Поезд №751 следовал из Омска через Москву на запад. Большинство пассажиров в эшелоне — молодые парни из Омской области, с Алтая, недавно призванные на службу в армию. Кроме того, в вагонах ехали несколько сопровождающих офицеров и сержантов и группа старшекурсников Казанского авиационного института. Есть сведения, что призывников везли в Западную группу советских войск, а студенты направлялись в один из летних лагерей для прохождения военной практики. Однако добраться до места назначения было не суждено ни тем, ни другим. Через несколько часов после отправления из столицы поезд потерпел крушение, врезавшись в вышедшую на пути лошадь.
Вагон как орудие убийства
Из показаний машиниста паровоза Л-428 А.Коспаровича: «Со ст. Можайск я отправился в 1 час 9 минут. Подъезжая к ст. Уваровка я обнаружил, что перегорела прожекторная лампа...» Гнать поезд по рельсам практически в темноте? Это, конечно, опасно, однако и задерживаться на перегоне плохо — эшелон выбьется из графика движения. Между тем предстоящий участок маршрута хорошо знаком, все проблемные места на нем много раз пройдены... Видимо, так рассуждал опытный «паровозник». И не стал сбавлять скорость. Увы, напрасно: через 15 километров его поджидал сюрприз. «Когда мы подходили к входному семафору [на станции Дровнино], я увидел впереди паровоза что-то непонятное. Я привел в действие тормоз...»
«Первоначальный акт о причинах крушения. 6 августа 1952 г. 6.8.52 г. в 2 час. 00 мин. на ст. Дровнино Зап. ж.д. поезд №751… потерпел крушение при следующих обстоятельствах: поезд, подходя к станции Дровнино со скоростью 35–40 км в час, перед мостом длиной 9 метров наехал на лошадь, ушедшую с пастбища, расположенного вблизи полосы отвода и принадлежащего колхозу им. Свердлова Уваровского района Московской области, по вине пастуха этого колхоза Артемовой и предс. колхоза тов. Ковалькова. Сбитая за 2 метра перед мостом лошадь была протащена паровозом до входной стрелки, расположенной за мостом на расстоянии 85 метров, где и произошел сход паровоза [с рельсов]... От схода паровоза последовал сход 30 вагонов, из них 26 занятых людьми...»
Эшелон по инерции протащило еще почти 100 метров — до автомобильного переезда у станции. Огромное количество жертв катастрофы было обусловлено составом вагонов, из которых сформировали поезд. В голове шли два больших четырехосных вагона — пассажирский и крытый товарный (в нем ехали военные, сопровождавшие призывников), затем следовали 8 двухосных теплушек с призывниками, за ними прицеплен вагон-ледник с продовольствием, а дальше еще 19 теплушек с призывниками и студентами. В хвосте состава находилось положенное по правилам воинских перевозок прикрытие — в данном случае это были 28 груженых платформ и вагонов.
Паровоз, наехавший на лошадь, выбросило в сторону встречного пути, за ним ушли с рельсов два первых вагона. Вся эта техника в итоге пострадала не сильно. Зато идущие следом теплушки стали опрокидываться и сминаться, конструкция этих легких вагонов не выдержала удара. Более того, как выяснила экспертиза, их металлические рамы сыграли роль страшного орудия: при ударе одного такого вагона о другой рама заднего из них, проломив деревянные стенки передней теплушки, глубоко входила в нее, убивая и калеча всех находящихся внутри. Замыкавшие состав вагоны с углем остались на рельсах. Двигаясь по инерции, они сыграли роль своеобразного пресса — напирали сзади на теплушки своей массой и плющили их. В результате было искалечено 26 вагонов.
Согласно акту осмотра и спискам, составленным 6 августа, в момент крушения погибло 99 человек, ранено 254 человека. Раненых разместили в железнодорожной больнице Вязьмы, городских больницах Можайска и Гжатска (нынешний Гагарин), районной больнице в Уваровке. Судя по рукописной пометке на сохранившейся справке, через двое суток скончалось от ран еще 13 несчастных.
Среди погибших и умерших подавляющее большинство, более ста человек, — юноши-призывники. Кроме того, несколько студентов авиаинститута и трое военных: два сержанта и полковник Владимир Тамошевич, начальник эшелона. Есть сведения, что незадолго до того он подал рапорт об увольнении в запас — и этот рейс с призывниками был последним служебным заданием ветерана. Почти всю дорогу Владимир Карлович ехал в штабном вагоне в голове поезда. Этот «четырехосник» в итоге пострадал совсем мало, «пассажиры в нем отделались легкими ушибами». Но полковнику была уготована иная судьба: на последней перед аварией остановке в Можайске Тамошевич решил перейти в одну из теплушек, где ехали студенты авиационного института. Легкий вагончик при крушении поезда оказался сильно изуродован, среди погибших в нем был и начальник эшелона, так и не дослуживший до пенсии.
Похоронных дел колхозники
Возле платформы Дровнино корреспонденту «МК» встретилась пожилая жительница одной из соседних деревень.
— Я совсем еще девчонкой тогда была, однако ночь ту на всю жизнь запомнила, — рассказала Анна Сергеевна. — Когда авария поезда произошла, из нашей деревни взрослые побежали туда, к переезду, прихватив с собой простыни — рвать на бинты, йод, зеленку. Ну и мы, дети, за ними. Там, где вагоны валялись, ужас что было: кто на земле лежит, кто вниз головой из обломков свисает, кровищей все залито... Женщины как могли стали перевязки делать, а мы, ребятня, воду в ведрах таскали: многие из этих, с поезда перевернувшегося, пить просили... Вскоре стали подъезжать машины, врачи появились, солдаты. Раненых увозили, а убитых складывали рядами тут же неподалеку — на лугу...
Из воспоминаний начальника Западной ж.д. К.Филиппова: «...В груде искореженных вагонов, которые и на вагоны-то уже не были похожи, находилось много мертвых и тяжело раненных, едва живых юношей. Тех, кого можно было освободить, не разбирая обломки, уже вытащили. Им была оказана первая помощь. Но многие остались зажатыми внутри того, во что превратились вагоны. Никто из прибывших до меня руководителей не решался дать команду разбирать завалы из-за боязни повредить тем, кто еще был жив. Однако промедление вело только к худшему. Я взял ответственность на себя. Как можно аккуратней... делали люди эту жуткую работу...»
В ближайшей к станции Дровнино деревне Сычики события тех дней хорошо помнит старожил Елена Александровна:
— На следующий день после крушения к маме моей и некоторым другим женщинам в нашей деревне пришли из правления колхоза и поручили шить солдатские рубахи, кальсоны... Специально несколько рулонов полотна привезли. В это нижнее белье потом одевали погибших призывников. Их ведь никуда отсюда так и не отправили, прямо там, на лугу, у места катастрофы, кое-как обмывали, обряжали, клали в гробы. А гробы-то мужикам-колхозникам из всех соседних деревень велено было сколачивать. Другие мужики копали могилы на дровнинском кладбище. Торопились очень, ведь надо было поскорее похоронить. Родственников погибших добралось сюда мало. Но одна пара запомнилась: муж с женой приехали из Латвии, чтобы забрать тело сына — Льва Янкуса, студента института, он погиб как раз в день своего рождения... Трупы всех студентов и военных отправили хоронить на родину, а здесь погребены только ребята-призывники из далекой Сибири.
Благодаря Елене Александровне удалось разгадать и одну из главных загадок катастрофы: почему в ту ночь на железнодорожных путях оказалась «беспризорная» лошадь?
— В ночь с 5 на 6 августа следить за колхозным табуном почему-то назначили пожилую женщину. И додумался же кто-то! Ведь ей не то что коней пасти — в больницу надо было ложиться по состоянию здоровья. Даже ходила с трудом! Вот и не смогла остановить вовремя одного из коней. Этого старого битюга лишь незадолго до того перевели в конюшню поселка Цветковский, а всю жизнь он прожил в деревне Калужское — по другую сторону железной дороги. Именно оттуда его много лет подряд пастухи гоняли на луговое пастбище через «железку». В ту ночь животное, оказавшись без присмотра, решило по укоренившейся привычке возвращаться в свою родную конюшню в Калужском и хорошо знакомой тропинкой вышло на пути как раз перед поездом...
Могила неизвестного призывника
Результаты работы комиссии , расследовавшей катастрофу у Дровнино, обсуждали на заседании Совмина, на котором присутствовал и Сталин. Было предложено отдать под суд многих из числа железнодорожников и колхозников: большое количество жертв крушения требовало «в духе времени» и внушительного списка наказанных. Однако, по свидетельству К.Филиппова, неожиданную мягкость проявил на сей раз «великий вождь»: «Сталин, вероятно, поняв всю трагическую нелепость случая и почувствовав явное «натягивание» вины на невиновных... посчитал нужным внести предложение сократить количество лиц, ответственных за крушение».
2 сентября 1952 года вышло секретное постановление Совета Министров СССР «О крушении поезда №751 на станции Дровнино» за подписью Сталина. Согласно этому документу были привлечены к судебной ответственности трое: начальник Можайской дистанции пути Варызгин, дорожный мастер Зеленов («за непринятие ими должных мер к охране железнодорожного пути»), а также председатель колхоза им. Свердлова Ковальков («за непринятие мер по надзору за колхозным скотом, пасущимся вблизи железнодорожного полотна»). В итоге они получили довольно «легковесное» по тем временам наказание: от 2 до 7 лет тюрьмы. Примечательно, что одно из «главных действующих лиц» этой трагедии — колхозница Артемова, упустившая лошадь с пастбища, не получила даже выговора. Видимо, непригодность к работе этой пожилой женщины была столь очевидна, что могла послужить лишь дополнительным аргументом к осуждению колхозного начальства, отправившего немощную крестьянку пасти стадо.
В правительственном документе были даны распоряжения: усилить меры по обеспечению безопасности движения поездов, выполнять людские перевозки только в вагонах современной конструкции... Пункт 5 (снабженный дополнительной красной отметкой «секретно»): «Обязать Министерство путей сообщения: а) выдать в месячный срок семьям погибших... единовременное пособие по 2 тысячи рублей на каждую семью; б) предоставить одноразовый бесплатный проезд в оба конца близким родственникам пострадавших при крушении на 2 человека каждой семьи».
Автору этих строк удалось разыскать родственника одной из жертв катастрофы.
— В ту ночь у станции Дровнино погиб мой брат по материнской линии, Алексей Петрович Олешко, — рассказал житель городка Шарыпово в Красноярском крае Вячеслав Неискаш. — Летом 1952 года его призвали в армию, а через некоторое время мать получила похоронку — извещение о смерти сына. Там и адрес был указан, где он похоронен. Мама после этого тяжело заболела... На могиле Алексея она так ни разу и не смогла побывать: простая крестьянка, дальше своей деревни практически никуда не выезжала, а тут — через всю страну добираться! Я брата не помню, мне, когда он погиб, всего годик был, но старшие рассказывали про него.
Такое странное стечение обстоятельств — Алексея Олешко в итоге сгубили... две лошади.
— Семья тогда жила в Алтайском крае, в селе Паклино Баевского района. После окончания школы Алексей работал колхозным конюхом. Как-то раз перегоняли лошадей на пастбище через речку Кулунда, и один конь на переправе споткнулся, упал неловко и утонул. А времена сами знаете какие были — брата обвинили во вредительстве, расследование началось. Тут ему повестка в армию пришла. Однако местные органы Алексея не отпускали, пока следствие не закончено. После нескольких месяцев допросов и следственных действий признали его невиновным в гибели коня, но в итоге в армию брат пошел позже своих ровесников — и как раз оказался в том злополучном эшелоне, который пустила под откос другая лошадь...
Вплоть до недавних времен Дровнино было станцией, однако в конце 1990-х ее «разжаловали» в обычный остановочный пункт. А на ближайшем к месту катастрофы кладбище в селе Дровнино сохраняется специально огороженный участок. У входа на него нет никаких пояснительных табличек и надписей. Внутри — ряды одинаковых белых надгробий, на каждом из которых указаны одни и те же годы жизни: 1933–1952. Как рассказали местные жители, на протяжении многих лет это братское захоронение жертв катастрофы оставалось в запустении. Родственники погибших приезжали сюда нечасто, многие могилы вообще оказались «сиротскими». Постепенно надгробия стали ветшать, разрушаться, земля под ними проседала...
— Мы пробовали обращаться в районный военкомат, но никакой помощи не добились, — рассказывает глава сельского поселения Дровнино Александр Шорников. — Тогда написали письмо на имя президента ОАО «РЖД» Якунина, и в результате железнодорожное начальство выделило средства на благоустройство мемориала. На эти деньги были в том числе заказаны новые надгробия, которые установлены в 2012 году.
Обойдя все братское захоронение, ваш корреспондент насчитал в общей сложности 102 могилы. Из них шестнадцать — полностью безымянные: на памятниках, кроме года рождения и года смерти, не написано ничего. Еще на нескольких могилах указано только имя или фамилия: Михаил, Красовский, Андрей Сергеевич...
16 безымянных могил — 16 пропавших без вести молодых ребят. Можно допустить, что личные дела, документы погибших, которые везли в этом же эшелоне, оказались в результате крушения уничтожены. Но, наверное, сохранились в военкоматовских шкафах по месту мобилизации списки всех призывников, которых везли в «семьсот пятьдесят первом». Остается ощущение недоработки, пренебрежительного отношения тогдашних военных и чиновников в Москве к памяти погибших юношей из далеких восточных областей страны: закопали быстренько без фамилии, без имени — пусть так и остается! А как же десятки несчастных матерей? Их сыновья отправились исполнять «священный долг перед Родиной» и сгинули. А в полученных через некоторое время казенных бумажках — только страшные слова: «пропал без вести». Матери, отцы, сестры, братья так и не узнали никогда, где же похоронены их самые близкие люди.
Редакция благодарит Главное архивное управление Московской области за помощь в подготовке данной публикации.