...» И так прочитал наизусть все вступление к «Медному всаднику».
Родители прожили вместе почти 11 лет. Потом мать встретила и полюбила другого — офицера, который учился в одной из военных академий Москвы. Папа ее понял: «Я препятствий твоему счастью чинить не буду. Останемся друзьями!» И они действительно до последних дней его жизни поддерживали самые теплые отношения, часто звонили друг другу, встречались. На протяжении многих лет у отца была традиция: отмечать Новый год в ресторане ВТО. Он заказывал стол на 10–12 человек и приглашал друзей и близких. В том числе и мою мать с ее новым мужем. Причем представлял ее всем окружающим как свою двоюродную сестру, а про ее супруга-военного говорил: это тоже один из моих родственников.
Отец больше так и не женился. Мы жили втроем: я, он и теща, моя бабушка Фаина Львовна. Однажды позвонили из Управления делами ЦК и предложили прикрепить нашу семью к спецстоловой на ул. Грановского, однако бабушка была категорически против: «Я сама вас буду кормить!» Она любила побаловать папу по кулинарной части, а позднее я приняла у нее эту эстафету.
Любимым местом в Москве для Левитана навсегда осталась улица Горького. Неподалеку от нее ему выделили в конце войны квартиру. Позднее, при Брежневе, отцу было предложено улучшить жилищные условия, — ему давали огромные восьмикомнатные хоромы, но в другом районе, и он отказался...
На лето вся семья переезжала на госдачу, которую арендовали в Серебряном Бору. Папа отлично плавал и как-то непостижимо быстро умудрялся загореть. Вплоть до последних лет жизни ему нравилось гулять по Серебряному Бору, причем налегке — в спортивных трусах, без майки и обязательно босиком!
«Вы больше, чем генерал!»
На протяжении нескольких послевоенных десятилетий именно голос Левитана извещал страну о кончине очередного коммунистического «вождя».
А.Ш.: — В начале весны 1953 года Юрбор собирался отправиться в отпуск. Вдруг его вызвали в «особый отдел» и предупредили: никуда не отлучайтесь из Москвы — товарищ Сталин заболел, и вам в ближайшие дни предстоит читать бюллетени о состоянии его здоровья. Но чтение таких текстов длилось недолго. Генералиссимуса не стало, и Юрию Борисовичу было поручено озвучить по радио сообщение о его смерти. Подобных траурных сообщений выпало на долю Левитана еще немало. Традиция была нарушена лишь в ноябре 1982-го. Тогда текст о смерти Брежнева прочитал другой диктор — Илья Прудовский.
Н.С.: — Через несколько часов после траурного радиосообщения отцу позвонили и объяснили ситуацию: мол, хватит Левитану читать по радио некрологи; нужно оставить «главный голос страны» только для светлой тематики. А кроме того, есть мнение, что все материалы, связанные со смертью Брежнева, надо давать поскромнее. Вот потому и работал в эфире другой диктор.
Помимо работы на радио отцу довелось много потрудиться на озвучках. Он читал закадровый текст для документальных фильмов, хроники... Были среди этих работ и секретные: киноленты о наших последних военных разработках, предназначенные для секретных показов. Такие спецфильмы стали делать в послевоенные годы. Студия, в которой шла запись фонограммы, находилась где-то под Москвой, обычно папу вызывали туда работать по ночам. Бывало, появлялись у нас в квартире два офицера в штатском и провожали Левитана к машине.
А.Ш.: — Юрия Борисовича часто приглашали на различные торжества и юбилеи, посвященные Великой Отечественной. Он никогда не отказывался — как бы ни был занят, каким бы ни было самочувствие... Вот и в начале августа 1983 года ему предстояло ехать на праздник в честь юбилея Курской битвы.
Н.С.: — Перед самым его отъездом из Москвы позвонила мама. Он ей признался, что неважно себя чувствует. «Может, останешься дома?» — «Нет! Меня там ждут люди. Я обещал!» Когда приехал в Белгород, ему стало плохо в номере гостиницы. Вызвали врача, и тот категорически заявил: нужен полный покой и отдых. Но разве папу удержишь? Отправились за 30 километров от Белгорода в деревню, где должен был происходить праздничный митинг.
Беда случилась сразу после его выступления. Юрия Борисовича перевезли в деревенскую амбулаторию, врачи пытались что-то сделать... Все оказалось бесполезно. В ночь на 4 августа 1983 года папы не стало. Мы потом отправили запрос на имя министра здравоохранения о причинах случившегося. В полученном ответе было сказано: подозрения на инфаркт не подтвердились, смерть наступила в результате остановки сердца.
В Москве проститься с «главным диктором Союза» пришло десятки тысяч человек.